***
— Вы уверены, что части души, заключённые в разных предметах, притянутся к своему владельцу, столь неосмотрительно раскидавшему их? — поинтересовался Боне, задумчиво глядя на всё так же спеленатого Тома, плавно переместившегося в идеальную окружность, нарисованную лично Марселем. Как утверждал зельевар, в деле черчения магических фигур важна не молодость и твёрдость руки рисующего, а зрелость и спокойная уверенность в себе, сильно отличающаяся от самоуверенности двух сосунков, только недавно перешагнувших рубеж совершеннолетия. Я предпочла не вмешиваться в мужской спор, совершенно не уверенная в собственных знаниях и твёрдой руке. Так что, с удовольствием понаблюдав, как горячились Рег с Севом, отстаивая своё участие в спасении того, под чьи знамёна они встали совсем недавно, и кто, не выдержав боя со своими амбициями (да и тараканами в голове, коих было бесчисленное множество), проиграл свой разум, я отдала пальму первенства зрелости, которая, в лице мсье Боне, и справилась чётко и быстро со всей необходимой подготовкой. — Я ни в чём не уверена, — честно ответила я на заданный вопрос, — но тот выдумщик, что первым решился на глупый эксперимент с душой, разорвав её и соединив снова, утверждал, что это возможно. Правда, он рвал душу дважды, а наш экземпляр… — я покосилась на Тома, потому что мне показалось, что он шевельнулся, но нет, всё было по-прежнему и я продолжила: — А наш экземпляр на этом не остановился, насколько я знаю, так что как поведёт себя ритуал?.. Но что-то же надо делать?! — Тогда давайте начнём, — вздохнув, согласился Боне. И мы начали…***
Линии, начертанные ритуальным мелом, светились болотной зеленью, заключив во внутренний круг того, кто назывался Лордом, а руны в основаниях лучей гексаграммы то разгорались алым, то почти исчезали, сливаясь с чернотой пола в ритуальном зале, который давил на меня многотонной тяжестью — точно также, как и на моего мальчика — предки были недовольны тем, что мы пустили чужаков туда, где имели право находиться только члены семьи или рода. И если с большой натяжкой Боне ещё можно было причислить к таковым, то Снейп… Хотя все маги Британии друг другу родственники!.. Но алтарь всё же давил, выражая недовольство. А может, я просто устала от всего этого…***
Когда я сюда попала, и спасла Регулуса, мне казалось, что уж теперь всё будет хорошо. И проблемы решались мной весело, с лёгкостью и уверенностью в том, что всё происходящее складывается как нужно мне и все пляшут под мою дудку. Но постепенно радость и ощущение нереальности происходящего истаивали и сменялись на реальность — проблемы накатывали девятым валом, грозя снести меня и тех, кого я самонадеянно решила спасать, а душа всё сильнее врастала в тело, сживаясь с ним и теряя ту лёгкость бытия, что присутствовала вначале. И у меня — уже, несомненно, Вальбурги — больше не получалось на голом энтузиазме и с юморком решать те проблемы, что появлялись теперь уже из-за моих действий… Я не позволила себе рефлексировать дальше, теряя те крохи уверенности, что ещё во мне были, и первой перешагнула светящуюся линию, встраиваясь в ритуал. Почти одновременно со мной, возможно, пытаясь опередить, там же оказался и Боне, сосредоточенный и мрачный. Мальчики, поколебавшись мгновение, последовали за ним, и мы замерли каждый на своём месте — мальчики на противоположных лучах, а я и Боне на пересечении двух треугольников, в месте наибольшей концентрации силы. Глядя на пустующие лучи, я пожалела, что не рискнула привлечь к ритуалу кого-нибудь из родни или друзей, но у меня не было на примете ещё как минимум двух рисковых человек, которым я могла бы доверять безоговорочно… Что ж… будем надеяться, что и так сойдёт…***
Хмыкнув почти беззвучно над этой мыслью, неизменно присущей моим прежним соотечественникам, я, положившись на такой же неизменный авось, раскрылась, раскинув руки и подняв их в характерном жесте к потолку, символизирующем сейчас бескрайнее небо, и начала ритуал, беря на себя всю ответственность и всю силу отката, если вдруг что пойдёт не так… Маги, стоящие со мной перед внутренним кругом, не дающем Тому (во всяком случае, я на это надеюсь) навредить нам, тотчас же отзеркалили моё движение — действо началось. Слова чужой речи без малейшей запинки слетали у меня с языка, вызывая ответную реакцию как от силовых линий, так и от Тома, корчившегося сейчас в центре. Он уже очнулся и старался избавиться от пут, сбросив которые, мог попытаться вырваться, прервав наш речитатив и нарушив целостность своей тюрьмы, наказав меня смертью, но, несомненно, навредив этим и себе. Но путы держали, и Том в конце концов снова обмяк, перестав сопротивляться. В этот момент я почувствовала, как многотонная глыба, которая, как казалось, давила на мой затылок, заставляя склонить голову и упасть на колени, развеялась почти без следа, оставив после себя звон в голове и дрожание ног. Отрешившись от своей слабости, я продолжила ворожить, с каждой секундой всё больше ощущая, как воздух вне фигуры, расчерченной на полу, циркулирует всё сильнее, превращаясь в вихрь и грозя унести всех нас, как неразумных букашек, затеявших состязание с силами, неподвластными человеку. Я не заметила, когда с Тома исчезли верёвки, давая ему возможность сопротивляться, если бы он этого захотел. Но он не хотел… Или не мог — свернувшись и притянув колени к подбородку, он лежал, напоминая неопрятный комок, в своей измятой и порванной мантии, в которую закутался, словно ища в ней спасение. Вихрь магии закрутился ещё быстрее, и мне захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть то, что вызывало у меня ужас вперемешку с тошнотой. Ощущение было, будто меня укачало на каком-то сумасшедшем аттракционе, где я неслась по кругу, обречённо и бесконечно… И уже не ощущая времени, и не понимая, как давно я заперта среди ритуальных линий — секунду или вечность — я увидела, что в центре гексаграммы, неподвижном и спокойном, будто око циклона, появилось марево, искажая реальность и пряча в себе Тома, больше не подающего признаков жизни. Начался заключительный этап…