Мой дорогой Бог...

Мне семнадцать, и я не видел тебя два года. Как ты там, мой Бог? Я помню нашу первую встречу. Я шел по мостовой, в наушниках играл джаз, в руках была зажата сигарета. Ты был мал, и мне наивно казалось, что тебе нужна была моя помощь. Я никогда так не ошибался. В нашу вторую встречу ты уже немного подрос и стал выглядеть намного старше. Мы пересеклись там же, на мосту возле нашей речки. Распили бутылку рома и раскурили на двоих одну полупромокшую от дождя сигарету. Ты рассказывал мне про море, как оно удивительно прекрасно во время захода солнца, и убеждал подняться выше, на самую верхушку крыши, ведь оттуда открывается такой замечательный вид. Позже, уже сидя дома, мы обрабатывали многочисленные ссадины и перевязывали растянутую ногу. Но я был счастлив. После этого мы не виделись с тобой достаточно долго. Я окончил школу, поступил в техникум, стал больше курить и выпивать. Ты же так и не объявлялся. Со временем я уже смирился с этой мыслью и больше к этому не возвращался. Но ты всё же явился, причем так же неожиданно, как и пропал. Ты объявился на следующий день, после того, как я запил. Сначала я подумал, что мне показалось. Мало ли что пьяному причудится! Но ты медленно ко мне подошел и, присев на край кровати, сказал: - Мома, ну не твоё это пить! Завязывай, иначе убьёшься, к чертям собачим! И я всё тогда понял. Это всё-таки был ты. Мой дорогой Бог. Твой мягкий, снисходительный взгляд голубых глаз. Немного кривоватая ухмылка тонких губ, и растянутый свитер не подходящий почему-то тебе по размеру. Это был третий раз, когда я встретил тебя, и я пропал.

***

Мой милый, милый Бог. Ты стал моим проклятьем, и в тоже время моим спасеньем. С тобой мне было не так одиноко, и я почти перестал пить. Стал чаще бывать в центре любимого города, и в особенности на нашей мостовой. С тобою, мой милый Бог, она вновь ожила, и стала переливаться всеми звуками этого мира. Я клянусь тебе, мой дорогой Бог, я слышал эти звуки, и слышал я их только вместе с тобой. Но власть, которую ты имел надо мной, стала меня пугать. Ты мог бы убить меня, и я бы не спорил. Сжечь, зарезать, утопить и попросту подсыпать яду. Я бы не стал противиться, и ты это знаешь. Это было в твоей власти, впрочем, как и моя судьба. Я все больше и чаще стал тебя боготворить. Ты был болтлив и немного забавен. И благодаря этому я на время забывал что ты такое, и начинал думать, что мы равны. Но ведь это было не так?

***

Я бросил курить и совсем завязал пить. Ты же стал курить еще больше, прося за это прощения, но не переставая этого делать. Я прощал тебя, ведь как же без этого? Ты курил, по мне, просто отвратный Bond и пил дешевый ром. Всё чаще стал говорить, что море – а не вот это всё! – твой дом. Я покорно это слушал, кивал, и всё же тебе не верил. И каждый раз, подловив меня на этом, ты начинал давиться, и из-за этого плеваться спиртным. Мне же казалось, что ядом. И каждый раз я слышал: - Мома, ты не понимаешь! Ты ведь не пират!

***

Бог звал меня Момой. Говорил, что это название речки. Я смеялся, и просил меня больше так не звать. Но он считал, что раз пират из меня никудышный, то речка должна получиться просто отличной. В чем взаимосвязь, я так и не понял… Он постоянно просился в море. Хотел увидеть другие города и страны. Хотел попасть в Нетландию и Средиземье. Требовал, чтобы ему показали Нарнию. Хотел познакомиться с Питером и Венди, говорил, что он тоже потерянный. И я сдался. Попрощался с моим Богом, и отдал ему то, что он просил. Больше я его не видел. У меня был Бог, и я его продал. И я его предал. И я его умертвил.