***
Хинамори ― правильная девочка. Это знает и Готей-13, и весь Сейретей. Хинамори ― правильная; Хинамори сейчас матерится про себя, подобно самым бывалым воякам из одиннадцатого отряда, просто потому, что нет ничего глупее улыбаться так неестественно и беспокойными руками теребить край косоде, смотря на своего нового, уже знакомого ей капитана. Ямамото Генрюсай сидит на привычном месте, суровым взглядом окидывая прежних капитанов-идиотов и скользя с лёгким недоверием по фигурам трёх вернувшихся в Готей капитанов-вайзардов и одного новоприбывшего, в то время как Хинамори Момо вместо того, чтобы глазами искать своего нового капитана, тупо пялится на мужчину, стоящего напротив и улыбающегося ей совершенно странной и пугающей белозубой улыбкой, от которой у неё мороз по коже. Ямамото-сан монотонно, как того требуют дурацкие правила Готей-13, вещает о том, что в связи с последними событиями, о которых все присутствующие, если честно, хотели бы навсегда забыть, в их славные ряды возвращаются шинигами, доказавшие свои силу и верность Готей-13, ― союзники-вайзарды, оказавшие неоценимую помощь (на самом деле её цена ― сотни спасённых душ, но об этом тоже не принято говорить по здешним правилам) в войне против Айзена, а потом знакомит новоиспечённых капитанов со своими лейтенантами. И именно на этом моменте Момо зависает: она даже не вздрагивает инстинктивно при упоминании бывшего капитана, а лишь беспомощно проклинает весь мир и себя за такую невнимательность к мелочам, потому что мужчина напротив ― это Хирако Шинджи ― новый капитан пятого отряда, которого она имела неосторожность не узнать в момент странной встречи на пути к казармам первого отряда и чей белый хаори с цифрой пять на спине просто-напросто не отпечатался тогда у неё в памяти. Впрочем, в этом нет ничего необычного: бедной Хинамори-сан было не до того, когда этот мужчина, сейчас так пристально осматривающий её с ног до головы, сбил её, убегая от какой-то взбесившейся девчонки. Сейчас же у Момо хватает времени, чтобы разглядеть его: высокий худощавый мужчина с длинными, доходящими до плеч светлыми волосами, которые, кстати, в битве с Айзеном были намного короче, что, возможно, стало ещё одной причиной, почему лейтенант Хинамори не узнала его сразу, кажется ей иррационально прямым, ломким ― будто перед ней стоит пустой стеклянный сосуд, отчего шинигами чувствует себя неуютно под его тяжёлым изучающим взглядом хитро прищуренных глаз. Ей становится это в тягость, поэтому она, тяжело вздохнув, делает первый шаг ему навстречу, мечтая о том, чтобы эта некрасивая, на самом-то деле, и жуткая улыбка исчезла с его лица, но, видимо, ей не везёт сегодня, потому что Хирако наоборот улыбается шире и тоже делает шаг вперёд. Хинамори чувствует, что её потряхивает от перенапряжения, в то время как Шинджи внутренне смеётся абсурдности ситуации: он ― опытный боевой капитан ― не сумел вовремя разглядеть лейтенантский шеврон на тонкой ручке этой маленькой, ошалело смотрящей на него шинигами. Это забавно, так думает он, а ещё он думает, что кареглазую красотку теперь придётся звать каким-нибудь скучным «лейтенант Хинамори», и эта мысль делает его самым несчастным из всех шинигами на свете. «Ками, чёртовы правила!» ― внутренне скулит Шинджи ― человек, пусть и мёртвый, но который совершенно точно ненавидит правила всеми фибрами своей не самой-то и чистой души. Впрочем, Хинамори Момо ещё не раз предстоит проверить это на практике, а пока это остаётся для неё самой настоящей загадкой, поэтому-то она и находит в себе силы произнести: ― Приятно познакомиться, капитан Хирако, ― она делает небольшой поклон, что просто до невозможности напоминает мужчине его бывшего лейтенанта, отчего тот незаметно, чтобы девчонка ничего не заподозрила, скрипит зубами, продолжая сахарно улыбаться ей. «Чёртов Айзен, я знаю её всего-то пару минут, а уже понимаю, что ты мне и тут нагадил, подсунув свою женскую версию!» ― возмущению Хирако нет предела, потому что, кроме правил, он ненавидит скуку, а по виду девчонка ― эталон «правильности», и это убивает все его надежды на то, что в этот раз ему удастся хорошенько повеселиться, будучи капитаном. На самом деле Шинджи расстроен, но только совсем чуть-чуть, ведь он бы не был собой, если бы не придумал ещё три тысячи способов найти на свой зад массу приключений. Впрочем, опять же, это тоже пока стоит держать от лейтенанта Хинамори в тайне, поэтому шинигами в лучших традициях этикета Готей-13 коротко кивает головой и вполне дружелюбно говорит: ― Мне тоже, лейтенант Хинамори. Надеюсь, сработаемся. Мысленно он всё равно зовёт её красоткой и, лживо-приторно улыбаясь, приглашает её на осмотр его нынешних владений, прося по дороге коротко обрисовать общую ситуацию в отряде. Исполнительная шинигами тут же принимается тонко лепетать о состоянии офицеров, потерях, нуждах и прочих неинтересных на данный момент подробностях. На данный момент Шинджи думает о том, как превратить своё общение с красоткой в настоящее веселье...***
Вообще Шинджи ошибается, когда думает, что с Хинамори можно познать хоть малейшее веселье, потому что рапортует она ему, как и полагается в Готей-13, чётким, идеально выверенным, но приглушённым голосом, ни разу не сбившись и ни разу не среагировав на частые зевки своего капитана. Однако Хирако удивляется не этому, а тому, что девчонка при всей её внешней зашуганности не колеблется ничуть, лишь изредка нервно одёргивает ткань косоде, но в целом старается ничем свою внутреннюю неуверенность, которую Шинджи чувствует каждой клеткой своего тела, не выдавать. Это вызывает у нового капитана пятого отряда некое уважение, но в то же время он чувствует, что его так и подмывает вывести её на чистую воду, из-за чего ему часто приходится сдерживаться и не выливать на неё литры едкой насмешки единовременно. Вместо этого Шинджи предпочитает отдаться на растерзание бытовым проблемам в отряде, бумажной волоките и самостоятельному изучению состояния его бойцов. Он наблюдает за опытными офицерами, старается не показываться им на глаза, чтобы они не кивали заискивающе головами, а смеялись, злились, может быть, даже ругались друг с другом без всякой утайки. Хирако хочет видеть их настоящих, потому что Шинджи больше не допустит, чтобы в его отряде было хоть какое-то подобие лжи. Больше не допустит. И пусть Айзен Соске горит синим пламенем!.. То, что видит капитан, по большей части удовлетворяет его: офицеры исправно выполняют свою работу под чутким руководством лейтенанта Хинамори, но при этом не напоминают запрограммированные машины, поэтому Шинджи облегчённо выдыхает: не хочет он, чтобы его люди были похожи на подчинённых капитана Маюри, и не хочет, чтобы они обходили его десятой дорогой, как люди Кучики. Шинджи верит в то, что отряд ― это семья, такая же, как и семья вайзардов, поэтому он обещает себе, что будет стараться поддерживать в этом слаженно работающем механизме жизнь такую, в какой он видит смысл, ― настоящую... Также капитан Хирако наблюдает за новичками, только-только окончившими Академию шинигами и вступившими в их ряды. Мужчина отмечает, что те довольно способные ребята и что с приходом опыта они станут достойной заменой нынешнему поколению шинигами. Это не может не радовать, но за поганой улыбкой, покоящейся на лице беспокойного капитана, этой радости, как и любых других эмоций, посторонний не может заметить: так уж заведено, так положено, и даже Хирако Шинджи не в силах сломать установленный тысячелетиями порядок. Шинджи всегда умел трезво оценивать ситуацию, а потому он просто прекращает свои всесторонние наблюдения и концентрируется на маленькой шинигами с нелепым пучком на голове. Просто потому, что единственной трещиной в металле двигателя этого слаженно работающего механизма является она сама. И Шинджи не может позволить себе, чтобы его лейтенант и в этот раз всё испоганила, порушила все планы, которые имеются у капитана насчёт его собственного отряда и жизни в целом. Шинджи собирается вернуться в Готей-13 на полных правах, собирается вернуть прошлое, которого ему, если честно, не хватало долгое время, и построить жизнь тут заново. И для этого ему нужно познакомиться с Хинамори Момо. (Потому что обмен именами на самом деле ничего не значит...)***
Первое, что понимает Хирако из слежки за неуклюжим лейтенантом Хинамори, ― это то, что никакая она не красотка. Под большими глазами испуганной лани у неё синяки похлеще, чем у Урахары в самые лучшие его годы, когда он безвылазно сидел за своими приборами и всякими химическими веществами, от которых половина Готей-13 могла бы взлететь на воздух. Кожа бледная и тонкая, и даже задохлик Кира и вечно болезненный капитан Укитаке кажутся ему на её фоне пышущими силой и здоровьем шинигами, которым незнакомо слово «усталость». Тонкие персиковые губы так же бледны, да ещё и искусаны так, что Шинджи думает, что девчонка только ими и питается. Сама она худая и острая, и её худоба никак не тянет на аристократическую, а, скорее, делает из неё подобие скелета ― настолько хрупкого, что Хирако иногда до одури хочется стукнуть по ней рукоятью катаны, а после вынести рассыпавшийся мусор её костей в ближайшую урну. Вообще Хирако это изрядно подбешивает, потому что она одна является реальным воплощением того, что он так старательно пытался забыть. Того, что все они пытались забыть. Хинамори Момо невыносимо напоминает ему ублюдка-Айзена: его поганые лживые глаза, его мимолётные леденящие душу улыбки и костлявые руки, которые всегда казались ему иссохшими крючковатыми ветвями, тянувшимися к тому, чего у капитана пятого отряда на самом деле никогда не было, ― к его сердцу, состоящему из молекул воздуха и ядовитой насмешки. Хирако смотрит на своего лейтенанта и думает о том, что дико ошибался: она уродлива. О Ками, как же она уродлива! Да только не внешность полуживой шинигами портит её, а этот испуганно-преданный призракам прошлого взгляд, который она так старательно прячет от него, когда Шинджи разглядывает её маленькую хрупкую фигурку и про себя задаётся вопросом, когда эта нелепая девчонка умудрилась похоронить в себе девушку ― ту, которая изначально бросилась капитану Хирако в глаза: зашуганную, смешную в своей откровенной неопрятности, но всё же довольно привлекательную. Хирако матерится про себя, проклиная Айзена, девчонку и самого себя, потому что знает, что Судьбы не существует: её они создают сами, а то, что ему придётся видеть эту дуру каждый божий день, это точно проделки предателя-ублюдка, а также его кармические наказания свыше, отчего капитану пятого отряда неумолимо хочется положить катану перед собой, склонить голову и искупить вину своей кровью; просто потому, что уж лучше так, чем чувствовать леденящий душу страх при виде зашуганной, совершенно безобидной мёртвой девчонки. Страшной девчонки, у которой очень-очень красивые глаза...***
Второе, что осознаёт Хирако, ― это то, что Хинамори совершенно ему не подходит ― скучная, исполнительная девчонка, которая не знает ничего о мире извне, о грунте и простых людях, но знает, как заполнять грёбаные отчёты и вести всеобщий учёт в отряде. Она однобокая, какая-то картонная, и Шинджи хочется достать из кармана ярко-красный маркер и написать прямо на ней: «Дура». Хиёри должна бы быть расстроенной, ведь нашлась та, кто бесит Хирако намного больше, чем она. А всё потому, что этот механический голос, которым она говорит своё приевшееся «Есть, капитан Хирако», вспарывает ему грудную клетку и запускает туда стаю взбунтовавшихся чертей, которые так и орут о том, что девчонка ― воплощение призраков, от которых, надо честно признать, сам Хирако бежал уже несколько лет кряду. И вот теперь, когда он видит помятый вид своего лейтенанта, её пустые глаза и острые углы локтей под плотной тканью чёрного ― безумно скучного ― косоде, Хирако думает о том, что, возможно, просто кто-то сверху решил посмеяться над ним, подсунув мёртвую машину, у которой вместо голоса ветер, а в глазах пустота всего Уэко Мундо. Каждый раз она приходит со стопкой каких-то бумаг и низким, чётко выверенным поклоном, ставит стопку на стол и идёт за чернилами, которые впоследствии оказываются на её тонких изящных пальцах, а иногда и на острых скулах, если она зарабатывается и не замечает того, что размазывает чёрным у себя по лицу. Это, впрочем, происходит всегда, потому что лейтенант Хинамори предпочитает заменять свою жизнь работой, и потому Шинджи постоянно приходится сдерживать себя от порыва подойти к ней и стереть с её нежной кожи эти тёмные кляксы краем капитанского хаори; вместо этого он из раза в раз молча подходит к своему столу и достаёт из ящика небольшое зеркало в красивой оправе из слоновой кости, которое он нашёл на одной из барахолок в Каракуре во время своего пребывания там, а после целенаправленно идёт к Момо и несколько жёстким жестом вкладывает его в небольшую ладонь шинигами, что смотрит на него со смесью из страха, настоящего ужаса, если быть точным, и непонимания. Он же всегда продолжает молчать, ледяными глазами заглядывая ей, кажется, в самую душу, и, не находя там хоть малейшего проблеска жизни, быстро разворачивается и уходит. Хинамори всегда кажется, что в его походке и взгляде, в том, как растягиваются тонкие губы в одну линию, сквозит неприкрытое разочарование. И её убивает то, что она никак не может понять, почему так происходит. Сам же Хирако, уходя, думает, что он не только разочарован, но ещё и зол, вот только признаться себе в том, что на самом деле девчонка к этому его состоянию имеет крайне незначительное отношение, у него не хватает сил.***
Третье и последнее, что появляется в списке Шинджи о лейтенанте Хинамори, ― это то, что она ― неудачная лгунья, и всё же лгунья, и именно поэтому это становится последним словом, написанным рукой самого неудачливого капитана в Готей-13. Хирако понимает всё это, когда видит её фальшивую улыбку, которую она без зазрения совести раздаривает всем, кто встречается у неё на пути, ― глупому мальчишке Хицугае, его потрясающе красивому и заботливому лейтенанту, не сводящему с Мацумото глаз Хисаги, который приходит к Хинамори всегда в компании молчаливого и такого же мёртвого Киры. Улыбка эта просто до основания пропитана гнилью, и капитан пятого отряда только диву даётся, почему никто из них этого не замечает. Или они не хотят замечать?.. Шинджи долго не даёт покоя этот вопрос, потому что Хицугая должен изо всех сил стараться помогать своей подруге детства, а он лишь хмуро смотрит на неё исподлобья и предпочитает закрывать глаза на то, что эта маленькая шинигами рушится изнутри. Хирако, как бы ему ни хотелось опорочить славное имя юного капитана десятого отряда, делает для себя вывод, что этот мальчик Тоширо ещё слишком неопытен, чтобы попытаться оказать ту поддержку, в которой нуждается Момо, и, видимо, довольно смышлёный мальчишка тоже это понимает, а потому, чтобы избежать неаккуратных слов, он отмалчивается, стараясь успокоить её, а не наоборот ― всколыхнуть её шаткий внутренний мир и, быть может, убить окончательно. Шинджи даже чувствует некоторое уважение к этому молодому шинигами, правильно оценившему свои силы и выбрав единственный верный вариант поведения. Тактичный Хисаги вопросов у Хирако как таковых не вызывает: по лицу лейтенанта девятого отряда капитан пятого понимает, что тот попросту не имеет никаких навыков ведения разговора с девушками, да ещё и с теми, чья жизнь разрушена руками ублюдков, в которых те имели неосторожность влюбиться (хотя, если быть до конца откровенным, Шинджи ни разу не позиционирует отношение своего нынешнего лейтенанта к бывшему как влюблённость, просто потому, что это неправильно, и очевидно, что это намного глубже этого банального чувства, которым так восхищаются люди, как, например, та рыжеволосая девчонка с грунта, глаз не сводящая с блистающего, но до невероятности тупого Ичиго Куросаки). Мацумото Рангику и Кира Изуру же заставляют его ещё раз задуматься над тем, каким ублюдком Айзену надо было стать, чтобы поломать столько судеб, забрав одного-единственного человека с лисьим оскалом, но сердцем гордого льва. Об Ичимару Гине Шинджи знает до ничтожного мало, но по слухам, которые он успел собрать из коротких разговоров с офицерами из разных отрядов, этот поганец был всем для этой парочки зашуганных, не знающих, в каком направлении им двигаться дальше шинигами. Для Мацумото он, возможно, был любовью всей её жизни, но Хирако не хочет думать об этом, потому что тогда её трагедия была бы ещё больше, а он этого, верите ли, очень не хочет. Рангику ― красивая женщина, без всяких сомнений, но внутри она так же уродлива, как и Хинамори Момо, и Шинджи до одури хочется спуститься в тюрьму Общества Душ и самолично набить ублюдку морду за то, что посмел искалечить столько хороших шинигами, включая этих двух, ни в чём неповинных девушек. В Кире же Хирако видит тень, слепо следующую инстинктам и разучившуюся что-либо чувствовать. От его тяжёлого скорбного взгляда даже ему ― много повидавшему на своём веку шинигами ― становится не по себе, что ещё больше усиливает его ненависть к Айзену Соске и, как ни странно, самому себе ― не способному что-либо с этим сделать и в какой-то степени повинному в случившемся. Помимо улыбки капитана пятого отряда коробит её взгляд ― кроткий, порою отсутствующий, не задерживающийся на его лице дольше положенных по этикету Готей-13 пяти-семи секунд, отчего Хирако хочется подойти к ней и приподнять её лицо за подбородок и заставить её смотреть ему в глаза столько, сколько потребуется, чтобы искоренить из глубины тёплого карего оттенка совсем не уместную боязнь чего-то, чему он не может дать описания, и бесполезную надежду на то, что всё это ― вся эта жизнь после предательства ― ложь. Вместо этого Шинджи устало качает головой и оставляет девчонку в покое, в своём собственном мире боли и скорби, не предпринимая никаких попыток образумить её. Во-первых, это невозможно, это он видит с первого взгляда на острое фарфоровое личико своего лейтенанта, а во-вторых, он прекрасно знает, что только эта надежда не даёт ей сорваться в бездну и бесследно раствориться в ней. Ещё один труп в пятом отряде ему ни в коем случае не нужен, именно поэтому, наплевав на все обещания, данные самому себе, он всё же позволяет этой единственной лжи продолжать отравлять её наивное, перемолотое лопастями беспощадной любезности-ненависти Айзена Соске сердце, и отходит в сторону, клянясь, что вернётся на эту дорожку, чтобы уже дать подзатыльник этой глупой уродливой девчонке, порушившей все его планы о спокойной жизни в Готей-13.***
Не в силах больше смотреть на девчонку и не иметь возможности сделать хоть что-нибудь, он сбегает из Готей-13. Трусливо поджав хвост, оставив капитанский хаори аккуратно сложенным на стуле около своего стола и написав лейтенанту, что у него срочное дело в Каракуре. На деле же выясняется, что он задыхается в атмосфере затхлой грусти и умирает каждые три секунды, когда слышит её тонкий робкий голосок, оповещающий капитана пятого отряда о том, что офицеры явились на очередную планёрку, на которой он быть совершенно точно не хочет. Шинджи не такой сильный, на самом-то деле, и то, что рядом с ним постоянно ошивается девушка-шрам-из-прошлого, не добавляет ему уверенности в том, что он сможет нормализовать и свою жизнь, и жизнь целого отряда, а точнее ― жизнь одной конкретной шинигами. На грунте он вдыхает полной грудью, скалится и идёт в свой любимый магазин, где продаются музыкальные пластинки на любой вкус. Там Хирако проводит, кажется, целую вечность, а потом ещё столько же шатается по пустынным улочкам вечерней Каракуры, наблюдая за тем, как люди куда-то спешат-спешат-спешат, не замечая ничего вокруг. По этому Шинджи тоже будет скучать, потому что жизнь в Готей-13 слишком размеренная, слишком правильно выверенная, рассчитанная на долгие-долгие годы вперёд. Ведь какое значение имеет время для них ― богов смерти, у которых, по сути, нет жизни вообще, только вечная работа и вечные бои ― не важно: с Пустыми ли, с всеобщими врагами или же с самим собой?.. На обратном пути Хирако заходит в книжный магазин с целью купить одну определённую книгу...***
Хинамори чувствует, что что-то не так: капитан Хирако странно на неё смотрит, и отчего-то ей кажется, что его взгляд кричит ей: «Эй, красотка, я хочу свернуть тебе шею, а потом зарыть твой труп в садах поместья Кучики так глубоко, что никто и никогда в этой жизни не найдёт тебя». Хинамори не по себе, потому что она из кожи вон лезет, чтобы новый капитан был ею доволен и чтобы он не заметил, как сильно трясутся её колени, когда она произносит треклятое «Капитан Хирако», ощущая, что язык немеет где-то на третьей букве, а голос отказывается слушаться её и произносить эти воистину предательские слова. Момо понимает, что это неправильно, но она слишком слабая, чтобы противостоять этому. Хирако Шинджи банально пугает её: его широкая уродливая улыбка и полубезумные глаза, в которых постоянно плещется коктейль из всевозможных эмоций, вызывают в ней глубокое чувство негодования. Он совершенно не похож на капитана Айзена ― слишком ленивый, слишком забывчивый, слишком неправильный для спокойного и чёткого мира Готей-13. Этот мужчина постоянно пытается бросить вызов устоявшейся системе, и это вводит её в глубочайший ступор, потому что Айзен Соске до своего предательства всегда следовал правилам, улыбался сдержанно, исправно выполнял свою работу и никогда сильных эмоций не показывал. Хирако же как будто плюёт на все законы разом ― улыбается широко и грязно, говорит громко и насмешливо, одевается так, как ему только заблагорассудится, и систематически пропускает тренировки со старшими офицерами. Она банально не понимает его. Его революция не близка ей, поэтому она лишь тонко улыбается, прячет мёрзнущие ладони за спиной, с пластиком в глубине глаз слушает очередной его приказ, а после мчится его исполнять, чтобы затем уйти в свою комнату и три с половиной часа молиться кому-то о том, кто так и не смог стать Богом...***
Когда она в следующий раз спешит на свой личный обязательный молебен, её внезапно хватают за край рукава косоде и нагло тянут на себя. Она тихо ойкает, оказываясь в чьих-то крепких, но довольно аккуратных объятиях, и быстро поднимает голову, чтобы узнать имя того, кто решил нарушить её покой и привычный распорядок дня. Когда Момо встречается взглядом со смеющимися глазами своего капитана, она чувствует мороз по коже и дикое желание провалиться сквозь землю. ― К-к-капитан Хирако... ― тонко щебечет она, полностью обескураженная очередным нелогичным поступком этого до одури странного мужчины. Пугающая белозубая улыбка на лице Шинджи становится шире, и она неосознанно пытается вырваться из кольца его рук, но мужчина не позволяет ей этого сделать. ― Куда же вы так спешите, лейтенант Хинамори? ― улыбаясь, спрашивает он, и Момо кажется, что в его голосе больше яда, чем миролюбивой приветственной насмешки ― фирменного тона её капитана. ― Я... ― почему-то сейчас ей не хватает смелости солгать, что она идёт на встречу с Широ-тяном, поэтому она просто стыдливо опускает глаза, мечтая о том, чтобы на этом внезапная пытка капитана Хирако закончилась. Шинджи же смягчается, его руки расслабляются, а улыбка на лице становится дружелюбнее, в глазах на пару градусов теплеет. Теперь он больше напоминает того беззаботно-сумасшедшего мужчину, которого она встретила убегающим от несносной девчонки-шинигами, поэтому когда Момо вновь поднимает на него взгляд, ей становится чуточку легче: во всяком случае, теперь она дышит не через раз. ― Ну, раз так, то... ― Шинджи наконец выпускает её на свободу и театрально тянет последнюю гласную. ― У меня для вас, лейтенант Хинамори, ― он специально обращается к ней на «вы», чтобы внести в его речь нужную ему нотку смешливости, которую он умело маскирует под привычным для Готей-13 уважением между капитаном и лейтенантом, ― подарок. Шинигами с искренним интересом наблюдает за её реакцией: сначала она не понимает смысл сказанных им слов и бездумно глядит на его лицо, на самом деле ни разу не видя его черт, потом, видимо, она начинает осознавать их, потому что в больших шоколадных глазах мелькает тень какого-то иррационального испуга, и вот она уже готовится извиняться и говорить о том, что в этом нет никакой необходимости: ― Что?.. Вы не... ― но Шинджи вовремя перебивает её, затыкая несмышлёную девчонку одним только взглядом: ― Меня не волнует, что вы думаете, лейтенант, ― жёстко обрывает он, по-прежнему продолжая улыбаться, а после он суёт ей в руки книгу, перевязанную красивой лиловой лентой: ― Вот, прочтите на досуге, ― с этими словами он срывается в шунпо, оставляя растерянного лейтенанта совершенно одну. Хинамори быстрым шагом возвращается в свою комнату и там, сдерживая странную внутреннюю дрожь, снимает с подарка упаковочную ленту и с интересом читает название небольшой книги с невероятно красивой иллюстрацией на обложке. «Красавица и чудовище», ― именно такая надпись находится над картинкой с девушкой в прекрасном жёлтом платье и существом, которое смутно напоминает ей Пустого. Момо чувствует какую-то тревогу, открывая книгу, потому что в больших карих глазах красавицы с картинки ей видится что-то до боли знакомое. Что-то, что маленькая несмышлёная Хинамори Момо могла видеть каждый день в зеркале.***
Когда она заканчивает читать книгу, ей хочется плакать. Мерзкий капитан Хирако тщательно выбирал для неё историю, и сейчас она действительно ненавидит его глумливую улыбку и издевательский взгляд, кричащий: «Ну что, красотка, где теперь твоё чудовище?» Её чудовище заперто на двадцать тысяч лет в тюрьме Общества Душ за великие грехи, которые она своим глупым влюблённым сердцем до сих пор пытается как-то оправдать. Её чудовище не любит красавицу-Белль с лейтенантским шевроном на тонкой ручке. Это Момо знает совершенно точно, потому что, может быть, она до сих пор остаётся слепа и верна этому чудовищу, но конченой дурой она быть отказывается. И именно поэтому горячие слёзы щиплют глаза, выедают в глазницах сквозные дыры и причиняют поистине адскую боль. Она со злостью захлопывает книгу и норовит выкинуть её из окна, но вовремя останавливается: во-первых, это всё-таки подарок, тем более, от её нового капитана; во-вторых, это книга, какая-никакая, но книга, и в ней очень красивые иллюстрации ― Момо есть, чему там поучиться; а в-третьих, она испытывает какое-то мазохистское желание перечитать её, чтобы ещё раз убедиться в том, что у неё самой счастливого конца, как у Белль и её чудовища, не будет никогда. Поэтому она прячет её так, чтобы ни одна душа не была способна найти её, вытирает свежие дорожки слёз и идёт на утреннее построение, стараясь выглядеть как можно более беззаботной и даже счастливой, но, видимо, у неё получается довольно паршиво, поскольку первое, что делает капитан, который в кои-то веки явился на тренировку с отрядом, ― это наклоняется и шепчет ей в ухо так, чтобы никто ничего не услышал: ― Хинамори Момо, вы в курсе, что лгать ― нехорошо? ― после этого он как ни в чём не бывало улыбается и начинает тренировку с ничего не понявшими офицерами, которым, если честно, нет никакого дела до того, что происходит между их новым капитаном и лейтенантом Хинамори, потому что Хирако Шинджи успел завоевать их уважение, даже будучи полностью эксцентричным субъектом, а Момо, многие знали об этом, переживает не самые лёгкие времена. После этого вопроса она никак не может собраться и в итоге оказывается полностью бесполезной, поэтому Шинджи отправляет её с полигона и наказывает ей ждать, когда он вернётся. Она слегка краснеет, отдаёт низкий поклон и как можно быстрее скрывается с глаз долой.***
Хинамори подписывает последние бумаги, когда капитан возвращается в их кабинет ― ни разу не взъерошенный и, кажется, даже почти не уставший. У Момо закрадывается сомнение, что он вообще был на тренировке, и если бы она собственными глазами не видела, как он доставал меч из ножен, то предположила бы, что он просто нагло обманул её и свалил куда-нибудь в бараки тринадцатого отряда к капитану Укитаке, чтобы выпить чашку чая или чего-нибудь покрепче. ― Я закончила с отчётами, их теперь только нужно отнести в первый отряд, ― быстро рапортует она, не дожидаясь, когда он скажет хоть что-нибудь, потому что на самом деле чувствует вину за то, что позволила эмоциям навредить своему отряду, ― я... ― Оставь, ― устало прерывает он её и, слегка хмурясь, тяжело вздыхает: ― Я не собираюсь вас отчитывать, лейтенант. У нас есть незаконченное дело, поэтому вы и я тут, ― спокойно говорит Шинджи, и Момо чувствует, что находится в смятении: этот серьёзный тон смущает её, потому что она на самом деле уже привыкла к некрасивой улыбке и смешливому голосу своего капитана, а теперь он сам на себя не похож. ― Какое? ― робко спрашивает она, предпочитая не думать о том, что сейчас может грянуть гром. ― Мы не познакомились. Она вновь не понимает его, что, видимо, как-то отражается у неё на лице, потому что уголки губ Хирако поднимаются вверх, расчерчивая его лицо кривоватой улыбкой. ― Я... я не понимаю, капитан Хирако. ― Не строй из себя дурочку, Хинамори Момо, ладно? ― гадко, на самом-то деле, улыбается Шинджи, и его лейтенант утопает в чём-то липком и холодном ― ей страшно, потому что её ложь раскрывают за две с половиной секунды, но почему-то не осуждают за это. Ей кажется, что Хирако Шинджи осуждает её не за ошибку, совершённую ею, а за то, что она никак не может отказаться от неё...***
― Ты, лейтенант, идёшь за мной и немедленно, ― он появляется словно из ниоткуда. Его тон твёрд, и она не смеет ослушаться: семенит за мужчиной, пытаясь понять, что творится у него в голове и какие цели он преследует, меняя так резко тон, улыбки, отношение и обращение с «вы» на «ты». Она не жалуется, потому что не имеет на это права, ну, так считает она сама, но всё-таки в ней что-то тихонько бунтует, отчего ей приходится прикладывать уйму сил, чтобы успокоить внезапно зажёгшееся в ней пламя. Одновременно в Момо просыпается любопытство ― впервые за последние несколько недель. Она смешно вытягивает шейку, пытаясь посмотреть, куда ведёт их капитан, но за его широкой спиной ей ничего не видно, по сторонам она не смотрит из принципа, а потому фокусирует взгляд на колышущейся при каждом движении белой ткани капитанского хаори. Оказывается, что всё это время они шли на тренировочный полигон, однако Хинамори не видит здесь ни души, что удивляет её, поэтому, когда они, наконец, останавливаются, она вопросительно заглядывает Хирако в глаза и не временит озвучить свой вопрос: ― Зачем мы здесь, капитан Хирако? ― За тем, чтобы ты подняла мой уровень владения кидо, ― очень просто отвечают ей, легко и беззлобно усмехаясь. У Хинамори от удивления расширяются глаза до невозможных размеров и приоткрывается маленький аккуратный ротик: ― Но, капитан Хирако... ― Что такое, красотка? ― сверкая хитрыми глазами, спрашивает он, и лейтенант тушуется. ― Простите, я просто не понимаю, вы же капитан, а я просто лейтенант, и я не... ― она начинает мямлить, отчего Шинджи раздражённо цокает языком: ― Вот ведь зануда! Отставить глупые оправдания! ― от вмиг ставшего звонким голоса шинигами вытягивается как по струнке, что только ещё больше забавляет капитана пятого отряда. Он улыбается и говорит, почти поёт: ― Это приказ, и ослушаться его ты не имеешь права. Момо же позволяет себе нечто из ряда вон выходящее: она тяжело вздыхает, проклиная странного мужчину в капитанском хаори.***
― С чего вы хотите начать? ― уже, видимо, смирившись со своей не самой завидной участью, спрашивает исполнительная шинигами, на что Хирако улыбается почти что одобрительно: ― С того, что тебе больше всего нравится. Я редко пользуюсь кидо, поэтому мне нужна практика, ― беспечно говорит он, что вводит её в ещё больший ступор. Слишком откровенный. Слишком яркий, блистающий даже ― начиная с идеального одеяния шинигами с необычным белым галстуком, с которым он так и не смог расстаться, и заканчивая широкой белозубой улыбкой. Он совершенно не похож на спокойного, скупого на сильные эмоции Айзена, жизнь которого оказалась наполненной сплошь и рядом ложью. Хинамори задумывается и решает, что раз так, то почему бы и ей не стать чуточку дерзкой? ― Тогда начнём с пути разрушения номер 12, ― тонко улыбается она, стараясь опустошить себя от ненужных эмоций и превратиться в себя прежнюю ― до предательства Айзена, до битвы с ним. Шинджи настолько поражает этот её жест, что он даже зависает на пару секунд, а потом отмирает и гадливо улыбается: ― То есть ты так оцениваешь уровень владения кидо одного из капитанов? ― Не волнуйтесь, никто не узнает, если вы не умеете им пользоваться, ― Хинамори возвращает ему его улыбку, но тут же замолкает и испуганно смотрит на своего капитана, понимая, что перешла черту, что перед ней не Хицугая Тоширо, её друг детства, которому она могла вот так вот дерзить, а Хирако Шинджи ― капитан-вайзард, о котором она практически ничего не знала, но который всё равно оставался очень и очень опасным шинигами. Хирако выглядит как глыба льда, а потом смеётся ― тихо, но так искренне, что у Момо камень с души спадает. В глазах его плавают, как чаинки в воде, искорки едкой насмешки ― только вот уже над ним собой. Он ошибался: есть в ней капля веселья, только нужно вытащить её на поверхность. ― Тогда я спокоен, ― заверяет он её и принимает нужную стойку. Это фарс чистой воды, но, похоже, именно так можно заставить девчонку быть живой ― улыбаться едва заметно, злиться, раздражаться и перечить. Хинамори облегчённо улыбается и разводит руки в стороны: ― Что ж... ― но она не успевает и слова сказать, потому что Хирако вытягивает руки и быстро произносит: ― Фусиби, ― и тут же тренировочный манекен, стоящий неподалёку от Хинамори, начинает сверкать искрами. Она еле успевает отойти, потому что взрыв происходит практически мгновенно. Горячий воздух мощной волной обжигает ей оголённую часть руки, но она никак не показывает этого, а только лишь удивлённо смотрит на явно довольного собой Хирако. ― Ну что, лейтенант, как я справился? ― насмешливо спрашивает он, и только после этого она выходит из ступора и вновь принимает правила их игры: ― Это потрясающе, капитан Хирако, ― как китайский болванчик, качает шинигами головой, ― но смысл этого кидо в том, чтобы как можно дольше делать пламя невидимым для противника. Вы... просто взорвали тот манекен, хотя должны были сначала объять его кидо и только потом поджечь, так скажем, фитиль, ― чётко и подробно разъясняет она, как всегда это делает для первогодок, пришедших из Академии шинигами, и Шинджи невольно любуется ею, потому что, оказывается, в ней есть что-то, отличное от Айзена: например, она искренне добра к своим подчинённым и не чувствует рангового неравенства, относится к ним с должным уважением и действительно желает им помочь, кроме того, она может быть и напористой, и хитрой, и смешливой даже, а также может приглушать свою механическую лейтенантскую выправку, так же усердно обучая уже не офицеров из их отряда, а её собственного капитана. Хирако правда это нравится, потому что это даёт ему надежду на то, что эту девчонку можно спасти. ― Ладно, красотка, научи меня, ― говорит он так просто и так беззаботно, что Хинамори становится не по себе, потому что капитан Айзен никогда не позволял себе переходить грань рабочих отношений между лейтенантом и его капитаном, а Шинджи только это и делает: начиная с этого его, непонятно откуда взявшегося «красотка» и заканчивая этой дурацкой кривой улыбкой. ― Хорошо, капитан Хирако, ― говорит она и складывает ладони перед собой, ― я хотела использовать это в комбинации с путём разрушения номер 31 и кидо-сетью. Шинджи выразительно выгибает бровь: ― Вот как. Интересно. Продемонстрируешь? ― рукой он указывает на другой манекен, желая посмотреть на то, как эта маленькая шинигами справится с этой довольно оригинальной комбинацией кидо. Хинамори же немного конфузится и немного нервно передёргивает плечами, но потом берёт себя в руки и твёрдо шагает к тренировочному манекену, начиная концентрировать реацу в ладонях. Сначала Шинджи замечает, как тонкие, едва заметные его глазу, что говорит о высоком мастерстве его лейтенанта, лианы её реацу оплетают манекен, а потом, как они начинают слегка переливаться на солнце огненными отблесками, а уже через пару мгновений залп алого пламени распространяется по всей этой паутине, образуя мощный, всеобъемлющий взрыв. ― Хорошо, ― довольный результатом Шинджи кивает головой, ― а теперь объясни, как я должен действовать, ― просит он, хотя шинигами с его опытом уже давно понял, что только что провернула эта смелая девчонка. Просто он хочет, действительно хочет наладить с ней контакт, а что в данном случае может быть лучше совместной тренировки?.. ― Вы должны использовать Сяккахо и Фусиби почти одновременно, а до этого наложить кидо-сеть на объект атаки и связать ею врага... ― начинает Момо, но Хирако почти не слушает её, он наблюдает за тем, как меняется выражение её лица, как загораются глаза и как её слегка потряхивает от исключительной сосредоточенности. Ему начинает нравится то, что она так усердна в своей работе. На полигоне они проводят без малого три часа: всё это время он старательно выполняет все её указания и к концу тренировки ему удаётся в точности скопировать изобретённую ею комбинацию. Также он умудряется сострить четыре тысячи раз и на четыре тысячи первом вызвать у неё тонкий, как перезвон колокольчиков ландыша, смех. Шинджи думает, что ландыш ― это действительно её символ ― такой же элегантный, маленький и хрупкий. Он благодарит её за хорошую тренировку и отпускает отдохнуть, говоря, что с оставшейся частью отчётов разберётся сам. Момо смотрит на него со смесью недоверия и робости, но замечая его твёрдый, не терпящий никаких пререканий взгляд, просто отдаёт ему поклон и исчезает в шунпо. Кажется, она начинает чувствовать своего капитана. Учится его понимать.***
Хинамори находится в прострации. Хинамори смотрит на красавицу в жёлтом платье и не думает ни о чём, потому что голова отказывается функционировать, а сердце уже давно перегорело: тлеет иногда и потрескивает неяркими искрами. Лейтенанту пятого отряда кажется, что капитан Хирако ошибается: она сама не похожа на красивую, полную сил и жизни девушку с твёрдой обложки подаренной им книги. У Хинамори просто нет жёлтого платья и веры в то, что теперь всё наладится, потому что человек, которого она боготворила, предал её и сейчас находится там, куда ей банально страшно идти. Хинамори Момо боится идти к Айзену и видеть, как в его больших красивых ― чертовски злых ― глазах плещется вселенский яд и желание проткнуть её своей катаной ещё сотню раз, поэтому Хинамори старается не думать и не чувствовать, но у неё получается довольно паршиво: что-то внутри надрывается хрипловатым голосом и обвивает тугими лианами надтреснувшие рёбра. Внутри неё разрастается клумба из ландышей. Внутри неё есть погребальная плита, чей-то труп и букетик скорбных полевых цветов. Лейтенанту не под силу выдержать это испытание болью и одиночеством, поэтому она вспоминает о своём нынешнем капитане и делает вывод, что она обязана помочь ему с отчётами. Она захлопывает книгу, так же прячет её в самое укромное местечко своей комнаты и направляется в кабинет своего капитана.***
Застаёт его она за просмотром каких-то бумаг: Шинджи хмурится, и это не нравится ей, потому что у её капитана на самом деле красивые тонкие светлые брови и лицо легкомысленного идиота с приклеенной улыбкой на губах, и то, что сейчас он выглядит как взрослый разумный человек, ― тот, кто тоже терял многое, если не всё, ― ей приходится не по вкусу. Шинигами тихонько кашляет, привлекая его внимание: ― Капитан Хирако... Мужчина сразу поднимает голову и непонимающе смотрит на неё: ― Что ты здесь делаешь, Хинамори? Я же говорил тебе, что ты можешь быть свободна на сегодня, ― голос у него блёклый, и почему-то Момо кажется, что причиной этого является она сама. То, как он произносит её имя, вызывает в ней ощущение лёгкого дискомфорта, но только потому, что он произносит её имя как-то по-особенному. Не так, как звали её все остальные. Не так, как делал это Айзен... ― Мне стало неспокойно, ― честно признаётся она и сама удивляется этому. ― Поэтому я решила прийти и помочь, ― Момо стыдливо опускает взгляд, а Шинджи молчит пару минут, пристально разглядывая её, а потом ухмыляется чему-то своему: ― Ты слишком много работаешь, ты знаешь? Тебе следует больше времени уделять себе. Жить для себя, ― «а не для своего капитана» он тактично опускает, а Хинамори слегка удивлённо смотрит на него, не совсем понимая, почему он говорит ей такие вещи. Вообще ей трудно принять это, потому что всё это время она жила для человека, который в итоге не оценил этого, и это было её ошибкой, но она просто отказывалась принимать это, а потому, сменив капитана, она сменила только лишь одну фигуру на шахматной доске на другую. ― Я не... ― Ладно-ладно, Хинамори Момо, ты ― трудоголик, и я попробую с этим смириться, ― добродушно откликается Хирако, улыбаясь одними уголками губ. ― Проходи. Момо делает шаг, и именно в этот момент ткань рукава косоде проходится по обожжённому на тренировке месту, отчего она едва слышимо цыкает от боли, но Шинджи слышит и встаёт со своего места, подходит к своему столу и выдвигает верхний ящик, достаёт оттуда какую-то баночку и вместе с ней подходит к своему лейтенанту. ― Капитан Хирако, с чем вам помочь? ― спрашивает в это время Хинамори. ― Хочешь помочь? ― скептически выгибает брови её капитан. ― Сядь и помолчи. Вот этим и поможешь. ― Момо удивлённо смотрит на него, но под напором мужчины присаживается на краешек дивана. ― Я должен был заметить сразу, но, похоже, тогда я думал точно не головой, ― между тем говорит Шинджи, ― прости, ― внезапно добавляет он, и в глазах Хинамори появляется отблеск какого-то иррационального страха. ― Я тебя задел тогда, на тренировке. Давай сюда руку, ― Хирако открывает баночку и черпает пальцами небольшое количество какой-то мази, от которой приятно пахнет травами. ― Всё нормально, капитан, правда... ― Ками, прекрати это, лейтенант. Давай, ― требовательно отрезает он и ждёт, когда она уже протянет ему свою руку. Выбора у неё не остаётся. Шинджи коротко осматривает покрасневшую кожу на руке и прикладывается пальцами с мазью к месту ожога. От контраста температур Хинамори вздрагивает, но Хирако крепко удерживает её руку навесу и аккуратно, что не свойственно капитанам, чьи руки загрубели в постоянных сражениях, начинает втирать мазь в кожу. Момо втягивает запах мази и с интересом наблюдает за действиями Шинджи. Ей кажется, что сейчас происходит что-то запредельное, но ей не хватает смелости сказать об этом вслух. Единственное, что она может сказать, ― это: ― Спасибо. И простите за причинённые неудобства. ― Дура, перестань вести себя так, будто ты здесь лишняя. Я ― твой капитан, а ты ― мой лейтенант, а наш отряд ― это семья, а это значит, что правило заботы лейтенанта о своём капитане работает и в другую сторону. Если ты этого до сих пор не поняла, то я не понимаю, как ты вообще стала лейтенантом, ― довольно жёстко, но без злого умысла говорит Шинджи. Это в нём говорят небывалое раздражение от её поведения и злость на Айзена, который научил девчонку совсем не тому, чему капитан должен научить своего лейтенанта. На этом их разговор заканчивается: он просто отдаёт ей стопку бумаг и сам возвращается к работе. Баночка с целебной мазью становится ещё одним его подарком для Хинамори Момо.***
― Шевелись, красотка! ― голос Шинджи раздаётся по всему полигону, а потом он стреляет в неё кидо, в котором он за последние несколько дней заметно преуспел. Запыхавшаяся Хинамори еле успевает перевести дух, а потом вновь скрывается от его атаки в шунпо. Оказалось, что она не так уж и хорошо управляется с поступью, что сподвигло её капитана устроить контр-тренировки: негоже лейтенанту пятого отряда всё время отставать от своего капитана и давать ему миллион возможностей сбить её с ног, а потому уже третий день подряд она старается улучшить свой контроль шунпо под пристальным присмотром своего капитана. Сказать, что она была удивлена этому приказу Хирако, ― ничего не сказать, но она не могла ослушаться, а потому уже второй час они бегают друг за другом, что до ужаса напоминает ей о первой их встрече, вот только теперь убегает не высокий долговязый мужчина в капитанском хаори, а маленькая шинигами с дурацким пучком на голове, а за ней несётся на огромной скорости не девчонка с шлёпанцем, а опытный капитан, который успел научиться прицельно стрелять кидо высокого уровня. Вообще ― они сейчас ― это пример высокоуровневого идиотизма. Идиот и идиотка. По дурацким стандартам Готей-13, уж точно, но Хинамори совершенно противоестественно сейчас на это плевать. Она чувствует свободу, и ей впервые за последнее время кажется, что дальнейшее существование имеет смысл. Она внутренне смеётся и думает, что та девчонка ― Хиёри ― была права: её капитан ― олух. Но это весело. И Хинамори ни о чём сейчас не жалеет: она задушенно дышит и старается унять бунтующее то ли от усталости, то ли от абсурдности ситуации сердце, которое стучит бешено-бешено и буквально орёт ей о том, что капитан Хирако опасен в своём неумолимом желании вернуть её к жизни и научить её радоваться даже самым незначительным мелочам. Момо думается, что точно так же чудовище развлекало свою красавицу в собственной библиотеке, и то, что в этой истории её ― любимое? ― чудовище ― не капитан Айзен, почему-то не пугает её и ни разу не огорчает. Просто Момо знает: Хирако Шинджи ― никакое не чудовище, даже несмотря на жуткую улыбку и иногда очень злые и холодные глаза...***
Со временем у Хинамори Момо исчезают эти ужасные синие-синие круги под глазами, кожа светлеет и приобретает нормальный оттенок, а губы наливаются цветом, и все в Готей-13 смотрят на неё как-то странно. Хицугая хмурит брови и прячет от её больших красивых глаз едва заметную улыбку. Мацумото хлопает в ладоши и сама как будто становится ярче. Она предлагает ей устроить девичник с саке и вазой шоколадных конфет, и Хинамори не отказывает. После её ухода Рангику спешит замаливать все свои грехи, разделывается с недельным запасом отчётов и надеется, что после этого девичника небо не рухнет им на головы. Потому что правильная Хинамори Момо всегда говорила строгое «нет» подобного рода встречам. Хисаги и Кира одобрительно качают головами, и Изуру проникается её светом, не давит больше тонкую надежду и позволяет своим друзьям помочь ему. Также Момо перестаёт напоминать одного из роботов-подопытных капитана Маюри и учится не отдавать формальных поклонов капитану Хирако, когда они находятся наедине, вместо этого она по-прежнему кротко улыбается, выполняет свой минимум работы и идёт заваривать любимый чай Шинджи: для этого она просит у капитана Укитаке букетик мелиссы из его личного садика и достаёт самый лучший чёрный чай во всём Сейретее. Они пьют его и почему-то почти всегда молчат, и молчание это не то чтобы уютное, но оно не заставляет в отчаянии заламывать пальцы и смотреть на своё бледное ― будто проклятое вечной метелью беспамятства ― отражение, просто потому, что Шинджи всегда говорит с ней глазами: рисует целые миры отблесками насмешки, расчерчивает их карту длинными тёмными ресницами и заливает всё мёдом со стальными опилками. Но Хинамори всё равно это нравится ― просто потому, что Хирако Шинджи никогда ей не лжёт.***
В одну из таких чайных посиделок-молчаливых-разговоров её капитан нарушает установленные им самим правила игры: ― Лейтенант, ― она мгновенно реагирует на расслабленный тон его голоса и поднимает на него заинтересованный взгляд, ― сегодня я собираюсь покинуть Сейретей. ― Уходите на грунт, капитан Хирако? ― с лёгкой улыбкой спрашивает шинигами. ― Да, но я ухожу не один. ― Кто-то?.. Хинамори не успевает закончить ещё один вопрос, потому что её уже привычно перебивают в смешливо-приказном тоне: ― Ты идёшь со мной. ― У нас есть задание? ― Да, красотка, очень важное задание, ― улыбка Шинджи по-прежнему некрасивая и даже жуткая, но почему-то сегодня она пугает Хинамори немного больше обычного...***
― Капитан Хирако, куда мы идём? ― почти жалобно зовёт Хинамори, потому что её полубезумный капитан удачно игнорирует её уже как минимум минут двадцать и, не выпуская её руки из своей ладони, отчего Момо на самом деле становится одновременно и не по себе, и как-то противоестественно спокойно, тянет её за собой по только ему одному ведомому пути. ― Что за задание нам нужно выполнить? ― предпринимает шинигами последнюю попытку, и, к её удивлению, это срабатывает: Шинджи останавливается, привычно кривит губы в смешливой улыбке и рукой указывает на какое-то здание с яркой вывеской: ― Вот, красотка, пора привести тебя в порядок! ― торжественно говорит он, но Хинамори всё равно ни черта не понимает. Замечая её замешательство, Хирако снисходительно поясняет: ― Это магазин одежды, тут мы что-нибудь подберём тебе. Что-нибудь не чёрное, ― выразительно добавляет он. ― Но, капитан Хирако... ― Никаких «но», лейтенант Хинамори. Пора бы тебе понять, что меня бесит всё скучное и однообразное, а ещё меня бесит дурацкая форма шинигами. Тебе не идёт чёрный, лейтенант, ― смеясь по-настоящему блядскими глазами, Хирако наклоняется к ней и шепчет в самое ухо, ― чтобы ты знала, красотка, чёрный не идёт практически всем, а миленьким шинигами, вроде тебя, так и подавно. ― Но... ― Момо шокирована до предела, ей и в голову не могло прийти, что Хирако притащил её сюда для этого. ― Ками, Хинамори, перестань так смотреть на меня. Просто сделай мне одолжение и побудь простой девушкой, а не шинигами, порадуй себя чем-нибудь, как, к примеру, это делает твоя подруга Рангику-сан, ладно? ― что-то в его тоне заставляет Хинамори перестать сопротивляться и коротко кивнуть. ― Вот и хорошо, а теперь за дело. Быть может, даже не заботливый тон, который, Ками, ну никак она не ожидала услышать от этого едкого и непонятного мужчины, а его глаза, которые впервые не искрились неприкрытой насмешкой, убеждают её поступить так, как он ей посоветовал. Хинамори соглашается с безумием и идёт к двери, ведущей в другую реальность. При входе внутрь в её глазах начинает рябить от одежды всевозможных цветов и фасонов, и Хинамори начинает нервничать, потому что она ничего не знает о моде и потому что это слишком странно для неё ― находиться здесь со своим капитаном, который терпеливо ждёт, когда она уже сделает хоть что-нибудь, и не торопит её с выбором, потому что на самом деле отлично понимает, что в этой невероятно смелой шинигами сейчас происходит маленькая революция. Шинджи понимает, поэтому-то сам взглядом обводит помещение, находит пару красивых вещей, которые хотел бы увидеть на ней, но тактично об этом помалкивает. ― Капитан Хирако, я ничего не смыслю в этом, честно, ― тихо и даже чуть пристыженно шепчет Момо, и Хирако легко-легко посмеивается ― совсем тепло и беззлобно: ― Ничего, лейтенант, я тебе помогу. Для чего ещё нужны друзья? ― его вопрос риторический, но он настолько поражает её, что она застывает на месте и неверующе смотрит в спину капитана, который уже успел уйти к вешалкам в дальнем углу. Друзья... Разве могли они быть друзьями? Несносный капитан пятого отряда и его до одури правильная красотка-лейтенант. Это же Готей-13 ― приют идиотских формальностей и официозных правил, рассадник уныния и морального растления, где существуют лишь битвы, отчёты и вечная боль. Хинамори считает, что правила играют против них, но когда она возвращает взгляд на белобрысую макушку своего нелепого в своей простоте и демонстративно-наплевательском отношении к этим самым правилам капитана, ей начинает казаться, что в чём-то он даже прав. Например, в том, что дружба между капитаном и его лейтенантом действительно может быть. О том, что это, скорее, не Готей-13 установил эту неправильную истину, а кристально-идеальный-предатель-Айзен, который так удачно заставил её уверовать в неё, она предпочитает не думать. Хинамори следует за своим капитаном, потому что верит ему, ― и это, пожалуй, главная истина, которая открывается ей сегодня. Она смотрит на лёгкое голубое платье в руках Хирако и спешит спросить: ― Вы хотите, чтобы я надела это? ― Именно, ― Шинджи растягивает губы в нагловатой улыбке и суёт ей в руки платье, взглядом указывая на примерочную. Момо тяжело вздыхает и идёт в указанном направлении ― просто потому, что сегодня ей хочется довериться этому человеку или шинигами, не так уж и важно. Важны сейчас она, робко смотрящая на своё отражение в зеркале, это безупречное платье потрясающего небесного оттенка и довольный собой Хирако Шинджи, ждущий её снаружи. Когда она выходит, опытному капитану пятого отряда Готей-13 едва удаётся скрыть вздох восхищения ― настолько красива Хинамори в этом лёгком льняном платье приятного голубого цвета, которое пышным облаком прикрывает её аккуратные прямые ноги, слегка облегает тонкий стан и маленькую округлую грудь; настолько ей идут эти рукава в три четверти, украшенные рельефными кружевами в тон платью, и белый пояс на талии. Хинамори стоит перед Хирако и тупит смущённый взгляд в пол: ей до безумия неловко, но почему-то сейчас она чувствует себя самой красивой девушкой во Вселенной. Что-то глубоко внутри неё подсказывает ей, что это не из-за красивого платья, которое ей выбрал мужчина, смотрящий на неё так неприкрыто-восхищённо. Красавица-Белль из сказки, будь она тут, сказала бы, что это всё из-за обычно смешливых винно-карих глаз... ― Хирако-сан, это... Оно очень красивое, спасибо, ― робко произносит Хинамори, и Шинджи потихоньку отмирает: ― Ну конечно, простая фактура этого платья только подчеркнула твою природную красоту, лейтенант, поэтому впредь выбирай что-нибудь лёгкое и цветное. Никакого чёрного! ― забавно щуря глаза, смешливо наказывает он ей, не обращая внимания на то, как краснеют её щёки и как его руки холодеют от лёгкой нервозности. ― Итак, мы берём его. Нужно выбрать что-то ещё. ― Но, капитан Хирако, у меня нет... ― Плачу я, и ты послушно не возражаешь мне, это понятно, лейтенант Хинамори? ― строго спрашивают её, и Момо понимает, что у неё нет выбора. Совсем. Никакого. Ей остаётся лишь смириться с тем, что её капитан ― больной на голову эстет, которому нравится сбивать глупых маленьких шинигами с ног, а потом делать из них настоящих красавиц-принцесс, которым не страшны никакие чудовища.***
Следующим шагом становится парикмахерская, и Момо вся дрожит от страха, потому что каким-то образом капитану Шинджи удаётся договориться с какой-то девушкой, которую он непрестанно зовёт «любовь моя», о том, что стрижку будет проводить он сам. Хинамори не знает, была она его любовницей ― на этих мыслях Момо краснеет и корит себя за бестактность ― или же являлась очередной ничего не смыслящей в жизни дурочкой с грунта, очарованной его совершенно странным шармом, но факт остаётся фактом: место парикмахера ему уступают с лёгкой улыбкой на лице, и ножницы оказываются в руках у опытного боевого капитана пятого отряда. Это, впрочем, звучит как приговор. Хинамори молится, но со смирением принимает своё наказание, закрывает глаза и отдаёт себя на растерзание случаю. Хирако замечает её реакцию и, смеясь, кидает: ― Ты не узнаешь себя, лейтенант. Хинамори Момо с ним не согласна: она хочет себя узнать после этой страшной пытки, она не хочет исчезать!.. Когда Шинджи касается длинными и почему-то ужасно холодными ― это она чувствует кожей головы даже сквозь толщу своих волос ― пальцами её макушки, Хинамори вздрагивает, чем вызывает снисходительный смешок откуда-то сверху, но хватка на голове ослабляется, и движения костлявых пальцев становятся нежнее, что само по себе иррационально, потому что, Момо напоминает себе, Шинджи ― шинигами, у которого мозоли на руках от постоянных битв и который практически всю свою загробную жизнь держал в них не обычные парикмахерские ножницы, а острую катану-занпакто. Это было бы смешно, если бы не тот факт, что подопытным кроликом является она сама. Но Момо сильная, она перетерпит. Хирако тоже думает, что его лейтенант справится, потому что самое страшное она уже ― почти! ― пережила. И пусть ублюдок-Айзен продолжает гореть синим пламенем! Шинджи аккуратно подцепляет пальцем бирюзовую ткань, с помощью которой она собирала пучок, и снимает её, освобождая волну тёмных шелковистых волос. Хирако нравится трогать их, потому что они действительно мягкие, хотя ему всегда казалось, что это не так. Он медленно пропускает отдельные пряди между пальцев и задумчиво разглядывает их: ему кажется, что в их холодноватом отблеске он видит саму сущность нынешней Хинамори Момо, которая прячет себя от всего мира просто потому, что боится снова жить. Боится обжечься вновь, а потому прячет свои прекрасные, не хуже, чем у красотки-Белль, волосы под этим уродливым куском ткани и не собирается что-либо менять. Менять будет Шинджи, поэтому он сгоняет минутное наваждение и без всяких сожалений состригает основную массу волос, которые небольшой кучкой осыпаются у его ног, но Хирако знает, что это правильно, а потому не собирается грустить о том, что давно уже должно было случиться. У его ног лежит символ её несвободы, её страха и боли, и он лишь надеется, что до неё дойдёт, что с ней не так. А пока он педантично, как бывалый хирург, стрижёт её, выравнивает немного секущиеся концы, придаёт форму причёске и благодарит свою знакомую с грунта за то, что она ещё несколько лет назад, когда он только обживался в Каракуре, научила его всем своим парикмахерским штучкам, чтобы самой не мучиться с довольно привередливым клиентом, а сегодня по старой дружбе разрешила подстричь его лейтенанта в своём салоне красоты. Шинджи довольно уверенно делает свою работу, а Хинамори в этот момент ни о чём не думает, а только отдаётся приятным ощущениям чужого мастерства и скрупулёзности. Это почему-то приносит ей облегчение ― чувствовать, что за твоей спиной стоит тот, на кого можно положиться, ― а в том, что Хирако Шинджи можно довериться, Хинамори уже почти не сомневалась, ― а не тот, кто в спину воткнёт предательский нож, так хорошо, что Момо даже не замечает, как предаёт собственную слабость перед Айзеном и святую, но ложную веру в него. Спустя час Шинджи заканчивает, и теперь уже можно повернуть стул, на котором сидела Хинамори всё это время, к зеркалу, от которого он предусмотрительно спрятал её ранее. Маленькую шинигами слегка потряхивает, но она делает глубокий вдох и на выдохе спрашивает: ― Капитан Хирако, можно уже смотреть? ― О да, лейтенант, о да... ― улыбаясь чему-то в воздухе, тянет он, но легче от этого Момо не становится; почему-то обычная стрижка волнует её больше, чем битва с фрассьонами Тии Халлибел. Возможно, потому, что у шинигами не существует простой человеческой жизни. И именно за это Хирако Шинджи не любит Готей-13. В зеркале маленькая смелая шинигами видит кого-то другого ― не себя, уж точно. Эта девушка ― не она. У неё удивлённый взгляд красивых карих глаз, которые теперь кажутся ещё больше из-за ровной формы стрижки; у неё блестящие и на самом деле очень привлекательные волосы, аккуратно уложенные в простое каре умелыми, как оказалось, руками мужчины позади неё; у неё лицо красавицы-Белль ― чистое и донельзя счастливое. Хинамори едва сдерживает вздохи восхищения. ― Капитан Хирако, это... мне очень нравится, ― выдыхает она и не имеет понятия, как выразить все свои чувства, потому что слов банально не хватает, потому что все они не способны передать её благодарность, её восторг и всё ещё неверие в то, что она видит. ― Я рад. Теперь, красотка, я хоть смогу спать спокойно, а не мучиться от кошмаров, в которых ты каждое утро прячешь свои волосы под эту уродливую шапочку, ― скривившись, отвечает ей капитан, и Хинамори даже не обижается на его слова, а тихонько смеётся его, оказывается, такой детской непосредственности в вопросах моды. ― Пойдём, лейтенант, нам нужно заскочить ещё кое-куда, ― он разворачивается к выходу, когда маленькая ручка хватается за рукав его горчично-охристой рубашки, в которую он сегодня был одет, и ощутимо тормозит его. Шинджи поворачивается к ней лицом и вопросительно изгибает брови, а Хинамори искренне улыбается и произносит только одно слово: ― Спасибо, ― и только теперь ей кажется, что всё, что она хотела сказать, дойдёт до адресата, не останется невысказанным, потому что слова ничего не значат, на самом-то деле, но глаза никогда не лгут. Шинджи усмехается: ― Не за что, красотка. Считай, что я ― твоя Крёстная Фея. О! ― вдруг останавливается он, будто к нему снизошло озарение. ― Кстати, эту историю тебе тоже следует прочитать. Значит, зайдём ещё и в книжный магазин. ― Что за история? ― заинтересованно спрашивает Хинамори, потому что ей немного неловко чувствовать чужую заботу, и она старается отвлечь себя от этого разговором. ― «Золушка», тебе будет интересно, потому что сказки ― это всегда интересно, ― со знанием дела говорит он ей и уже тянет за собой к выходу. На полпути к следующему объекту их маленького путешествия к ней приходит мысль, которую она не может оставить не озвученной: ― Капитан Хирако, ― зовёт она, и он оборачивается к ней с вопросом в глазах, ― где вы научились этому? ― Та девушка, хозяйка парикмахерской, научила меня, когда я и остальные вайзарды жили тут, ― спокойно отвечает он, а Хинамори думается, что он слишком легко делится с ней подробностями своей личной жизни. В отличие от Айзена Соске. ― Капитан... ― М? ― А вы научите меня, ― Хинамори замолкает, пытаясь осознать, что собирается попросить у него, ― стричь волосы? Шинджи смеётся, потому что никак не ожидал от этой странной шинигами такого: ― Зачем тебе? ― аккуратно интересуется мужчина. ― Я слышала, что когда-то у вас были очень длинные волосы. Мне хотелось бы помочь вам с уходом за ними, ― краснея, говорит она, а Шинджи в удивлении приподнимает брови. Точно: не ожидал. ― А ещё мне хочется отплатить вам долг за сегодняшнее, ― ещё больше смущаясь, добавляет Момо. Шинджи уже хочет сказать, что этого не требуется, но потом понимает, что Хинамори так будет проще, поэтому он слишком просто отвечает: ― Ну раз так, то хорошо, но только после того, как сможешь довести свой уровень владения шунпо до моего. Хинамори смотрит на своего хитрого-хитрого, но почему-то ни разу не лживого капитана и кивает головой в знак согласия.***
По дороге к последнему секретному месту в списке Хирако они заходят в магазин, в котором много-много книг, но Шинджи тянет её к самому дальнему стеллажу и вытаскивает одну-единственную книгу с яркой обложкой, на которой изображена была другая невероятно красивая девушка уже в голубом платье. Когда Хинамори видит её, кончики её ушей краснеют, а внимательный капитан Хирако, замечающий смущение Хинамори, лишь кривит губы в усмешке и авторитетно качает головой: ― Именно, лейтенант, ещё одна красотка-принцесса, ― отвечает он на незаданный вопрос и идёт к кассе, расплачивается и, зовя её за собой, выходит из магазина. На улице он суёт эту книгу ей в руки и приговаривает: ― Тут тоже много хороших иллюстраций. Насколько мне известно, тебе это интересно, так что не благодари, ― нахально добавляет мужчина и отправляется в путь. Хинамори еле успевает догнать его и спрашивает: ― А откуда вы узнали об этом? ― Из достоверного источника, красотка, ― легко уклоняется он от ответа, и Момо тяжело вздыхает: почему-то ей думается, что у его «достоверного источника» рыжие волосы и очень длинный язык.***
Останавливаются они около маленького неприметного магазинчика с большими стеклянными витринами, сквозь которые Момо замечает большие стеллажи с чем-то, похожим на книги, но намного тоньше. ― Что здесь? ― спрашивает она. ― Магазин музыкальных пластинок, ― мечтательно улыбаясь, говорит Шинджи, даже не удостаивая её взгляда, так как увлечён рассматриванием происходящего внутри храма музыки. Они заходят внутрь и остаются там на добрых два с половиной часа, потому что Шинджи никак не может насмотреться на пополнившиеся коллекции дорогих пластинок и в конце не может выбрать между двух полюбившихся ему композиций. В итоге он покупает сразу обе и плюёт на то, что почти что обанкротился на этой покупке. Музыка ― превыше всего, поэтому он, довольный, выходит из магазина и смотрит на уже уставшего лейтенанта. Та как-то странно посматривает на него последние полчаса и, не выдерживая, спрашивает: ― Вы так сильно любите музыку, капитан Хирако? ― Да. ― А какую? Шинджи молчит и загадочно улыбается. Вообще он сегодня улыбается больше обычного, и Хинамори это даже слегка пугает. ― Я дам тебе послушать, когда мы вернёмся, но сейчас предлагаю просто прогуляться по вечернему городу. После его слов Хинамори обеспокоенно смотрит по сторонам: она и не заметила, как время начало близиться к вечеру, и это самый неосмотрительный её поступок за последние пару недель. ― Но, капитан, как же наш отряд? ― С ним ничего не случится, за один день, уж точно, а нам с тобой полагается отдых, ― беззаботно откликается Хирако, не желая замечать озадаченность шинигами рядом с ним. ― К тому же, я уверен, что наши старшие офицеры присмотрят за отрядом, так что всё в порядке. Ну же, пойдём, ты не так часто бываешь на свежем воздухе, ― он легонько подталкивает её в спину, и там, где его руки касались её, она чувствует непривычное тепло и потому сдаётся. Небо над их головами и вправду очень красивое: темнеющий горизонт переливается нежно-персиковыми и алыми оттенками и цветными лентами сплетается в тёмно-серую с вишнёво-черничными отливами косу на границе, за которую большим плоским шаром скользит солнечный диск. Воздух чистый и немного остывший наполняет её лёгкие при глубоком вздохе, и Хинамори начинает казаться, что она сама становится немного чище, легче, проще, беззаботней. Она почти готова взлететь, а потому она закидывает голову назад, рассматривает причудливые каллиграфические росписи облаков и чувствует, как голова кружится от свободы и яркого счастья, ослепляющего её и заставляющего сердце биться чаще. Шинджи наблюдает за ней и думает о том, что, будь ублюдок-Айзен тут, эта картина прекрасной незнакомки (потому что это кто угодно, но не нынешняя Хинамори Момо ― зашуганная скорбная девчонка-шинигами) стала бы ему костью в горле, и эта мысль греет давно уже покрывшуюся слоями ледника душу Хирако, а потому ему хочется, чтобы это длилось вечно, но, к сожалению, это невозможно, потому что он видит, что, несмотря на испытанные эмоции, а, скорее, наоборот ― из-за них, маленькая шинигами сильно устала: она часто зевает, и её большие красивые глаза застилает пелена сонливости. Тогда Шинджи решает, что пора возвращаться. В Готей-13 пахнет пылью, скукой и рабочей атмосферой. Шинджи кривится и тяжело вздыхает, а маленькая шинигами внезапно кладёт свою руку поверх его и утешительно говорит: ― Не переживайте, в жизни в Готей-13 тоже есть свои плюсы, капитан. ― Да уж, хотя бы тут один надоедливый рыжеволосый исполняющий обязанности шинигами не достаёт меня, ― задумчиво тянет он, и Хинамори улыбается одними уголками губ. ― А ещё: одна светловолосая девочка не собирается убить вас своим шлёпанцем, ― добавляет она, забывая обо всех дурацких правилах приличия Готей-13, и Шинджи, пребывающий в некотором ступоре от её слов, дерзко улыбается и треплет её по голове: ― Ну вот, теперь ты больше мне напоминаешь живую. Очень хорошо, не люблю мертвецов, ― почему-то холодно договаривает он, и Момо лишь благодарно смотрит ему в глаза. ― Спасибо вам, капитан Хирако. Для меня ещё никто ничего подобного не делал, ― очень искренно говорит она, и Шинджи усмехается вновь: ― Всегда пожалуйста, красотка. ― Спокойной ночи, капитан. ― Спокойной, лейтенант. Они расходятся. И только тогда Шинджи вспоминает, что обещал дать ей послушать музыку... «Что ж, отложим это на потом», ― с лёгкой улыбкой на губах думает Шинджи, прекрасно понимая, что для красавицы-Белль сегодня был слишком богатый на события день и что она, должно быть, здорово вымоталась, а потому их личный небольшой концерт может подождать.***
Рассматривая цветы в саду Укитаке, Шинджи думает о том, что жизнь в Готей-13 теперь не кажется ему чем-то неправильным, потому что раньше он думал, что не сможет вновь влиться в обстановку, но со временем ему становится понятно, что не только Готей-13, но и он сам поменялся, что теперь ему не всё время хочется удавиться только от одной мысли об Айзене, Хинамори и том, что он сам допустил то, что случилось. Теперь ему дышится немного легче, потому что он прилагает невероятное количество усилий, чтобы его лейтенант вернулась в строй, чтобы он сам мог последовать за ней, потому что ― он это чувствует ― только она может дать ему надежду на то, что ещё не всё потеряно. У Хирако, на самом-то деле, полно неразрешённых психологических проблем, кучи экзистенциальных дилемм и морозные едкие карие глаза, а ещё с полдюжины дыр от чужой катаны в спине. И ему это категорически не нравится. Шинджи рассматривает цветы в саду Укитаке Джуширо и среди них находит небольшую клумбу с ландышами. Ему думается, что ландыши как нельзя лучше подходят их отряду. Только они могут предупредить об опасности. О предательстве. Дзынь-дзынь. Здравствуйте, меня зовут Айзен Соске, и я ублюдок...***
Она появляется словно из ниоткуда и выжидающе смотрит на него, пока он не обращает на неё внимание: ― Что такое, Хинамори? ― спрашивает Шинджи, не отрываясь от заполнения стотысячного, наверное, отчёта на сегодня. Чёртов Ямамото Генрюсай!.. ― Хирако-сан, у меня... Я кое-что принесла вам, ― тонко лепечет она, и Хирако поднимает голову, непонимающе глядя на её смущённое лицо. Потом его озаряет, и он шаловливо ухмыляется: ― Неужели подарок? ― Д-да, ― готовая провалиться сквозь землю Хинамори кивает головой. ― Шампунь. Мне его посоветовал Кёраку-сан. Он на травах, им хорошо ухаживать за волосами. Шинджи смотрит на неё с минуту и начинает смеяться: ― Спасибо, красотка. Правда, спасибо. Вот только не думал я, что Шунсуя волнует что-то, помимо выпивки. Оказывается, этот неудачливый сердцеед не бреется вовремя, но за волосами следит?.. ― в воздух спрашивает он, но Момо отвечает: ― Видимо, да, ― задумчиво произносит шинигами. ― Забавно... ― Ещё как, но, похоже, это ему никак не помогает с Нанао Исе. ― Я бы поспорила с вами, капитан Хирако... ― тут же откликается Хинамори, но вовремя осекается, понимая, что сболтнула лишнего. ― Так-так, ты что-то знаешь? ― хитро сверкая глазами, спрашивает капитан пятого отряда. Момо мнётся и не спешит отвечать. ― Давай, я умею хранить секреты. Хинамори долго сомневается, потому что это совсем не по уставу, да и в жизни нормальных людей девушки делятся своими секретами с другими девушками или женщинами, а никак не с высокими тощими мужчинами с едкими улыбками и испытующим взглядом, от которого то в жар, то в холод бросает. ― Ну хорошо. Мы неплохо общаемся с Нанао-чан, и она кое-что мне рассказывала... ― сдаётся она, и Шинджи приглашает её присесть и сам присаживается слишком близко для простого официального разговора между капитаном и его лейтенантом, а впрочем, никакой это не отшлифованный рапорт-дискуссия солдат Готей-13, и на том можно завершить говорить об этом... Шинджи узнаёт, что Момо и Исе действительно дружат, что с ней Хинамори чувствует себя уютнее, потому что «Хицугае-куну» она может рассказать далеко не всё, а Мацумото-сан лучше вообще не доверять никаких тайн. Также его лейтенант говорит, что Нанао очень милая и спокойная и что её вспыльчивость по отношению к капитану ― лишь фасад; на самом деле она очень переживает за него и печётся о его благосостоянии. Возможно, добавляет Момо, она в него немножко влюблена, но только немножко! Во всяком случае, когда она говорит о капитане восьмого отряда, то её морозные синие глаза становятся теплее; как говорит Хинамори: там можно заметить расцветающую весну, и Шинджи непременно ей верит, не может не верить такому доверительно-честному выражению её лица. Ещё Хинамори говорит, что завидует её силе духа и что восхищается Уноханой Рецу, на что Хирако недовольно цыкает языком и говорит: ― Я, конечно, понимаю, о чём ты говоришь, но я не стал бы их канонизировать, потому что не знаю, как Нанао Исе, но Унохана точно не из простых шинигами, у неё полно своих скелетов в шкафу, ― Шинджи не боится чужих тайн сейчас, потому что доверяет Хинамори Момо. Он просто верит в неё. ― Лучше быть самим собой. ― Согласна, но... знаете, капитан Хирако, у нас у всех есть скелеты в шкафу, так что в этом нет ничего предосудительного, ― с лёгким холодком в голосе откликается Момо, и Хирако понимает, что это камень в огород Айзена Соске. Тему хочется как-нибудь прикрыть. ― Значит, ты просто должна быть самой собой и не бояться своих ошибок, ― он делает акцент на последней части предложения, и они оба понимают, к чему идёт разговор. ― Иногда, капитан Хирако, эти ошибки разрушают слишком много всего, и их не удаётся исправить, ― горько шепчет она, и Шинджи опять чувствует непреодолимое желание пожать Соске горло. ― Поверь мне, я знаю и понимаю, но как бы то ни было, без ошибок невозможна жизнь. Как бы банально это ни звучало, именно на них она и строится, мы учимся больше их не совершать и в попытке избежать их совершаем новые. Это замкнутый круг, так что это нормально, но не все могут принять совершённое, и я им не завидую, потому что это прямой путь к сумасшествию и самобичеванию, ― Хирако умалчивает о том, что не завидует самому себе, потому что, видимо, Хинамори делает то же самое по отношению к себе. ― Лейтенант, ― тихо зовёт её он, и она поднимает на него тот самый пустой взгляд, который он не видел у неё уже давно. Лучше бы больше никогда не видел... ― Тебе не нужно быть похожей на Нанао или Унохану, ни на Мацумото или даже юркую девчонку Кучики, потому что ты хороша такая, какая ты есть. Тебя любят именно такой, и не важно, что ты делала или чувствовала, или чувствуешь сейчас, ― акцент получается слишком явственным, и ему немного страшно, что он мог задеть её за живое. ― Брось это, лейтенант, никто не может осудить тебя, потому что это нормально ― нормально чувствовать и ошибаться... ― Шинджи замолкает, и Хинамори молчит тоже, вперив бессмысленный взгляд в пол. Это тяжело, потому что Хинамори никак не может смириться с новой реальностью, потому что Хирако Шинджи слишком проницателен и добр к ней, потому что она сама ― слабая и безвольная ― не может признаться себе в том, что совершила огромную ошибку. Вместо этого она предпочитает спрятаться и перевести тему немного в другую сторону: ― Скажите, капитан Хирако, почему вы тогда выбрали именно «Красавицу и чудовище»? ― Думаю, ты понимаешь, почему, ― вдруг очень серьёзно говорит он, и в его глазах плавают целые ледники, ревут загнанные метели и плещется голубыми разводами синее, адское ― чертовски холодное ― пламя. ― Не совсем, ― честно признаётся Хинамори, ― расскажите, ― просит она, и в её взгляде он видит решимость и готовность принять истину. ― Белль тоже совершила ошибку, доверившись чудовищу, ― начинает он, и Момо чувствует холодок, ползущий по хребту скелета, ― но она смогла с этим справиться, потому что Белль оставалась верна себе и потому что она смогла доказать чудовищу, что он не всегда был прав. Никто её не осуждал за это, и она, в конце концов, обрела собственное счастье, ― Шинджи опять молчит, а Хинамори думает и решается на что-то... ― А если чудовище не способно было бы измениться, что тогда? ― внезапно спрашивает она, и Шинджи становится не по себе от того, сколько боли сквозит в её голосе. Чёртов Айзен Соске!.. ― Тогда... тогда красавице-Белль просто нужно было бы найти другое чудовище, ― печально улыбаясь, отвечает он, пытаясь не думать о том, что на самом деле имеет под этими словами. ― Что ж, вечереет и пора бы мне исполнить своё обещание, ― быстро меняет мужчина тему, встаёт и куда-то уходит. Хинамори растерянно смотрит ему в спину. Он возвращается с повидавшим виды граммофоном и чуть неуверенной улыбкой на лице. ― Что это? ― спрашивает Момо, потому что никогда ничего подобного на самом деле не видела. ― Это граммофон ― устройство, с помощью которого вот эти плоские кружки винила, ― он указывает рукой на пластики, лежащие на его столе, ― издают разную музыку. ― А насколько разной она может быть? ― с детской непосредственностью спрашивает Хинамори, и Шинджи одобрительно качает головой: ― Очень разной. Люди придумали так много жанров, что в них и за сто лет можно не разобраться. ― А что больше всего любите вы, капитан? ― Джаз. ― С хитрой улыбкой на губах Хирако берёт первую пластинку и опускает иглу граммофона. Это оказываются «Ночные странники» Фрэнка Синатры, и Шинджи протягивает руку оторопевшей Хинамори, смотрящей на него с пугливым удивлением. ― Ну же, лейтенант Хинамори, потанцуй со мной, ― просит он так мягко, что она не может отказать ему. На ватных ногах шинигами поднимается и вкладывает свою ладонь в его, которая тут же уверенно сжимает её и ведёт за собой. Они начинают легко вальсировать, двигаясь в такт приятной мелодичной музыке. Шинджи всё делает уверенно, так точно, так размеренно, как будто он сейчас не танцует, а сражается в какой-нибудь битве или как будто это было его занятием последние несколько сотен лет. Хинамори чувствует себя неловко, потому что она совсем не умеет танцевать, но капитан постоянно ободряюще улыбается ей, когда их взгляды соприкасаются, и не даёт ей сделать ни одного неправильного шага. Сейчас она чувствует его силу и власть и понимает, почему именно он стал капитаном пятого отряда сейчас и тогда, когда лейтенантом вместо неё был Айзен Соске. Хирако Шинджи ― прирождённый лидер, и даже его поверхностно-наплевательское отношение, которое, как она считала, было лишь маской, не могло лишить его тех качеств, которыми должен обладать настоящий капитан Готей-13. Хинамори прикрывает глаза и вслушивается в раскатисто-бархатный мужской голос, качает головой под перезвоны колокольчиков и сама напевает мотив красивой нежной музыки. Ей кажется, что она сейчас на балу, как Золушка, историю про которую она начала читать ещё прошлой ночью. И то, что её принцем в таком случае является её капитан, сейчас её никак не волнует, потому что ей слишком хорошо в этой атмосфере сказки, слишком хорошо в чужих надёжных руках и под чужой нахальной, ни разу не приторной, как это бывало с капитаном Айзеном, улыбкой. Когда музыка заканчивается и они останавливаются, они смотрят друг другу в глаза какое-то время, практически ни о чём не думая, и только потом Хинамори выплывает из сахарной пелены наслаждения и, покрываясь красными пятнами смущения, отходит от него на пару шагов, пряча горящие щёки за тёмными волосами. Шинджи улыбается почти счастливо, но какое-то прохладное разочарование всё равно проскальзывает в его взгляде. Дальше они слушают Луи Армстронга, Рэя Чарльза и несколько раз прослушивают «Мистера Боджанглза» Нины Симон. Прощаются они, как в чёрно-белых музыкальных фильмах, которые Шинджи видел во время проживания в Каракуре, желают друг другу спокойной ночи и расходятся. У Шинджи странное предчувствие, что штиль подходит к концу...***
Ему не спится, потому что за окнами как будто воют израненные волки. Или это они воют у него в голове? Шинджи не знает и не хочет знать; он лишь накидывает на плечи свой по-идиотски белоснежно-белый хаори и идёт на улицу. Вдыхая прохладный ночной воздух, он чувствует, что ему становится легче, но внутри всё равно по-прежнему что-то стучится, что-то неумолимо стреляет, ну а он, подобно маленькой смелой и невероятно глупой шинигами, становится единственной лишней пулей, не попавшей в цель ― стремительно темнеющее сердце-небо. У Шинджи на самом деле пустые глаза и безэмоциональные улыбки, но этого никто не видит, потому что он ― слишком искусный лжец. Шинджи молчит о своей боли и слушает чужую: за дверьми, ведущими в комнату Хинамори Момо, куда ноги его приводят спустя пятнадцать минут, он слышит тихие всхлипы и понимает, что вновь облажался. Она ― эта маленькая влюблённая шинигами ― серенада об истоптанных чувствах, и Шинджи искренне жаль, что он не убил Айзена Соске сразу, как только увидел тлеющую ложь на дне его блядских глаз. Хинамори ― это сгущающиеся перед грозой тучи, запах дыма, въевшийся в его исписанные ссадинами пальцы, невероятно грустные глаза и слишком красивое лицо, за которое, пожалуй, можно было бы умереть. Она слишком молода, чтобы страдать, но, видимо, названному Богу было на это абсолютно плевать. Шинджи не хочет ей верить, но чувства у них одни на двоих, а потому он стоит здесь, как прикованный цепями пёс, и не может сбежать от умирающей раз за разом в своём горе глупой девчонки-шинигами. Он садится на пол и опирается спиной на дверь её комнаты, закидывает голову вверх, но не видит ни звёзд, ни мерцания бледной луны, лишь её глубокие карие глаза и слёзы, которые ей совершенно не идут. Шинджи сдаётся и остаётся сторожить её неподкупное страдание, желая, чтобы боль у него в груди когда-нибудь тоже утихла. Ему думается, что он слышит шёпот всего мира, и он хочет ему ответить, но не знает, как; он слышит её слабый голос, пробивающийся сквозь тонкие стены, и надеется, что сможет найти её в лабиринте, заключённом в её голове, но из раза в раз теряет нить. Это бесит, потому что девчонка ― единственное напоминание о его собственной ошибке, о его страхах, и он хочет стереть её, но у него банально нет ластика. В Готей-13 не любят пользоваться канцелярией с грунта, а ещё здесь не испытывают сострадания к маленьким сломанным шинигами. Это ― правило, и поэтому Хирако Шинджи всей душой ненавидит их. Она плачет и скребётся в стены, как запертый в клетке зверь, у которого в груди сквозная рана. Шинджи не знает, как искупить вину, потому что всем капитанам Готей-13 известно, что такое не лечится, но он старался, и это было его личным проклятием последние несколько недель. Шинджи надел на шею золотую цепь и выбросил ключ от собственной клетки прямо ей под ноги. Как жаль, что глупая Хинамори Момо этого так и не поняла и не заметила его, а только ногами втоптала вглубь чёрно-жёлтой глины. Шинджи страшно, он не верит в идолов, но знает, что такое ложь, и, в конце концов, она оказывается страшнее любого предательства, потому что Шинджи говорит не об искусной лжи Айзена Соске, а о том, что он лгал самому себе. У него теперь есть оставленная мёртвая девчонка и бесконечная вина перед ней. Ему не хочется думать о том, что там происходит с ней, какие дыры разъедают ей сердце и какие чудовища, а может, принцессы являются ей, потому что он сам ― худшее из всех существ, которое самолично запустило этот процесс растления. Шинджи ― умный. Шинджи ― ублюдок. Он знает, какие книжки дарить девочкам, чтобы они умирали каждую секунду в этой ночи, от которой веет морозными ветрами и предательством малодушного капитана пятого отряда. Он без сожаления сыпал соль ей на раны, потому что сам нуждался в спасении. Он надеется, что она сильная и сможет это перетерпеть, а потом вытащит и его на поверхность, но пока... Пока Хинамори Момо рыдает в подушку, душит в себе глупые признания в любви Богу, которому она молилась, кажется, вечность, и желает, чтобы эта пытка закончилась, а Хирако Шинджи сидит под её дверью, как верный пёс, и считает разбитые созвездия на небе, стараясь не думать, какая же он на самом деле сволочь. Он злится на неё, потому что сделал на неё ставку, но на себя злится ещё больше, потому что она ― действительно прекрасная красавица, а он ― настоящее чудовище. Когда начинает светать, она успокаивается, а Хирако поднимается и направляется к баракам тринадцатого отряда. С утра Хинамори Момо находит у себя под дверью букетик из прекраснейших белых ландышей.***
В какой-то момент Шинджи решает, что пора со всем этим заканчивать. Он появляется в её комнате без приглашения, когда она ставит оставленный букет в вазу. Его голос звучит как гром среди ясного неба: ― Айзен Соске ― мудак, ― ваза выпадает из её рук и разбивается на сотни маленьких осколков; цветы лежат у её ног. Шинджи кривится от звука разбитого стекла и думает, что вазу она уронила не из-за неожиданности. Хинамори стоит к нему спиной и минуты три никак не реагирует на его слова, а потом разворачивается, и в её глазах Хирако видит злые слёзы: ― Вы тоже, капитан, ― шипит она, и чувствует, как внутри поднимается волна лавы. ― Зачем вы устроили всё это? Зачем дарили эти дурацкие книжки? Зачем устраивали тренировки, прогулки в Каракуре, вся эта ваша забота... Ваши глаза так и орали мне, что я ― дура, совершившая огромную ошибку, но я слабая и не могу примириться с этим. Не могу! Почему вы так хотите лишний раз напомнить мне об этом, почему выбрали для этого такой изощрённый способ?! ― под конец она почти кричит, и слёзы капают по её невероятно красивому лицу, отчего Шинджи готов провалиться сквозь землю, но он берёт себя в руки и металлическим голосом чеканит: ― Потому что я ― чудовище, которое намного страшнее Айзена. Потому что ты ― единственное напоминание о моей ошибке. Потому что я буквально ненавидел тебя с той самой минуты, как узнал, что ты будешь моим лейтенантом. Я хотел, чтобы ты отпустила всё это, потому что в случившемся нет твоей вины, а только моя и потому что, хоть ты и странная до безумия, одно я могу сказать точно: ты сильнее меня, ― Шинджи тяжело дышит, и впервые Хинамори видит в его глазах столько боли, столько отчаяния, столько просьбы о помощи. Хирако Шинджи снимает все свои маски и кидает их под ноги Хинамори Момо. ― Капитан... ― Прости меня, лейтенант, но я пытался удержаться на плаву, хватаясь за тебя. Я не хотел тащить тебя на дно, я верил и продолжаю верить в тебя, потому что твоё сердце всегда будет звучать как колокольчик ландыша, а значит, в тебе всегда будет жить надежда, Хинамори. Момо молчит, она не до конца всё понимает, но одно она знает теперь наверняка: ― Кажется, нам с вами обоим пора отпустить прошлое...***
В тюрьму Общества Душ их пропускают без лишних вопросов. У Хинамори дрожат колени, но крепкая хватка на локте не даёт ей развернуться и уйти. В руках у неё такой же букетик ландышей, как тот, что подарил ей Шинджи. От клетки тянет холодом и сыростью, а ещё злобой и смертью, но Момо не боится, потому что Хирако Шинджи стоит рядом с ней и делится своей уверенностью сквозь тёплые прикосновения пальцев на её руке. ― Здравствуйте, Айзен-сама, ― её голос тонок, вибрирует слегка и напоминает ранний декабрьский ветерок. ― Я прощаю вас и прощаю саму себя, и желаю, чтобы когда-нибудь и вы простили самого себя, ― она протягивает руку между прутьями камеры и оставляет букет цветов в метре от ног заключённого. Тот не шевелится и вообще не подаёт никаких признаков жизни. И только в глазах его светится что-то злое и сиреневое, ни разу не карее.***
Когда они выходят на поверхность, Шинджи притягивает её к себе, наклоняется и целует в лоб. ― Ты молодец, Момо, ― шепчет он, стараясь передать всё то, что он сейчас чувствует. Это и не нужно, на самом-то деле. Хинамори знает. Просто знает. Она улыбается и кивает головой, и они идут как можно дальше от этого места, от воспоминаний, от страхов и совершённых ими ошибок. Хинамори признаётся себе в том, что привязалась к своему капитану и что, возможно, это настоящая любовь, но этого она не знает наверняка, зато она знает, что Хирако Шинджи никогда не предаст Хинамори Момо, потому что он ― единственный, кто помог ей принять себя и положить уже эти грёбаные пять ландышей на могильной плите её страхов и ошибок, могильной плите с именем «Айзен Соске».***
На следующий день она обгоняет капитана в шунпо и несёт ему с лукавой улыбкой парикмахерские ножницы. Шинджи смеётся. Они ― воскреснувшие мёртвые дети. Ландыши качают своими маленькими головками. Дзынь-дзынь. Хинамори Момо знакомится с Хирако Шинджи и обретает себя.