— …предупреждала, Линни. Я сделала всё возможное… Но тебе стоило осторожнее выбирать кому вешаться на шею! Ради таких, как ты, парни никогда не меняются! — приглушённо, но очень зло говорила она.
Приблизившись на достаточное расстояние, чтобы в тени увидеть лица, я… почувствовал холодок скользнувшего по ногам сквозняка.
Но не из-за него резко отвернулся, глубже просунул руки в рукава и ускорил шаг — я вдруг узнал эту высокую девушку с тёмной кожей и синим галстуком, которая стояла в холле рядом с Маккиннон и… Вроде бы, она только что удерживала Маккиннон, как куклу, прямо за густые волосы? Пока та змеёй не вывернулась и не отступила к стене.
Какие-то девчачьи разборки.
Я не мог сказать имени старшекурсницы, но внезапно вспомнил: без сомнения, она была на том злополучном дворе неделю назад. Пятно ярко-зелёной шапки, отдалённые болтовня и смех, белый кролик в руках, острый, словно гвоздь, молчаливый взгляд вслед, когда я… когда всё закончилось. Мне до смерти захотелось уйти прежде, чем девушка повернётся и увидит меня.
Узнает и тоже подумает про
тот день.
Это было глупо. Даже в какой-то мере трусливо. Я быстро опустил взгляд, подозревая, что моё лицо, перекошенное и расстроенное — прекрасный образец полной несдержанности, неспособности овладеть даже самим собой.
Сколько угодно можно вопить:
«Что за дерьмовое утро сегодня?! Одни неприятные столкновения!»
Правда, не думаю, что от моих мысленных воплей что-то бы изменилось.
Я шёл лёгким, торопливым шагом, втягивая голову в плечи и стараясь не привлекать к себе внимания, и всё же за шлёпаньем подошв и шуршанием мантии расслышал, как чернокожая волшебница негромко — впору было тереть глаза и прочищать уши, словно жаркая ссора мне только почудилась — поинтересовалась у Маккиннон:
— Что было с рукой? Ничего серьёзного?
Нет. Не почудилась — теперь я отчётливо видел длинную и светлую волшебную палочку в опущенной руке Маккиннон. Я невольно скосил взгляд на когтевранку и подумал: наверное, именно палочка заставила другую девушку выдохнуть и нехотя отпустить её волосы.
— Плюй-камень держать могу. Об этом спрашиваешь? — вкрадчиво отозвалась Макиннон, дёрнула губой, которая (виноват отблеск факела?) казалась припухшей и красноватой, как… как от недавнего удара. — «Хитрей змеи, хотя скромней голубки…» Тебе не хватает одной капитанской повязки?
— Заткнись, Линни… Это всё твоя ошибка.
— Я правда не думала, что ты воспользуешься
таким предлогом. Я только не понимаю, как ты не боишься, — Маккиннон, кажется, заметила меня боковым зрением, но головы не повернула, — что повторится старая история…
— Ещё одно слово, — резко прервала её старшекурсница, многочисленные косички ударили её по плечам, — и, клянусь, я тебе глаза выцарапаю без всякой поэзии.
Я пересёк затемнённую часть холла и уже отдалялся от ссорящихся (едва ли не дерущихся) когтевранок. Не удержался и осторожно посмотрел на них через плечо. Маккиннон нервно сжимала губы и рассматривала ногти. Через мгновение, мазнув по мне быстрым, невидящим взглядом, вновь повернулась к старшекурснице. Какая-то смутная ассоциация прошила мозг, когда она так сделала — я увидел в тусклом красноватом свете спину и разметавшиеся по лопаткам тёмные волосы.
— …хочу сделать так, как ты предлагала… — тихо сказала Маккиннон (впрочем, так тихо, что я не был уверен, что правильно разобрал слова) — …когда ещё была на моей стороне.
По лицу старшекурсницы прошла дрожь.
— Я больше в этом не участвую, — процедила она сдавленно и угрожающе. — Поняла? Не вмешивай меня.
— Я и не стала бы ни о чём просить тебя, Тия, однако ты…
Наверное, Маккиннон говорила что-то ещё, дёргая верхней губой, беспокойно стуча ногтями по стене и поправляя растрёпанные волосы, но я уже ничего не мог увидеть и услышать. Оставалось только бездумно рассматривать пол и мелькание собственных ног под низом мантии и гадать: о чём же когтевранки, разговаривали? Если можно, конечно, назвать «разговором» то, чему я стал случайным свидетелем — они явно ругались.
Не скажу, что мне было сильно любопытно и что я прямо-таки не находил себе места, и всё же… Прокрутил в голове первую услышанную от чернокожей волшебницы фразу:
«Тебе стоило осторожнее выбирать кому вешаться на шею!».
Да, вполне возможно, девчонки спорили о… Скрипнул зубами, обрывая рассуждения.
Не важно. Наверное.
Почему вообще меня вдруг заинтересовали девчачьи драки и склоки?!
Яркий дневной свет из больших окон заставил прищуриться. Голова налилась тяжестью мысли, противным гнётом невысказанной случайной мыслишки, во рту загорчило. Несколько секунд я с трудом боролся с собой — никогда ещё полное отсутствие мыслей не казалось мне столь желанным — потом медленно и безнадёжно выдохнул.
Разумеется. Я знал одного придурка, на шею которого «вешалась» Маккинон. Какое-то время они встречались, ведь так? Да, помню: он называл её
«малыш» — омерзительно — я слышал, когда...
Давнее воспоминание о том, как я наткнулся на парочку неподалёку от больничного крыла было… раздражающим и неловким. Кажется, я тогда всё мотал недоверчиво головой, точно безмозглая скотина с бубенчиком на шее. Будто надеялся, что появление Блэка у моей койки и его заявление:
«…предоставлять своему бой-френду свободу…» окажется всего лишь очередным дурным сном.
Тянуло истерически хмыкнуть и ударить себя по лицу. Вопиющая наивность.
С тех событий прошёл месяц и, очевидно, что-то изменилось: вспоминая о том, что делали Блэк и Маккиннон, я испытывал вовсе не беспомощный шок или испуг, как это было раньше, а просто… злость.
И дурацкое смущение.
Впрочем, злиться на Блэка было более чем нормально. А вытравить из себя неловкость и скованность, когда дело касалось девушек, поцелуев и всей прочей романтической… чуши — покачал головой. Скорее уж Петтигрю научится варить приличные зелья. Я ещё раз обернулся. Сам не понял почему, ведь при всём желании не мог увидеть когтевранок. Большой Зал был уже недалеко — органы чувств улавливали запахи и шум многих голосов. Бесцельно оглядывая пустой холл с бледными квадратами света на плитах пола, хмуро уткнулся в высокое заснеженное окно с узким подоконником.
Прошло столько времени, а я розовел и морщился, словно только вчера видел…
…окно, подоконник; гладкие голые ноги Маккиннон, дьявольскими силками обвившиеся вокруг Блэка; склеившиеся в поцелуе рты; прерывистое судорожное дыхание; шорохи и едва слышное бренчание поясной пряжки, складки мантии, которую Блэк решительно смял, вызывая у девушки шумный выдох…
Вроде как я хотел убрать прядь за ухо? Но холодные пальцы дрогнули и, не подцепив ни одного волоска, легко и свободно скользнули вниз по ушной раковине.
Хотел бы я знать: когда старшекурсница потянула Маккинон за волосы — та, наверное,
тоже выдохнула от неожиданности или вскрикнула? Или застонала, конечно, от боли. В этом было что-то…
Я подумал о той старшекурснице: о стройных бёдрах, просматривающихся сквозь плотную мантию, тугих косичках и блестящей коже на висках… Воспоминания, такие разные, словно накладывались одно на другое. В горле пересохло. Я подозрительно и недоумённо уставился на ладонь у лица, мучительно пытаясь понять — зачем же я её, чёрт возьми, поднял?
Мысли залило густым мёдом. Лёгкой щекоткой отзывалось ухо.
Медленно, как во сне, я сжал руку в кулак. И почти наяву ощутил между пальцев мягкие тёмные локоны, точно утекающий песок.
Опустил руку.
Затряс ей, как если бы действительно держал что-то и теперь пытался отбросить. Почувствовал себя нелепо.
Ладно ещё, что некому было замечать мои странности, потому что палата Святого Мунго — сомнительное удовольствие. Хотя одно преимущество больничного заключения, думаю, всё-таки есть —
посторонних не пускают. Дико оглядевшись, я повернул и снова быстро зашагал по холлу…
Подумать только! Стоял посреди безлюдного пространства и молча пялился на свой пустой кулак, хер знает что воображая!
…рванул так стремительно, что мантия за мной вздулась, точно мыльный пузырь.
Маккиннон — нормальная девушка, женственная и… привлекательная (эта мысль вызвала стыд и почему-то глухое пронизывающее раздражение, отдалённо напоминающее обиду). И, разумеется, Блэк спал с ней. Интересно… Когда он был с ней, он хватал её за длинные ухоженные локоны? Наматывал их на ладонь? Вот так. До болезненного вскрика.
Я вздрогнул и сбился с сосредоточенного шага.
Дерьмо.
Как я мог забыть? Тогда, в Зале Славы, вырываясь из мира собственных воспоминаний, он вслепую нашарил мою голову и, разумеется, с силой дёрнул меня за…
***
Твою мать.
— Сев?
Твою мать. Блядское утро.
— Северус, ты идёшь?
Блядский Хогвартс. Блядская жизнь!
И вдруг меня точно вытолкнули из забытья, из бесконечного круга проклятий и ругани — я почувствовал лёгкую, но цепкую руку на локте…
— Северус! Ты здесь? О-о, посмотри на меня, пожалуйста!
…с неимоверным усилием отвёл взгляд от
«наверное, не важно» (окружённый своей верной шайкой «вешалка для шлюх» валял дурака, играя в мяч) и взглянул на Лили, как она просила.
Тупо и заторможено.
Не уверен, но, кажется, единственное слово, что я мог произнести начиналось на «Б» и кончалось на «лять»…
— У тебя всё хорошо? — настойчиво спросила Лили. Я моргнул и, наконец-то, увидел её лицо, совсем близко от моего. — Что с тобой?
Внутри заскреблась неловкая досада. Будто мало было, что я едва не врезался в неё, когда она только спустилась с длинной лестницы! Хмурясь, Лили слегка отстранилась, проследила мой взгляд и внимательно посмотрела на гриффиндорцев. Но всё равно не поняла, в чём дело.
Слава Мерлину, не поняла. Однако, её растущее недоумение заставило меня внутренне подобраться, наконец, взять себя в руки.
Открыть рот и без сквернословия — верного признака, что самоконтроль летит в бездну — ответить:
— Бля…кх.
— Э-э?
— …
благодарю… тебя за… гм, за беспокойство, — выдавил я, сжал за спиной кулак, с силой впиваясь ногтями в ладонь. — Почему ты спрашиваешь? — и прежде, чем Лили вскинула голову и успела пояснить, что это, к примеру, странно — прерываться на полуслове и застывать столбом, нормальные люди ведь так не делают, отрезал: — Это бессмысленный вопрос. Со мной всё в порядке. Всё… всё как всегда.
Выкрутился. Постарался незаметно выдохнуть сквозь зубы и прикусить непослушный, чуть не опозоривший меня язык. Лили убрала руку с моего локтя, подняла брови, выглядела так, будто её что-то смешило.
— То есть… — скептично хмыкнула она, — как всегда — это «не очень»?
— Ну, терпимо, — невнятно соврал я и снова с дурным предчувствием взглянул на Блэка.
На самом деле, было сегодня кое-что утешающее в этих «столкновениях»: что в первый раз, что во второй Блэк понятия не имел, что я наблюдаю за ним… Он расслабленно коснулся рукой стола и, чуть наклонившись, быстро сказал что-то Поттеру, потом выпрямился и точным и плавным движением отбил мяч, будто делал это всю жизнь. Мне почему-то вспомнилась совместная травология и напавший на меня, точно кашель, который не никак не удержишь, нездоровый смех (как же абсурдно — этот придурок скакал горным козлом, пытаясь меня впечатлить!).
Невольно отметив покрасневшее от быстрых шагов вдоль стола и ударов ракетки лицо Блэка, я ощутил, что снова проваливаюсь в какую-то липкую паутину. Или медоточиво шуршащие зыбучие пески. Сейчас-то он вряд ли думает, как бы показать себя с лучшей стороны. Просто развлекается. Я чуть наклонил голову и нащупал через мантию волшебную палочку и немного успокоился. Можно сказать, я следил за мародёром… в естественной среде обитания.
Краем глаза я заметил, что Лили всё ещё смотрит на меня. Не отводя взгляда от гриффиндорцев, заставил себя кивнуть и пробормотать какую-то бодрую бессмыслицу:
— Ну да. Всё как обычно, я бы сказал. Настолько вообще может быть «терпимо» в этом трахнутом мире, Лили, так что ты задаёшь глупые вопросы.
…но я же не собирался рассматривать Блэка до тех пор, пока он не поймает меня на этом странном занятии? И найдёт куда более интересный предмет для развлечений, чем жёлтый шарик.
— Оу, ты только что сказал… — пробормотала Лили, тихо фыркнула, — и стоило придумывать что-то в первый раз?
— О чём ты? — не понял я.
Даже отвернувшись, видел мечущуюся по столу светлую точку. Мешала сосредоточиться.
Лили со странной быстрой улыбкой замотала головой и кивнула на большие открытые двери:
— Идём в Большой Зал?
Не успел ответить, дёрнулся — мяч неудачно отскочил от ракетки Блэка и с треском поскакал по полу, прямо в нашу сторону. Я неосознанно шагнул назад и едва не зашипел от досады.
— Э… Нет. Что-то аппетита нет, — буркнул, поспешно поворачиваясь к Лили и надеясь, что она примет этот ответ за объяснение моего поведения, — Знаешь, я пойду, лучше позанимаюсь. Почитаю… кое-что.
— А, да? — удивилась Лили и вдруг приподняла подбородок и пристально посмотрела на меня.
Я сложил руки на груди и судорожно поджал губы, догадавшись: она хочет спросить — ну и зачем, в таком случае, я спускался к Большому Залу? Почему-то передумала и просто пожала плечами.
— В библиотеке? — уточнила она.
Видимо, собиралась найти меня после завтрака. Прежде чем ответить, я бросил нервный взгляд в сторону. Мячик всё ещё катился по полу.
— Нет.
Лили, разумеется, не могла понять причину внезапно вспыхнувшего во мне лёгкого злорадства. Снова дотронулся до волшебной палочки. О, я был уверен: Блэк первым делом будет искать именно в библиотеке.
— И… не в факультетской гостиной, там сейчас особо не почитаешь, — сказал я ровным тоном. — Думаю, возьму пару учебников и посижу на… террасе. Что у Больничного крыла.
— Там же холодно, — возразила Лили.
Я секунду отстранённо размышлял о девушке, которую видел сегодня на террасе — боковая часть террасы как раз выходила к Астрономической Башне — а потом равнодушно кивнул.
Напоследок у меня даже получилось криво усмехнуться:
— Свежий воздух. То, что нужно, — негромко заверил я Лили в своей адекватности, широкими шагами отступая к лестнице. — Он отлично прочищает голову.
***
На холодной и безлюдной террасе мне, и правда, полегчало. Или, может, это от того, что я больше не боролся с собственными глазами — до головной боли и тошноты.
Не должен был больше заставлять их…
не смотреть.
С библиотечными книгами у груди, я прошёл мимо того места, где когда-то я, точно обезумевший, схватил Лили за плечи, и где потом, совершенно некстати, появился Поттер…
Мельком глянул вниз, на двор и, в снеговых плащах, каменных гаргулий по середине — неработающий зимой фонтан — и с непроницаемым лицом (будто кто-то невидимый мог сейчас на меня смотреть, и я обязан был держать лицо) остановился у узкого алькова. В его глубине тускло блестел витраж и пряталась обыкновенная деревянная скамейка на кованых ножках, изображающих русалочьи хвосты. Рядом со скамьёй стояла уличная печь, небольшой чан с углями — я достал палочку и зажёг в нём пламя.
Вот и зря Лили волновалась о холоде. Сдержанно порадовался поползшему теплу, точно на все чересчур острые и яркие эмоции вдруг накинули толстое одеяло.
Тщательно смахнув снег, я без всякой суеты опустился на жёсткое сиденье. Не спеша открыл учебник, собираясь обстоятельно погрузиться в изучение материала…
Тишина окружила и оглушила. От неё звенело в ушах, буквы беспомощно расплывались перед глазами. Однако, достигнув самой высокой точки, с ума сводящий звон исчез.
…я провёл ладонями по страницам и, закрыв глаза, бессильно уронил голову на руки.
