Какая, к черту, разница?

Там, где на его коже чернеет вязь татуировок, у тебя кривыми, рваными линиями расходятся узкие полоски шрамов на фоне почти никогда не сходящей желтизны синяков. Он гибкий и жилистый и порой кажется, что в его теле нет ни единой кости; ты тоже жилистый и гибкий, но в тебе все настолько твердо, что ты сам удивляешься порой, как умудряешься пролетать сквозь открытые окна автомобильных дверей. Он похож на сгусток энергии, словно вечно кипящая лава вулкана, и такой же горячий - жар буквально волнами исходит от его тела; он ненавидит не двигаться и почти умеет летать. Ты можешь часами сидеть неподвижно, практически превратившись в статую, застывая настолько, что даже мысли в голове начинают ползти со скоростью улитки; твои движения всегда экономны и рассчитаны. Когда он тянет мышцы, тебе выбивают суставы. Когда он напарывается на внезапно подвернувшиеся железки, ты получаешь пули, не успев вовремя надеть бронежилет. Когда он едва не ломает позвоночник, сорвавшись с трех, если не с четырех, метровой высоты, тебе едва не сворачивают шею. Ты не проиграл ни одного боя на ринге с семи лет, презираешь оружие и до сих пор остаешься в живых. Он выживает на улицах родного квартала, где год можно считать за три, и ни перед кем ни разу не опустился на колени. Ты сажаешь подонков за решетку и бессильно разбиваешь о стены кулаки в кровь, когда их выпускают обратно на улицы Парижа. Он знает поименно чуть ли не каждого в многочисленных бандах Тринадцатого квартала и редко кто уходит от его правосудия. Ты умеешь быть кем угодно, ты можешь стать кем угодно в угоду своей работе, без которой в твоей жизни нет смысла. Он всегда остается самим собой и его работа - быть на улицах. Твоя библия - Уголовный кодекс, он верит только себе и в себя. Вы настолько разные, что, говоря о вас, между вами уже не делают различий. Вы настолько не похожи, что оборачиваетесь оба, когда одного из вас окликают по имени. Вас, не подумав, свела судьба, а когда разобралась, что к чему, язвительно улыбнулась и оставила все как есть. Ты приходишь к нему, как к себе домой, и остаешься ночевать в его кровати, потому что больше спать просто негде. Он приходит к тебе по крышам, вламываясь посреди ночи через открытое окно спальни и засыпает рядом с тобой, потому что ему так хочется. И первое, что будит тебя по утрам, - запах крепкого кофе, который он наливает в твою кружку, чтобы выпить, пока по ТВ идут новости. Поначалу тебя это откровенно раздражало, потом ты стал срываться на крик, а как-то раз вы практически подрались. Мириться ты приходил к нему. Там вопроса с кружками не возникало, потому что в его доме кофе попросту не водится. Ты обзавелся второй кружкой, специально для него, но ему плевать на условности. К тому же он никогда не жадничает, когда ты, сонно щурясь, притягиваешь его руку к себе поближе, чтобы сделать первый глоток кофе из своей кружки. А теперь, когда за кофе следует первый утренний поцелуй, ты лишь заставляешь его убирать полупустую кружку на пол, потому что были прецеденты, и, улыбаясь про себя, думаешь: Какая, к черту, разница?