Снежная королева

      Она была точно королева. Платиновые волосы опускались до пояса; глаза, светлые и чистые, словно лёд, делали её похожей на героиню сказки. Снежную королеву, например. Гордую и неприступную, обжигающе яркую и леденяще опасную.       В своём простом тёмно-синем платье с огромным подносом в руках она двигалась легко и плавно с осанкой, которой могли позавидовать многие дамы. Она достойна была быть королевой. Носить шелка, бархат и жемчуг.       У Ивана никогда не было королей и королев. Только цари — наследники цезарей, переросшие потом в бесславно окончивших свой век императоров. У неё же было лишь то, чем делился старший брат.       Повод, по которому они собрались все вместе, Людвиг не запомнил, потому что тот был не очень-то и значительным. Да если бы и запомнил, то его точно вышибло бы из мыслей скандалом, разразившимся, едва все узнали, что отвечать за банкет вызвался Франциск.       Женщины, их милые, нежные и трепетные женщины, умевшие держать в руках винтовку ничуть не хуже кастрюли (а некоторые даже и лучше), сразу же выразили мысль, вся суть которой сводилась к простому: мужчина в быту хуже порося, дорвавшегося до квашни.       Франциск, оскорблённый таким сравнением до глубины души, попытался было возмутиться, но наткнулся на ледяной взгляд Ивана. Тот, пусть и боялся своей младшей сестры пуще чумы, каждый раз заступался и за неё, и за старшую Ольгу.       Поэтому-то сейчас они и могли мирно сидеть, пить пиво и наслаждаться блюдами, из которых точно не высунется лягушачья лапка, а то и что похуже. К тому же, наготовили милые и прекрасные женщины столько, что хватило бы и на десяток армий.       Но больше всего Людвиг наслаждался стройной, точёной фигуркой, плавно передвигающейся от стола к столу. Стройными ногами, вокруг которых тихо, нежно, как-то совершенно по-домашнему, шелестела тёмно-синяя юбка. Хрупкими руками, тонкой талией, изящной шеей и нежными чертами лица.       Франциск изредка, опрокидывая в себя очередной бокал вина, пытался рассуждать о женщинах, слишком много о себе возомнивших. Но один взгляд ледяных глаз, и он мгновенно переходил на шёпот. Иван, сидящий рядом, после каждой кружки принимался сожалеть о судьбе сестрицы, которую никто не хочет брать замуж такую "хорошую, умную, работящую девку".       Людвигу тоже перепадало пугающих взглядов. Просто так, ни за что, чтобы не расслаблялся. И сердце покорно замирало, очарованное чистым сиянием голубых глаз. Он думал о том, что из неё бы получилась чертовски хорошая королева. Сильная, строгая, красивая.       Торис, перебравший пива, попытался было заплетающимся языком рассказать что-то о своей великой любви, о прекрасных небесно-голубых глазах, сияющих платиновых волосах, но почти сразу же свалился под стол, сражённый точным ударом кулака.       Людвиг искренне, от всей души восхитился той невозмутимости, что застыла на лице Натальи, ловко усмирившей надоедливого поклонника. Да и к тому же разве могла она нарушить обещание не пугать гостей, данное сестре и брату? На мгновение Людвиг даже подумал, что Торису слабо досталось. Наверное, он тоже, как и многие другие, перебрал пива.       Когда она в очередной раз направилась на кухню, Людвиг, извинившись перед сидящими за столом, поднялся и пошёл вслед за ней. За гордой, независимой и холодной девушкой. За настоящей Die Schneekönigin*.       Людвиг догнал её в коридоре. Окликнул, смакуя в который раз такое одновременно простое и необычное имя — Наталья. Он точно перебрал пива. Или сошёл с ума. Потому что нормальным ему точно не хватило бы духу это сделать.       Услышав его, Наталья лишь замерла. Не обернулась, словно он что-то совершенно недостойное её внимания. Назойливая мошка вроде Ториса, валявшегося под столом без сознания.       А он задыхался от терпкого аромата полевых трав, горьких ноток мёда и запаха свежего хлеба, исходившего от её волос. Тонул в голубых, чистых словно лёд глазах, когда она развернулась, подчиняясь движению его рук.       Людвиг прижал её к стене быстрее, чем она сообразила, что произошло. Быстрее, чем он сам понял, что вообще творит или вытворяет. Людвиг коснулся её губ, таких нежных, мягких и желанных. Тех самых губ, с которых днём ранее срывались ругательства, заставлявшие других белеть или краснеть.       Людвиг почувствовал, как холодная сталь коснулась шеи. Его руки застыли на талии Натальи, прямо на полосатой ленте, завязывающей фартук. Он прекрасно знал, что под тёмно-синей льняной юбкой скрываются ножи. Но предпочёл забыть о них. Зато Наталья, едва отойдя от шока, вспомнила о родном оружии.       Нож чуть сильнее надавил на горло, рассекая кожу. Пара алых капель скользнула вниз по шее. А Людвиг наслаждался вкусом её губ, ароматом волос и взглядом голубых глаз, в которых медленно, но верно закипала ненависть.       Наверное он был мертвецки пьян, раз считал, что Наталья была безумно прекрасна в этот момент. Разрывая поцелуй, он скользнул бритой щекой по её щеке, заметив, что её кожа ещё нежнее, чем он себе представлял. Коснулся губами её виска, закрыв глаза и просто наслаждаясь моментом.       Открыть глаза пришлось, когда тело пронзила боль — ничуть не церемонясь, Наталья заехала Людвигу кулаком под рёбра так же, как ранее Торису.       — Ты больной, — произнесла она, отходят в сторону и отряхивая юбку, как будто его прикосновения оставляли на ней грязные пятна. — Отбитый напрочь. Не приближайся ко мне, Крауц.       А Людвиг стоял, опиравшись рукой о стену, и просто смотрел, как с губ его снежной королевы срывается отборная брань. Недостаточно громко, чтобы услышали другие, но достаточно, чтобы он расслышал каждое слово и каждую интонацию.       — Дай руку, — сказала Наталья, видя, что её слова и их смысл не достигают сознания адресата.       Людвиг скорее на автомате, чем обдумав, протянул руку. Она нежно улыбалась и он был покорён. Попроси Наталья сейчас у него принести ей мир на блюдечке — не раздумывая бы принёс, сложил к её ногам.       Хруст сломанных костей дошёл до мозга позже, чем боль. Улыбка сползает с её прекрасного лица, как будто её никогда и не было.       — Не подходи ко мне, Крауц, — ядовито бросает Наталья, прежде чем скрыться за шторой, отделявшей коридор от кухни. — Если тебе дорога жизнь.       А он будто и не слышал этого. Как оглушённый, Людвиг здоровой рукой коснулся шеи, вытирая кровь. Подумал о том, что неплохо бы найти ванную — перевязать руку, обработать царапину.       Брат наверняка сначала рассмеётся, потом сочтёт его сумасшедшим. Иван сначала сочтёт его сумасшедшим, потом решит, что Людвиг издевается. Потом они долго будут ходить вокруг него кругами, пытаясь выяснить не заболел ли он, не угрожали ли ему, не отравился ли... Но Людвиг подумает об этом завтра.       Сегодня же он стоял в коридоре, прислонившись к деревянной стене и в голове рисовал портрет, со присущей ему кропотливостью, перенося на него каждую деталь внешности Натальи.       Она походила на королеву. Платиновые волосы опускались до пояса, глаза, светлые и чистые, словно лёд, делали её похожей на героиню сказки, которые он читал в детстве. Снежную королеву, например. Гордую и неприступную, обжигающе яркую и леденяще опасную. Королеву, которую он почему-то безумно хотел сделать своей.       — Meine liebe Fräulein**, — беззвучно произнёс Людвиг, спустя двадцать минут возвращаясь в зал, где царило всё то же веселье, среди которого, от столика к столику, плавно шагала стройная девушка в тёмно-синем платье.