(очень)

Их первая встреча выпала на период, когда Чангюн все еще ощущал себя некомфортно, все еще не умел улавливать течение сеульской жизни: она была абсолютно не сопоставима с бостонской. Идея вернуться на родину была спонтанной, такой же была и все последующая его жизнь в южнокорейской столице. Не сказать, что корейские тенденции были полярно противоположны американским, но они все же чувствовались иначе, свежее, что способствовало пополнению идейной чангюновской копилки, но не способствовали его полной интеграции в новую стезю. Здесь он сам ощущался другими чем-то свежим, потому его и приняли быстро, но для установления плотного контакта ему все равно было нужно время. Потому на вечерах (чуть ли не каждодневных), на которые его затаскивал Джонни, он в большинстве своем отмалчивался до тех пор, пока к нему не обращались напрямую, и просто наблюдал. Он не чувствовал себя неуютно, нет, просто Чангюн такой, он вникает и впитывает, обдумывает каждое слово прежде, чем выпустить его изо рта. Потому и привлек интерес практически всей верхушки индустрии моды Сеула, в которую случайным образом влился ( «это все Джонни-хен» ). Эти вечера, проходившие на мансарде одного здания, посещал ограниченный и близкий между собой круг людей, из-за чего они были более приземленными и шумными, чем того ожидал Чангюн, который вообще изначально шел сюда с дрожащими коленками, волнуясь перед встречей с не последними лицами корейской (и не только) фэшн-индустрии. Но потом он увидел, как длинноногая модель, который еще вроде только вчера вернулся с недели моды в Токио, сидел на корточках в углу и чавкал покупным раменом, и успокоился. (Нет, на самом деле, Хенвон тут был таким единственным, просто он говорил, что только здесь его менеджер, запрещающий модели нормально питаться, не может его найти). Эта компания из чуть ли не нескольких десятков человек была Чангюну изначально важна из чисто профессиональных целей, так как все ее представители вращаются в чангюновской сфере и тому было чрезвычайно полезно пообщаться с почти что коллегами. Но потом ему так пришлась по вкусу их болтовня, что он решил задержаться с этими людьми на подольше. Ведь все они были дикими фанатиками своего дела и говорили исключительно об этом, только в земных формах: (– Видел, там Чхве запустил свою линию бейсболок… – Ага, а может лучше пожрать говна?) Как уже говорилось, Чангюн влился быстро, и каждый вечер после работы без раздумий направлялся на мансарду здания, в котором располагался выставочный зал Вонхо, где каждый день можно было найти хотя кого-нибудь вкупе с парочкой бутылок красного полусладкого и разговорами о новых лицах и работах. Такая идиллия, к сожалению, продлилась недолго. Потому что Ю Кихен вернулся из отъезда. За эту парочку недель Чангюн уже успел услышать имя Ю Кихена с сотню раз, если не больше, но встречать не встречал, потому что, как выяснилось позже, он был не в Сеуле. Чем Кихен занимается, главное, Чангюн так и не уловил, но его почему-то здесь знал каждый и каждый хотел нашутиться о нем вдоволь во время его отъезда, потому что приедет – всех убьет. Особенно отыгрывалась его жена, Бора, которая с удовольствием подхватывала, когда речь заходила о Кихене, и вбрасывала какой-то стыдливой факт о своем муженьке, чтобы смех зазвучал еще громче ( «я уже чувствую, как больно он будет нас бить» – сквозь хохот пищал Юно). Так вот. Кихен. В день возвращения Кихена у Чангюна все шло через задницу, потому что у него сломался его планшет, ему было не на чем рисовать, так что он не мог закончить эскиз и очень из-за этого запаривался. Так что когда он пришел на мансарду, он первым делом свернул к кухонному островку – там можно было найти только алкоголь, снэки и кофе. За последним Чангюн и направился. А в проеме столкнулся с незнакомым лицом, русые волосы которого были так хорошо уложены в «беспорядок», что Чангюн аж дар речи потерял. И посмотрел незнакомец на него пронизывающе, явно не понимая, откуда в этом месте впервые за долгое время новое лицо, а Чангюн лишь поклонился неуклюже и отошел, давая тому пройти. Этим незнакомцем, нетрудно догадаться, был Кихен, из-за которого у Чангюна начинался непонятный мандраж. Но сам Им понял, кто это, лишь тогда, когда вернувшись в комнату с чашкой кофе, он увидел незнакомца рядом с Борой, чья рука лежала на его колене. Эти двоя выглядели как чертовы кинозвезды. Бора была безумной красавицей с щедро поцелованной меланином кожей и яркой улыбкой (Чангюн даже уже планировал пригласить ее в качестве модели для своего костюма на межсезонный показ), а тут еще и Кихен с глазами лукавыми и наиприятнейшей улыбкой, одетый без изъянов. Чангюну опять стало обидно из-за несправедливости, что такие люди вообще бывают. По истечении получаса, когда Кихен рассказал про свою поездку во Вьетнам всем присутствующим (в тот вечер на мансарде было человек семь), Чангюн каким-то образом обнаружил фотографа (как выяснилась профессия Кихена) рядом с собой: Кихен сел (очень) близко и вполоборота, закинул локоть на спинку дивана и с полуулыбкой обратился к Чангюну: – Нам еще не удалось познакомиться, я Кихен, – и протянул свою ладонь. На самом деле, даже несмотря на то, что Чангюн отвечал на все вопросы Кихена с виду спокойно и связно, внутри у него было какое-то непонятное клокотание, видимо, его подсознание пыталось сказать ему, что сближение с Кихеном, который был, кхе, очень во вкусе Чангюна, кхе, было не лучшим вариантом. (Потому что Чангюн крашнится на раз-два, а у того жена вон сидит в другом конце комнаты). Но все же, Кихен был притягательным, и Чангюн не мог себя заставить прервать с ним разговор. – Так ты вернулся в Корею работать? – спрашивает тот и слегка меняет позицию, отчего их колени соприкасаются. – Да, вроде того, это было неожиданно и только благодаря Джонни-хену, – ответил тот со смешком и отвел взгляд на пару секунд, потому что старший смотрел пристально и выдерживать это было не так легко. – Джонни? Малыш Джонни? Он вернулся? Да еще и вместе с тобой? Чангюн на секунду задумался, насколько релевантно словосочетание «малыш Джонни» по отношению к его высоченному хену, особенно странно это звучит из уст Кихена, который ростом был с самого Чангюна (наконец-то, блять, спасибо, хоть кто-то). – Я был его ассистентом, когда он стажировался в бостонской дизайнерской компании. Ну, знаешь, ему скоро бренд и компания его отца перейдет, вот он за опытом поехал, а я от института практику там же проходил, так мы и познакомились, сошлись. Потом он глянул мои работы и сказал, что хотел бы, чтобы я работал в их, ну, отца его пока что, компании, а я согласился и вот я здесь. И на мансарду к Вонхо-хену тоже меня он привел. – Хм, начинающий дизайнер значит? – хмыкнул тот и сделал глоток из своего бокала, не отрывая взгляда от собеседника. – На чем специализируешься? И Чангюн начал рассказывать, да так увлекся, что заговорился аж минут на двадцать, потому что он любит свое дело, окей? А потом, когда понял, что он, наверно, болтает слишком много, стушевался, извинился, взгляд спрятал и потер шею ладонью. Тогда Кихен тихо кратко засмеялся, а его рука на несколько секунд оказалась на плече Чангюна. – Все в порядке, – ответил тот, пытаясь словить взгляд Чангюна. – Ты с таким воодушевлением об этом говоришь, это трогает, продолжай, пожалуйста, – продолжил Кихен, а его улыбка показалась Чангюну слишком мягкой, чтобы быть реальной. Наверное, Чангюну никогда еще не приходилось вести подобные разговоры. То есть, Кихен его реально слушал, задавал вопросы и сам что-то рассказывал, но было такое ощущение, что у их беседы есть «двойное дно». То, как Кихен смотрел на него, как наклонял голову, как часто (очень) касался его мимолетом, каким тоном к нему обращался и как произносил его имя. Чангюн не хотел, боялся, дать этому подтексту название, просто стыдливо украдкой бросал взгляды на Бору, сидящую на другом конце комнаты с Чжухоном и Джексоном, обсуждающую какой-то алкоголь и совершенно не обращающую внимание на своего муженька. Засиделись они надолго, до тех часов, когда общественный транспорт начинает ходить раз в тридцать минут и то неточно. Чангюн стал прикидывать, как ему лучше будет добраться до дома, и тут вклинился Кихен. Ехать в такси, затесавшись на заднее сидение вместе с Кихеном и Борой, было, мягко говоря, неуютно. Хёрин, занявшая место рядом с водителем, направлялась вместе с ними, потому что временно жила у семьи Ю. Бора уснула на плече у Кихена, сидевшего посередине, а тот молчал и только барабанил пальцами по ладони Чангюна, который ему почему-то подыгрывал и ловил своими пальцами чужие.

***

Так Чангюн стал проводить чуть ли не каждый вечер в компании Кихена. Они обменялись номерами, так что телефон Чангюна несколько раз в день оповещал о новом сообщении от хена, который только через раз писал о чем-то практическом, вроде «ждать тебя сегодня?». Дизайнер в какой-то момент, бессознательно для себя, начал отвечать на подобное: «если ты придешь, то да». Через неделю таких встреч они вышли за рамки мансарды выставочного-зала-дома-Вонхо: Кихен позвал Чангюна на ночной марафон французского кино. Оказалось, что все фильмы не были дублированы, у них имелись только корейские субтитры, и Кихен так смешно матерился шепотом, когда не успевал прочитать быстро сменяющие слова и не улавливал смысла происходящего, что Чангюн всю ночь провел, смеясь над хеном и его лицом запутанного во французской культуре человека. Сближение Кихена с Чангюном не осталось незамеченным всем кругом мансарды (кроме Боры, похоже). Чангюн решил принять нейтралитет: он просто не думал о том, что между ними двумя происходит, дабы не чувствовать стыда перед Борой, из-за которого он бы начинал чувствовать себя с Кихеном некомфортно. А прерывать общение с Кихеном ему не хотелось не под каким предлогом. Чангюн еще никогда не чувствовал себя так, как это бывает рядом с Кихеном, а что это значит и что значит боль в животе, появляющаяся в моменты, когда рука Кихена оказывается на талии Боры, Им предпочитал не думать. На затворках мозга Чангюн понимал, что у него начинается (если не прогрессирует) большой односторонний краш на этого русого женатого фотографа, потому что, окей, даже если общение Кихена похоже на сплошной флирт, Ю женат и выглядит с Борой вполне счастливо и комфортно, чтобы рушить все ради едва знакомого мальчика. И вся его забота и интерес по отношению к Чангюну – не больше, чем отношения заботливого хена со своим донсэном. Чангюн решил, что Ю общается так со всеми и сделал вид, что ему плевать. А потом Минхек. Подсел к Чангюну, когда тот на несколько минут остался один в силу того, что Кихена увела Бора что-то обсудить, и сказал: – Кихен с тобой такой, хм, тактильный, – даже с несколько вопросительный интонацией. – В смысле? – отозвался Чангюн самым спокойным тоном. – Ну нет, меня это просто удивляет, – сказал тот со смешком. – Кихен не любитель прикосновений, объятий и всего такого, разве что Боре дозволено, и то не в больших количествах, а с тобой он прям какой-то липучка, – продолжал хихикать темноволосый журналист. Тогда Чангюн не смог сдержать постного лица, потому что Кихен трогает его постоянно, постоянно, и как это возможно, что хен не любит прикосновения? В ответ Минхеку Им лишь пожал плечами, а потом, когда Кихен вернулся к нему и первым делом обвил свои пальцы вокруг локтя младшего, Чангюн завис на пару секунд, ощущая исходящий от руки хена огонь.

***

Чангюн понял, что он не выдержит разговора о том, что между ним и Кихеном происходит, поэтому просто замял в себе этот вопрос, решив плыть по течению. Рост его страха этой темы был комплементарен росту его привязанности к фотографу. Поэтому он больше не заморачивался, ни тогда, когда выбирал Кихена в качестве единственного гостя, которого он может привезти на закрытый показ будущей коллекции его бренда, в которой был созданный Чангюном комплект (его дизайнерский дебют); ни тогда, когда идеально выглядящий в смокинге Кихен притащил на показ свою камеру, но фотографировал почему-то исключительно Чангюна исподтишка; ни тогда, когда Кихен провел с ним всю афтепати после показа и отвез подвыпившего и счастливого Чангюна домой; ни тогда, когда согласился остаться у того на ночь под тупым предлогом посмотреть мультик; ни тогда, когда Кихен начал перебирать пальцами черные волосы Чангюна, бесстыдно улегшегося на коленях хена и ластившегося о его ладонь. (Чангюну только стало несколько грустно на утро, когда он по пробуждению получил готовый завтрак от Кихена в комплекте с щелбаном за то, что у него в холодильнике нормальных продуктов не вводится. Потому что Кихен потом ушел, а Чангюн хотел, чтобы таким утром начинался каждый его день. Но увы.) Так они просуществовали еще с несколько недель, до того, как стукнули первые зимние холода. Чангюн чувствовал, верил, что у него все в балансе, что он в порядке. Но потом случилась годовщина издательства, в котором работает Кихен, и тот пригласил Има на празднование. Конечно же, там была Бора. Но с ней было весело, особенно когда Кихен был вынужден оставить этих двоих и пойти приветствовать людей, с которыми ему приходилось/тся работать. Потому что Бора их всех знала, и когда Кихен подходил с наимилейшей улыбочкой к очередному человеку, она тихо говорила что-то вроде: «это госпожа Сон, но Кихен зовет ее просто Жопоголовой Сукой». Чангюну тогда даже удалось с кем-то познакомиться и пообщаться, пока не вернулся Кихен, не схватил его за руку и со словами о полнолунии не потащил его на балкон, захватив их с Чангюном куртки. Мороз был дикий, и понятно, что на гигантском балконе на высоте двадцатого этажа больше идиотов не было. Чангюн захотел обратно как только открыл дверь и почувствовал, насколько низкий за стеклом градус. Но Кихен был напорист, так что он вытащил младшего, говоря, что обязан показать ему этот вид. Вид конечно был божественный, особенно на реку Хан, в которой гигантским белым огнем отражалось пятно полной луны. Чангюн даже перестал противиться и хныкать о холоде. Просто перетаптывался с ноги на ногу от дрожи и кутался в свой пуховик. Тогда Кихен развернулся к нему и накинул на голову Чангюна его капюшон с искусственным мехом, «чтоб уши не мерзли», а капюшон-то не отпустил, продолжал держать его за края, стоя в максимально опасной к Чангюну близости. Чангюн был полностью уверен, что Кихен собирался его поцеловать. На этом безлюдном балконе в температуру минус сто. Чангюн тогда задержал дыхание, понимая, что коленки его начали трястись уже не из-за холода, а из-за бегающего с глаз Чангюна на губы взгляда Кихена. И Кихен реально поцеловал бы. На этом безлюдном балконе в температуру минус сто. Он даже сделал кроткий жест, ненамного придвигаясь к чангюновскому лицу. Но потом послышалось «так и знала, что ты здесь» и Бора вышла к ним в одном платье, еле стоя на ногах. Кихен тогда назвал ее алкашкой, накинул ей на плечи свой пуховик и, бережно приобняв ее одной рукой, повел к выходу с балкона, кивнув Чангюну с извиняющейся улыбочкой. У Чангюна тогда внутри что-то сломалось. Потому что он влюблен в Кихена по уши, а тот женат и просто играется с младшим. Может Бора даже все видит и не реагирует на очевидный флирт ее мужа с другим парнем, потому что знает Кихена лучше всех и понимает, что это ничего не значит. Только Чангюн здесь ничего не понимает. Он вышел с этими двумя с балкона, бросил «мне пора» и, не оборачиваясь, быстрым шагом пошел на выход, не снимая капюшона, а Кихен остался смотреть ему в след, процедив «блять, дерьмо» сквозь зубы.

***

Чангюн закинул его в игнор. Никакой мансарды Вонхо, никаких встреч компанией, никакого Кихена. Пусть тот хоть обзвонится, Чангюну было плевать. То, от чего Чангюн все это время отворачивался, заявило о себе: он признал, что влюблен, влюблен в совершенно не того человека. И надо было с этим что-то делать. Сбежать от него, например. Ну а что, у Чангюна вон дизайнерский дебют, скоро придуманные им вещи появятся на полках магазинов по всей стране, он занят, ему некогда. Поэтому количество пропущенных от Кихена уже пошло за сотню. За всего лишь четыре дня. Чангюн знал, что Кихен искал его, поэтому старался минимизировать свои выходы в люди, точнее, кроме своего офиса и квартиры, а может быть еще и круглосуточного магазинчика напротив дома, нигде не бывал. Но после того, как новая коллекция поступила в продажу, они всем офисом пошли пить. И тут Чангюн не мог отказаться, его дебют был одним из главных поводов (спасибо Джонни). Чангюн успокоил себя тем, что это попойка была спонтанным решением и включала в себя только работников его компании, поэтому Кихен здесь появится не мог. Ага, конечно. Есть же Джонни. Которого даже просить особо не надо было, чтобы сдать «мелкого». Поэтому вскоре в проеме входа в ресторан появился он самый, в зимней вариации кожанки (с теплой подкладкой) и с порозовевшими от холода ушами, его прическа была все такой же идеальной: половина зачесана назад, при этом часть лба скрывала спадающая челка. Фотограф стал оглядываться, сощурившись, явно ища Чангюна, и тот, сделав последний глоток, поставил свой стакан с виски, развернулся и неспеша пошел в сторону туалетов, надеясь не привлечь к себе внимание. Но провально, потому что тот вскоре налетел за него, схватив за локоть, а Чангюн выдал якобы удивленное «хен?», когда тот потащил его в пустой мелкий коридор, в сторону служебных помещений. Он прижал Чангюна к стене, держа свои руки на его плечах, и выглядел весьма возмущенно. – Им Чангюн, какого хрена ты меня игнорируешь? – выпалил тот, сжимая в пальцах рубашку Чангюна. – Да я просто занят был, хен, – ответил тот тихо, не смотря в глаза. – Так занят, что даже не было времени на одно сообщение ответить? – отмахнулся тот, вскинув бровь. – Ну а что, хен, у тебя будто нет более интересных людей, с кем можно время провести, – проговорил тот низко, пытаясь вырвать свое плечо, но тот держал крепко. Кихен слегка отстранился, сощурил глаза и легко покачал головой, всем видом вопрошая: «ты что, блин, серьезно?», а потом порвался что-то ответить, но не смог слова выбрать, поэтому просто юркнул рукой на шею Чангюна, разместив палец на его скуле, и прижался, целуя. Чангюн даже не попробовал сопротивляться, потому что понимал, что никакой здравый смысл его внутренней борьбы не выиграет, потому что Кихен целовал так мягко, а пахло от него так вкусно, что Чангюн растаял. Обвил свои руки вокруг его талии и повел подбородком, обхватывая своими губами нижнюю Кихена. – Черт возьми, Кихен, – наплевав на формальности, выдохнул Чангюн, отстраняясь, но Кихен был напористей, он дернул младшего на себя, вновь соединяя их губы, постепенно ломая упорство Чангюна и его самого. – Послушай, Чангюни, мне надо много тебе рассказать, все не так, как ты представляешь, – произнес тот скороговоркой, продолжая держать лицо Чангюна в своих ладонях. – Из всего того дерьма, на которое я хочу получить ответы, о чем именно ты говоришь? – фыркнул Им в ответ. – Если бы ты, блять, не решил меня игнорировать, я бы тебе давно уже все объяснил! – А двух месяцев тебе не хватило, да? – из Чангюна полезла вся та злоба, которая накапливалась в нем в качестве бонуса к той неразберихи, в которую превратилась его жизнь благодаря Ю Кихену. Тот замолчал, громко выдохнул, не отрывая взгляда от глаз Чангюна, потом кратко, будто обыденно, чмокнул того в губы, взял под руку и, сказав «не здесь», повел на выход. Проведя Чангюна через помещение ресторана, крепко держа за локоть, Кихен вывел его на улицу и усадил к себе в машину. – Ну и? – спросил Чангюн, когда Кихен занял водительское место и повернул ключ в замке. – Подожди. – Сколько? Еще пару месяцев? Или год? – Чангюн не мог прекратить язвить, потому что невмоготу уже было. – А может лучше вообще… Кихен решил прервать воспламеняющегося Чангюна, опять целуя его бесцеремонно, второй смог только подумать: «вот нахал» и, растеряв прежний пыл, умолкнуть, смотря на то, как Кихен выворачивает руль и оглядывается по сторонам. Конечно же, мало ли кто тут мог только что увидеть женатого Кихена, целующего какого-то парня. Чангюн не собирался становиться любовником, да и рушить чужие браки в его планы не входило, поэтому ему стало от себя как-то слишком тошно. И поэтому, когда Кихен, проехав совсем чуть-чуть и завернув в какие-то безлюдные дворы, остановился, Чангюн даже порвался вылезти из машины, но фотограф предусмотрительно заблокировал двери. – Слушай, – Кихен повернулся к Иму, положив свою ладонь тому на бедро, – наши с тобой отношения – это никакая не измена, окей? – Ха? – протянул Чангюн, поднимая брови и смотря на парня перед собой с большим вопросом во взгляде. – Ты знаешь, что такое «измена»? Тебе толковый словарь подарить? Могу даже презентацию в ПаверПоинте сделать, раз есть необходимость. – Нет, спасибо, имею представление. Просто в нашем случае все не так, как это выглядит. Мы с Борой не… Короче, у нас фиктивный брак. – Ха?! – Об этом знает лишь трое наших самых близких друзей, ну и ты теперь. Это правда длинная история. – Я никуда не тороплюсь, – отозвался тот, чувствуя спавший с его плеч груз, отчего дышать стало легче. – В общем, эм-м, – начал Кихен, почесав свободной рукой затылок, – это все из-за наших родителей. Наши семьи – владельцы больших строительных компаний, конкуренты. Так мы и познакомились, собственно. Ну, знаешь, как это все устроено в большом бизнесе – конкуренция, борьба за клиентов, вечные разборки между собой. Вот в случае разборок между компанией моих родителей и компанией мамы Боры все дошло до какого-то сумасшествия. Были даже какие-то суды, мощные подлянки, в общем, полный бред. Я об этом ничего не знал, никогда особо отцовским бизнесом не интересовался, но Бора очень близка с матерью. А мама у нее такая, знаешь, ну, когда я с ней познакомился, то понял. Она очень все близко к сердцу принимает, за все печется, а при этом у нее здоровье очень слабое. Так что, когда мой отец выиграл у них суд и отхапал несколько миллионов, та очень сильно разнервничалась и попала в больницу. Тогда Бора решила что-то делать. Просерчила все и нашла меня, сказала, что ее это все достало и надо с этим что-то делать, – сказал тот со смешком, – ну, я согласился ей помочь. Конечно, о браке разговора точно не шло. Мы пытались что-то придумать, но просить родителей «так больше не делать» не казался лучшим вариантом. Думали ее маму от дел отвадить, но та упертая и уходить отказывалась. В общем, мы долго с этим сидели, пока наши родители в прямом смысле воевали, успели очень плотно сдружиться. Идея брака изначально была шуткой, но сказанной не в том месте: ее услышала моя сестра, поняла превратно, и до родителей дошло, что я «обзавелся невестой», (а они давно хотели). В общем, мы уловили в этом какой-то смысл и все вылилось в вот это. Зато было заключено «перемирие», ну, стыдно родственником разборки устраивать. Проворачивать все это было ужас как весело, если честно, да и Бора стала моей лучшей подругой, так что жить с ней довольно забавно. Чангюн сидел, раскрыв рот, а когда Кихен закончил, то только глазами захлопал, не зная, что и сказать. – Я гей до мозга костей, – добавил фотограф, подняв руки, чтобы убедить Чангюна в своей истории. Но тот продолжал молчать и бегать взглядом по лицу Кихена. – У нас даже кровать раздвижная, типа мы можем сдвинуть две одноместные в одну двухместную на случай гостей, – продолжал тот, а второй молчал. – Да хочешь я Боре наберу, ты у нее сам спросишь, если мне не веришь! – Давай ты лучше сначала поцелуешь меня, а? – выдохнул младший с хрипотцой, а Кихена не надо просить дважды. – Чангюни, я правда хотел рассказать раньше, – произнес тот с придыханием, путаясь рукой в растрепанных после поцелуев волосах Има, – просто знаешь, мы уже несколько лет живем таким образом, никого не посвящая, и не хотелось все на кон ставить. Поэтому мне надо было время понять, насколько я серьезен по отношению к тебе и насколько серьезен ты, хотя ты и понравился мне с первой встречи. – Да? – удивился тот. – Ты что, серьезно? По-моему, очевиднее моего флирта в день нашего знакомства ничего на свете нет! – Ты был очевидным, но женатым, мое замешательство простительно, – буркнул тот, вырвав у Кихена смех с прищуренными глазами и ямочками под ними, а потом потянул старшего на себя, желая больше поцелуев (компенсация за все пережитое дерьмо), и тот сам прильнул, перешагивая через коробку передач и забираясь Чангюну на колени, целуя влажно и сладко. – И что, сколько вы планируете быть в браке? Или таков план до конца жизни? – проговорил тихо Чангюн, отрываясь от Кихена и смотря на малиновые от поцелуев губы перед собой. – Нет, конечно. Сейчас наши родители в принципе сдружились очень, но дружба в их бизнесе понятие нестабильное. Наверно, надо подождать, когда ее мама отойдет от дел, та вроде бы уже готовится, так что. Мы как-то не ставили точных дат, потому что для нас это в принципе проблемным не было. Но теперь у меня есть ты, не думаю, что тебе будет очень нравится такой расклад дел… – Да даже понимая, что это все фикция, я ревную дико! – выпалил Чангюн, сам поражаясь своей откровенности. Ну, накипело. Кихен опять засмеялся, умиляясь, а Чангюн что-то вроде тявкнул, агрессивно смущаясь, и сжал свои ладони, лежащие на бедрах Ю, и тот решил в пользу еще одного поцелуя, двигая губами мягко, но напористо, чувствуя, как руки Чангюна обвились вокруг его талии, так тепло обнимая. – Мы что-нибудь придумаем, не переживай.