***
Россия сидела за письменным столом, наклонясь, подписывала какие-то бумаги. Не так давно она, как и весь мир, узнала, чем закончилась война между Великой Британией и одной из ее многочисленных игрушек…колоний. Любопытно было то, что такой молодой и неопытный мальчишка победил одну из сильнейших империй мира, хотя, конечно, ему и помогали. Говорили, там еще брат-близнец был, но тот все еще оставался под некоторым влиянием Франции. Однако то уже не важно. Россия поддержала именно ту первую новоиспеченную страну — Соединенные Штаты Америки. Задумавшись, русская и не заметила, как в дверном проеме образовалось голова со сморщенным лицом смотрительницы. — Матушка, они пришли-с. Девушка, в привычном розовом пышном платье, приподнялась со стула и вышла из-за стола: — Проси. Голова исчезла, и через минут пять, в том же проеме, оказался юноша, который был непривычно одет. На нем был плащ только русский. Видно, его кто-то из сопровождающих пожалел: холодно на улице все-таки. Американец что-то пролепетал на родном, но затем замолчал, кашлянул, поглядел куда-то в угол, будто силясь что-то вспомнить, а затем на ломаном русском языке уверенно и громко произнес: — Спасибо Вам за поддержку! Это важно для нас! Русская улыбнулась. Она была приятно удивлена, что иностранец стал учить ее родной язык. В Европе как Россию, так и ее язык не любят. Девушка растерянно кивнула и покраснела. Чем-то зацепил ее этот молодой человек. Она подошла ближе. — Вы к нам на долго? — Хотелось бы узнать Вас поближе! — подмигнул американец и рассмеялся. Громко, ярко… Притягивающе… Много времени прошло с того момента. Альфред Джонс, а так звали новоиспеченную страну, приезжал к России как только мог. Но не часто, ведь и у себя необходимо было навести порядок. В какой-то момент Анна поняла, что эта страна для нее что-то значит, что это не просто «перекидывания» любезностями, как в случае с Францией, Англией и другими европейцами, не просто дружба, как с Нидерландами (да и тот стал забывать совсем о России), а нечто большее. При последней мысли, возникшей как-то в голове Анны, девушка вспомнила о своем брате-белорусе. Вспомнила и поежилась. Последнее время они виделись все реже: на его территории были проблемы в сельском хозяйстве, а так как Беларусь — страна аграрная, для Николая настало тяжелое время. Раньше он заглядывал довольно часто и изрядно портил психику сестре. Девушка еще могла как-то смириться с изнасилованием. Все-таки, в душе она это признавала, в постели брат был хорош. Хорош, но слишком груб с ней. Для России было неприемлемым такое отношение к любимому человеку. А потому она как могла, старалась избегать встреч с ним, сбегала из дому, даже из окна прыгала… К сожалению, лишь ухудшая ситуацию. Николай будто разыгрывался, затем злился, в итоге отлавливая сестру, и брал ее с остервенением, порой, где попало… Анна закрыла глаза и снова подумала об Альфреде, повернула голову к нему и повыше натянула одеяло, слегка покраснев и прижавшись к спящему молодому человеку. Вся ее жизнь в такие моменты представлялась ей самой большим венским вальсом. Любовь запускала русскую рулетку, а игрокам лишь оставалось ждать, на какой сектор попадет шарик. Рулетка все крутилась и крутилась, сектора, символы на них сливались в один сплошной тошнотворный цвет. А Россия все кружилась и кружилась с кем-то по паркету в огромной пестрой комнате: вот выхватил взгляд черное фортепиано, вот заиграла огнями хрустальная люстра, а вот уже перед глазами лицо партнера по вальсу… Но нет ничего вечного. Закончится музыка и прекратится танец, остановится рулетка, начнут гаснуть огни. Анна даже сначала не осознала, что произошло: то ли страны вновь устроили заговор за спиной, то ли внутри сменились взгляды людей, а может и все вместе. Да только не пришел Америка как-то к России. Раз, два, три. Девушку терзало отчаяние, сердце почуяло лед и глухо ударилось о него. И это обожгло. Однако вида Россия не подавала. Все так же мило улыбалась, будто и не заметила ничего. Не подходила к Америке на собраниях и не смотрела в его сторону. Она не оступится как когда-то давно, не пожертвует гордостью даже ради любимого человека, не даст себя унизить и обидеть морально. Она сильнее этого…ведь правда? А внутри кололи спицы обиды. Девушка ведь подарила ему девочку, Аляску. И совершенно не понимала, как после такого можно было… предать. И ведь предупреждали ее: «Он чужой, он другой». Но разве послушается колокольчик-сердце? Анна переживала предательство не раз, разбивался колокольчик. А сердце она скует новое. Сможет. Аляску Россия больше не видела… А потом и вовсе о ней забыла: сначала Первая Мировая, затем Вторая. Из-за общего врага появились товарищи, так они назвали друг друга. Но кому как не Анне знать, что это чистый фальшь, однако девушка верила, что когда-нибудь в ней разглядят что-то хорошее, надеялась, что сможет еще найти настоящих союзников. А еще она помнила, с каким энтузиазмом ее социалистические идеи поддержал Китай, как к ней в семью просились Прибалты, строили с ней общий дом Украина с Беларусью, Казахстан, Армения и остальные республики. Они были настоящей семьей, дружной, теплой. Так запомнила период СССР Россия. Она никак не хотела вспоминать, что Прибалты ее боялись, что Украина, уже который раз объединяясь с сестрой, глядела на нее с отвращением, желая быть свободной, самостоятельной, сильной. Россия также ни за что не хотела бы вспомнить, как брат Беларусь заставлял теперь Анну домогаться до него. Она ведь теперь управляющий центр… Об отношении других стран и говорить нечего. Весь их дом теперь презирали. Россия совсем запуталась: то в глазах Америки на очередном собрании горел гнев, то любопытство, но чаще всего именно насмешка. Ее вера в коммунизм, желание устроить равенство людей, сделать все бесплатным и качественным одновременно… Они просто смеялись над этим, но как-то быстро это стало не важно. Девушка чувствовала приближение войны, а затем пережила это страшное время. Если быть точнее, просуществовала. Совсем не до реакции посторонних было. Россия очерствела. Она глядела на свое отражение в зеркале: черное платье, похожее чем-то на шинель, красные пуговицы в виде звезд с золотыми серпами и молотами в середине, волосы туго стянуты в пучок, черная фуражка, кожаные сапоги. А сзади — глухая, с ржавыми подтеками железная стена. Однако война изменила не только имидж страны, но и перестроила организм в целом. Лицо исхудалое, осунувшееся. Под необычного цвета глазами красовались огромные синяки, кожа истончилась, стала будто прозрачной, видны синеватые венки, по телу шрамы. Россия стала еще более пугающей, чем раньше. Но война закончилась, надо было возвращаться к мирной жизни. Розовое пышное платье 19 века сменилось коротким и более легким, на ногах остались кожаные сапоги, они были более удобны. А после войны с фашизмом и нацизмом, Анне пришлось бороться за место под солнцем с европейцами и окрепшими США. Они виделись последний раз в 45ом в Ялте. Россия посмотрела в небесно-голубые глаза американца и резко отвернулась: новая спица проткнула ее сердце. Она слышала, что он теперь живет с Англией, и удивлялась, как хозяин внезапно может стать развлечением для своей игрушки. Также Анна отметила, что и Альфред сильно изменился. Он не только возмужал, но стал сильнее, много дипломатичной наглости перенял от своей новой пассии. И если раньше страны проворачивали свои политические дела скрытно, чтобы ничего не открылось до последнего, то теперь всем было наплевать. Россия чувствовала, что за ее спиной что-то творится, но сделать ничего не могла. Теперь и в родном доме Анна не ощущала себя удовлетворенно: Украина все больше скандалила, Беларусь после войны стал курить, вести себя наглее жестче, так что у России из-под рукавов на запястье, как толстые сиреневые браслеты, виднелись синяки, а на шее яркие красные отметины. Прибалты и остальные члены семьи старались походить на тень и не попадаться хозяйке дома на глаза. Это продолжалось не долго. То, что тогда в Ялте почувствовала Анна, вскоре прояснилось. Ольга, устроив очередной скандал, просто ушла из дома. Насовсем. Все остальные страны также терпели не долго и сбежали почти сразу. Николай не был исключением. Он получил свободу и теперь мог теперь приходить когда пожелает, отлавливать Анну где угодно, а не ждать ее дома, не имея даже возможности выйти. Россия как обычно возвращалась в пустой, разрушенный дом Советского Союза. Раскрошившееся крыльцо из красного кирпича хрустело под ногами, большой стальной ключ провалился в замочную скважину, повернулся пару раз против часовой стрелки, и скрипучая дверь пропустила хозяйку в черную утробу русской обители. Анна тепло улыбнулась, ожидая, что ее встретят, но почти сразу эта улыбка сползла с лица русской. Лишь тишина жила в доме и составляла компанию девушке. Только Россия порой забывала об этом. По окончанию войны Анна стала часто ругаться с Джонсом. Особенно после того, как Англия в очередной раз промыл мозги американцу. Теперь Альфред почему-то думал, что Россия угрожает всему миру и хочет его захватить. В душе девушка надеялась, что он образумится, но на всякий случай все еще не поднимала железных штор на окнах… Русская брела по темному коридору, шаркая и хватаясь одной рукой за стену. Мыслей совершенно не было в голове, лишь отзвук монотонных действий: стена, картина, дверь, стена, картина, дверь, стена, картина, провал… Но все двери были закрыты, девушка это точно помнила… Анна хотела схватиться за саперную лопатку, что осталась своеобразным сувениром после Сталинградской битвы, но руки ее были перехвачены. «Николай?» — мелькнуло в голове. Но руки, чувствовалось, были нежнее. «Не рабочие. Значит, не брат». Затылок глухо ударился о стену, на шее почувствовалось горячее дыхание. Пальцы переплелись, послышался совсем рядом шепот: — Глупая, глупая коммунистка, что же ты пытаешься сопротивляться? Тебе это совсем не нужно, — сильный акцент и голос выдал Альфреда с головой. Он резко притянул Россию к себе и обнял. — присоединяйся к нам, Анна. Ты получишь своих товарищей, как и мечтала, Ольга простит тебя… Девушка оборвала разговор, оттолкнув от себя Америку и ступила назад, прижавшись к стене.«И не надо звать, ведь твои слова, как трава — под ноги».
Анна гордо подняла голову, направилась к выходу и обернулась лишь в дверном проеме, глядя на своего гостя, светло улыбнулась. — Посмотрим.