пусть будешь лучше ты всегда пьяная

Они вывалились в огромный пустой коридор, глупо хихикая и держась за руки, и тут же опрометью бросились прочь. Дальше, дальше отсюда, туда, где никто не увидит, не услышит и ничего-ничего не поймет. Их мотыляло от стены к стене, и от этого все сложнее было сдерживать рвущийся наружу пьяный смех. Виктор то и дело оглядывался назад и, цепляя полный сумасбродства взгляд восхитительных глаз и легкий румянец, словно пьянел еще больше. Они сбежали с банкета, вывернулись из цепких тренерских пальцев и сейчас неслись прочь, лишь бы вдвоем, наедине, без лишних глаз. Виктор немного сходил с ума. – Стой, тс-с-с, – за очередным поворотом его приперли к стенке и, пошатнувшись, прижали палец к губам. Юри прислонился к нему всем телом, то ли пытаясь устоять на ногах, то ли… – А мы уже далеко ушли? – спросил он медленно, чтобы не заплетаться в словах. Виктор задумался, прикидывая, сколько поворотов он проволок Юри за собой, будучи абсолютно захваченным своей детской выходкой. Насчитывалось много. – Думаю, хватит, – глупо хихикнул Виктор, попытался осмотреться расфокусированным взглядом, кивнул и потащил Юри за собой дальше. На этот раз недалеко – до дверей лифта, чудом возникших совсем рядом. Виктор не с первого раза попал в кнопку, и они оба как по команде вытянулись в струнку, делая чинные ожидающие лица. А у Виктора на плече болтались штаны Юри. А потом пришел лифт, и несколько человек с изумленно вытянутыми лицами уставились на них изнутри. Виктор прыснул, захохотал и опять дал деру, да так резво – и не скажешь, что пьян. – Тпру! – тормознул его Юри и вытащил на лестничную клетку. Снова прижал к стене, посмотрел серьезно, чуть сдвинув брови, и выдал: – Все, больше не бежим. Виктор расхохотался пуще прежнего, глядя на серьезное лицо Юри, а потом резко умолк, замер, глядя в шалые глаза напротив. Юри стоял близко-близко, опирался на Виктора, который опирался на стену, и обжигал своим телом, а еще смотрел так, будто сам Бог ему на голову свалился. Бедовый Бог, который потащил его сам не зная куда. Юри медленно потянулся, стараясь не шататься, и снял с Виктора свои штаны. Его лицо скривилось в гримасе, пока он пытался сдерживать смех, хвататься за Виктора и попасть ногой в штанину. Выходило скверно. – Эй, Юри, – пробормотал Виктор, тяня его на себя, – мне так ohuenno. – Что? – переспросил Юри, выпрямляясь. Он справился с одной штаниной, оставалась еще одна. Его ботинки, кажется, остались в банкетном зале. Как и добрая половина пуговиц с его рубашки. – Классно мне, говорю. А тебе? – Тоже, – чуть подумав, кивнул Юри и вернулся к штанам. Виктор пьяно фыркнул, съезжая на пол. – А знаешь, что? Это мне так классно, потому что я с тобой. Ты классный, Юри, – мурлыкнул, блаженно улыбаясь. Юри икнул и пошатнулся. Ремень тоже куда-то исчез, поэтому брюки на нем держались на одном честном слове. Не то чтобы его это сильно заботило, конечно, он мог бы и без. Но это неточно. – Нет, это ты классный, – Юри плюхнулся рядом и, сильно-сильно приблизившись, проникновенно заглянул Виктору в глаза, случайно обжег щеку дыханием. – Самый-самый... Юри снова икнул, и Виктор рассмеялся: – Я бы с тобой всю жизнь пил. Лишь бы так хорошо было. – Знаешь, что? – Юри подскочил и, пошатнувшись, вцепился в стену; устоял. – Пойдем. Он дернул Виктора за руку и поволок за собой наверх, перескакивая одну-две ступени. Через несколько минут они оказались на открытой смотровой площадке последнего этажа. Подвывал стылый ветер, и у Виктора руки мурашками пошли от внезапного холода, а в голове немного прояснилось, а Юри было словно нипочем – стоял лицом к нему в распахнутой рубашке и разутый и улыбался, ох, как он улыбался, словно весь разом, и губами, и глазами, и даже телом. А позади него сверкал ночной город. – А теперь – лучше? – спросил, заглядывая пытливо в глаза. Виктор звонко рассмеялся и сцапал его в объятия. Разом стало теплее. – Кацуки Юри, я официально признаю, что ты – лучшее, что случалось со мной по пьяни! – выкрикнул Виктор. Юри скептически фыркнул куда-то в шею. И не по пьяни тоже.