Самое настоящее проклятие

— Думаешь, какая здесь высота? — я зашвырнул последнюю продолговатую виноградинку в рот, перекинул общипанную веточку через парапет и с интересом посмотрел вниз, куда она улетела. Сначала не видел ничего кроме густой темноты и исчезающей в этой темноте серой стены. Потом разглядел сугробы далеко внизу и среди серых же сугробов, похожих на волны свалявшейся шерсти — тропку, которая ведёт от замка к теплицам. В ночи она была чуть темнее, чем всё остальное. — Наверное, достаточно, чтобы сломать себе шею… М-м? Джеймс? — Инфламаре! — донёсся со спины до меня чёткий возглас Джеймса и его неопределённое сопение — последняя свеча обзавелась рыжей шевелюрой, прожигая холодный воздух. Я коснулся открытой ладонью снеговой шапки на каменном зубце, в неясных ленивых размышлениях взглянул на снежинки, прилипшие к коже и быстро превратившиеся в воду. Джеймс зажёг свечи, стало светло, почти как в гостиной ранним вечером, когда в ней ещё полно народу. Я думал: с Астрономической башни, должно быть, далеко виден этот свет. От жилища лесничего, например, открывается превосходный вид на замок. Или от теплиц. Или от Дракучей Ивы. Несмотря на позднюю ночь кто-то мог заметить огонь наверху и заинтересоваться… Хмыкнул. Какая-нибудь сладкая парочка нарушает комендантский час и распивает запрещённые напитки под открытым звёздным небом — именно так бы я подумал бы, увидев свет на башне. Ничего… шокирующего, странного. И уж точно ничего такого, из-за чего можно оказаться «по уши в дерьме»! Я глянул на Сохатого через плечо. Он, опершись на стол обеими руками, с сосредоточенным выражением лица рассматривал эльфийское вино, словно пытался разглядеть на зеленоватом стекле бутылки какие-то письмена… судя по всему, эти несуществующие «письмена», были ему не очень-то по нутру, скажем прямо, действовали Сохатому на нервы… Я ровным тоном бросил: — Хватит думать о том, о чём ты сейчас думаешь. Джеймс оторвал непривычно задумчивые глаза от бутылки и выпрямился. — Кто-то научился читать чужие мысли? — парировал он, с усмешкой оборачиваясь ко мне. Пожалуй, секундой позже ему захотелось сильно ударить себя по лбу. — Ну-у, если на счёт твоих мыслей, Сохатый, — с великодушной снисходительностью протянул я, неспеша снимая шарф, вытирая мокрые от снега руки, — то я всегда могу прочесть их на твоём лице! Я комкал в руках шарф, искоса смотрел на Джеймса, смущённо почёсывающего подбородок, и вспоминал, как четверть часа назад мы добывали ключи от открытой площадки. Профессор Джонсон бережно хранил их в пропахшем какой-то травой ящике (об этом знали все, даже записные зануды, помешанные на уроках) вместе с носовыми платками, чулками подтяжками и ночными колпаками, аккурат между флаконами со средством от облысения и, видимо, гм, с лекарством от бессонницы? Во второй — холодной, гладкой и плоской, как ладонь — бутылочке плескалось нечто очень похожее на коньяк или бренди. Проникнув на башню, дружно принялись оттаскивать парты и стулья, и хорошенько повеселились, превращая их в разные штуки и сталкивая в воздухе, как небольших драконов… Я молча запихнул шарф в карман. Джеймс отвёл глаза первым, взглянул на Римуса прислонившегося плечом к подобию крохотного каменного мезонина с дверью, за которой и начиналась винтовая лестница. — Как ты считаешь, Лунатик… — позвал его Джеймс. Римус слегка повернул голову, щурясь на свечное пламя. В это мгновение дверь беззвучно открылась и на из-за неё выглянул Хвост (вернее только светлая курчавая голова Хвоста), которого мы оставили на страже. Но, видимо, ему надоело сидеть на холодной ступеньке и бороться с сонливостью, прислушиваясь к окружающей мёртвой тишине. — У него получится? — Что получится? У кого? — недоумённо переспросил Питер, кажется, вообразив, что Джеймс спрашивает именно его, с потерянным видом покосился Римуса. Римус вяло пожал плечами — вот и весь ответ. Может, он и вовсе прослушал вопрос Джеймса? На Лунатике была доставка угощения к вину из кухни Хогвартса, и, выполнив свою часть дисциплинарных нарушений запланированных на эту ночь, он явно не горел желанием втягиваться в беседу и выдумывать всевозможные подначки. Однако через мгновение я услышал тихий неуверенный голос: — Сириус… — М-м? Что? Римус кашлянул. Я развернулся к нему, показывая, что весь внимание. Но он точно специально не смотрел мне в глаза. — На счёт того, что ты рассказал после ужина, — произнёс чуть громче. Он вообще говорил так, будто готовился к прыжку в ледяную воду и ужасно боялся передумать: — На счёт Визжащей Хижины… и меня. Неужели невозможно ничего выяснить? Ты ведь будешь с Северусом разговаривать, Сириус, ты не мог бы как-то… навести разговор о… ну… Лунатик нервным движением поправил значок префекта, опустил руку и замолчал, чувствуя себя не в своей тарелке. Я промолчал, размышляя о том, что, когда я прохлаждался на Гриммо и в Оленьей Усадьбе, Римус вёл сложную борьбу ради… моего с Северусом туманного будущего. Он каким-то удивительным способом убедил Джеймса не совершать опрометчивых поступков в моё отсутствие и, тем более, не пытаться силой что-нибудь выпытать у Снейпа. Хотя, помнится, Римус и тогда сомневался, что поступает правильно? Но вот, я вернулся. А Снейп, кажется, поприжал Лунатику хвост, не ровен час поселится в его кошмарах — и Римус очень скоро изменил своё мнение о «невмешательстве» в мою личную жизнь. Бросив на меня быстрый взгляд, он вдруг вскинулся и хотел сказать что-то ещё, да и Джеймс тоже поднял брови и открыл рот. Он-то, понятное дело, был всецело согласен с «идеей» Лунатика. Но я опередил их обоих: — Что ты имеешь в виду, Римус? Неужели я должен время за бокалом вина потратить на разговоры о уловках, заговорах и взаимных обидах? Что за эгоизм! — негромко, но, думаю, весьма недовольно проговорил я. В тишине прошагал по площадке к ближайшей зависшей в воздухе свече, достал волшебную палочку и с отрешённым выражением лица поправил крен (заклятие-то было моё). После протянул руки к огоньку, поглядел как пламя красновато просвечивает через сомкнутые пальцы. — Лунатик, да ладно. Не будь трусом. Как бы это выглядело, попроси я тебя узнать ответы на вопросы к какой-нибудь контрольной, когда ты болтаешь с старостами Когтеврана о ваших старостских делах? Питер забегал глазками, точно это на него я прикрикнул, снова юркнул за дверь — теперь-то он ни за что бы не покинул свой «пост» раньше времени! — Э-э… вообще-то именно это я частенько и делаю, — смущённо протянул Римус, погладил значок и, не смотря на свой пришибленный вид, слегка улыбнулся, — И без всяких просьб. Ты не знал? Джеймс коротко и довольно натянуто хохотнул, переводя растерянные глаза с меня на Римуса, который, будто защищаясь от чужих взглядов, сложил руки на груди. На самом деле, я не то чтобы сердился на Римуса. Слова Лунатика (конечно, не про когтевранцев, источников хогвартской мудрости) скорее… расстроили меня? Занозой засели в голове. Почти так же, как до этого Джеймс пялил глаза, я невольно обернулся и уставился на столик, на котором весело и живо горели свечи. Хотелось просто отмахнуться. Но ведь, и правда, мне было что предъявить Снейпу. У меня имелась веская причина схватить его за грудки, как тряпку, вытрясти чистосердечное признание… Не знаю, что Сохатый видел занимательного в бутылке вина — я же мгновенно перенёсся в воскресный Хогсмид: испачканное мясным соусом стекло, шум посетителей паба, шипение в стакане сливочного пива и… «О чём вы так весело болтаете?» Низкий вкрадчивый голос, от которого сладко сосёт под ложечкой и легко вздрагивает рука, наливающая пиво. Короткий, как удар в лицо, взгляд внимательных глаз. Я тряхнул головой, возвращаясь мыслями на Астрономическую башню и как раз вовремя, чтобы услышать бормотание Джеймса: — …Если он снова попробует «переубедить тебя»… ну, тем заклятием… — Я не умру, мамуля, — фыркнул я, пытаясь незаметно прийти в себя, пожал плечами и ответил на невысказанный вопрос: — Считай это предчувствием. — То-то смотрю у тебя такие удивительные успехи в Прорицаниях, — скептично заметил Джеймс, однако прежде очень пристально посмотрел на меня. Я перехватил его испытующий взгляд. — Мерлинова борода, перестань! — Ну... как скажешь, Бродяга, — Джеймс примирительно поднял руки, но, естественно, ему мой ответ пришёлся по вкусу. Я хотел как-то поддеть Джеймса, но вдруг резко убрал руку от свечи и замахал ей в воздухе — отвлёкшись на разговоры, чуть не обжёгся! Я просто… не мог себе вообразить, что песок уже шуршит в треугольных часах, отмеряя время. И я умру, допустим, максимум через полчаса. На этой холодной площадке, от заклинания однокурсника, в которого несчастливо влюблён, так ни разу не… …обзаведясь мотоциклом …попав на первую полосу Пророка …совершив что-то, что до меня никто в целом мире не делал. Смешно даже. Ведь вот он я, топчусь на снегу, остужаю руку в снегу и усмехаюсь бровям Джеймса, которые всё ещё оставались напряжённо сдвинуты. Вообще, как это я — и умру? Джеймс улыбнулся: — Ну, если вдруг твоя «встреча за бокальчиком вина» пойдёт прахом, пожалуй, ты мог бы и поинтересоваться тем, что… — он покрутил головой, отыскивая формулировку, — у всех у нас вызывает жгучий интерес. — Так что же? Ты желаешь мне потерпеть поражение? — уточнил я, вскидывая брови, думая, что неплохо отвлечь Джеймса от несвойственных ему тяжких мыслей… ну, например, снегом за шиворот? Да и мне это пошло бы на пользу. — Конечно, желает, ещё как! — глухим голосом вставил Римус. — Ну, я же сказал «если вдруг»! — почти по-настоящему обиделся Джеймс. — Римус! Лунатик очень удивлённо посмотрел на него. — Что? Я не… Я молчал! Джеймс оскорблённо фыркнул: — Тогда твоё молчание вполне можно принять за выражение какого-то неудовольствия! — взглянул на меня, — Разве я стал бы помогать тебе, если бы не думал, что выйдет исключительно превосходно? — Весьма польщён, — ухмыльнулся я. — Ну, давай, оправдывайся! — так же глухо отозвался… Римус? — Мы знаем, о чём ты думаешь на самом деле... глупый Потти! Джеймс вспыхнул, развернулся с прозрачным намерением пойти на Лунатика но я, сам ещё не понимая почему, вдруг подскочил к Сохатому схватил его за плечо. — Постой… — Ты что, пытаешься подшутить надо мной, Сириус?! — сердито спросил Римус. — Конечно, нет! — растерянно воскликнул я. — Конечно да! — воскликнул Джеймс, таким глухим голосом, будто его лицо придавили подушкой. — Что за шутки?! — заорал он своим нормальным голосом. Послышалось эхо. Даже слишком раскатистое, потому что дверь на каменную лестницу была снова приоткрыта. Я слышал, как отголоски вопля Джеймса уходят по ступенькам вниз. — Что случилось? — полушёпотом, полным благоговейного страха, спросил у Римуса Питер, протиснувший лицо в дверной проём. Джеймс стряхнул с плеча мою руку. — Какие шутки? Я всего лишь говорю пра-а-авду! Чёрт… Кто это сказал? Римус уставился на меня. — Знаешь, может, я… сказал что-то, что тебе неприятно слышать? Но это уже не смешно! — Почему я? Я ничего не делал! — Да? — Римус не договорил, но, кажется, он был готов выкрикнуть что-то вроде «я тебе не верю». — Пивз! — вдруг звонко завопил Джеймс указывая вверх. Над нами действительно парил маленький человек в яркой одежде. На его уродливом лице, неуловимо напоминавшем лисью морду, сверкали маленькие хитрые глаза. Оглядев нас, полтергейст чинно поправил галстук-бабочку и неожиданно расхохотался инфернальным смехом. — О-о! Умненький Пивз едва не перессорил глупых детишек! Вот интересно, что делают здесь четыре ученика в такое позднее время?!