Лекарство от гетеросексуальности

— Дженсен, вы в этот раз сильно перестарались. — вместо приветствия говорит агент Дженсена. Его голос очень высокий и запыхавшийся, такое чувство, что он пробежал многокилометровую дистанцию, прежде чем позвонить актёру. Но Дженсен на самом деле понимает причину такого тона. Он отчётливо видит как Джон потными от нервов руками и весь красный от возмущения на том конце сжимает телефон, наровя раздавить его своими слабыми руками, наверняка представляя на месте айфона шею Эклза. Ещё бы. Дженсен сдерживается от очевидного ответа:« Я всего лишь дал им то, чего они хотят», и попросту не отвечает, позволяя агенту высказать всё, что его так беспокоит, пока сам актер жадно глотает швепс из мини бара в своём номере. Ему не плохо, у него не болит голова и он, вопреки своему предчувствую не испытывает стыда за вчерашние выходки на сцене джибкона. Наоборот, он ощущает некое воодушевление от того, что сумел произвести такой ажиотаж, несмотря на предписание всех и вся об умеренном фансервисе. Он определенно гордиться тем, что их с Мишей конвенцию пришлось насильно закончить, положив конец их непристойным играм друг с другом и с аудиторией единовременным приходом всего каста. Да, гордиться, более подходящего слова нет. Джон изливает в словесном потоке свой гнев не более пяти минут, прежде чем в расстроенных чувствах кладет трубку, взяв с Дженсена обещание перезвонить, когда тот найдет более менее уместное объяснение своему поведению. Похоже, только один он не поверил, что актёр был пьян. На самом деле он был трезв, за исключением трёх коктейлей с текилой, выпитых за весь день перед выходом на сцену. Пробираясь сквозь бардак — он ещё не успел собрать все вещи в чемодан, поэтому оные валялись по всему гостиничному номеру — он пошел в ванную комнату, чтобы окончательно привести себя в порядок после сна. Он для начала умывается и сосредоточенно смотрит в своё отражение в зеркале. Отражение хмурится, у отражения красные глаза и очень не важный вид, отражение очень хочет спать. Дженсен хотя подозревал, что после вытворяемого он будет думать об этом, но совсем не подозревал, что эти думки лишат его сна вовсе! Он играл, а Миша… Миша так смотрел… — Коклза не существует. — твердым голосом сказал он себе. Естественно, он знал, что такое «коклз». В особенности приобретению этих знаний он обязан своему другу, своему коллеге, своему вечно стебущимуся над всеми Джареду. В своё время он великодушно посвятил Дженсена во все прелести фанатского творчества, о чём не жалел ни разу. Зато жалел Дженсен, болезненно переносящий винцест, джейту, а затем и дестиэль. Это просто было выше его понимания. — Какие серьезные ты говоришь вещи! — сзади внезапно появился Коллинз. Дженсен дернулся всем телом от испуга, а затем их взгляды встретились в отражении. — Вот что ты себе каждый день перед зеркалом повторяешь. Не думал, не думал. Сердце ещё гулко стучало в груди, когда мужчина выпрямился и развернулся к гостю. — Миш, личное пространство. Мы об этом говорили. — помимо воли эти слова с губ Дженсена слетели с улыбкой. — Нашёл, что вспомнить! — смеётся Миша, но послушно отступает обратно к дверному проёму. — Ты как сюда попал? — Дженсен вытирает лицо полотенцем, одновременно следуя за Мишей в гостиную. — Только не говори, что прилетел, а то крылья оборву. Дженсен не видит, а чувствует, как Миша расплывается в лукавой и смущённой улыбке одновременно, как всегда бывало, стоило только Дженсену упомянуть об «ангельской сущности» друга. Миша садится в кресло, а Дженсен занимает место напротив так, что между ними остаётся один крошечный кофейный столик заваленный чёрт пойми чем. — Ах, да, — Миша достаёт из кармана ключи от номера Дженсена, — Ты мне вчера их дал, чтобы «я смог заценить полную картину», не помнишь что ль? Возможно Дженсен действительно заигрался, раз не помнит, что давал Мише ключи с такими словами, да и вообще, что ключи давал тоже не помнит. Но всё же он решил протянуть: «Ааа…», ставя Коллинза в известность о том, что всё-таки он вспомнил. — Погоди. — мигом встрепенулся Дженсен, ощущая как в животе поднимается буря, — Только не говори, что ты пришёл сейчас ради этого. — На самом деле нет. — хихикает Миша, удивившись тому, как испугался Дженсен. — Я просто пришёл поговорить. Актёру даже не нужно озвучивать вопрос о том, на какую тему он хотел поговорить, всё вполне понятно на его в миг посерезневшем лице. Дженсен почувствовал себя некомфортно от этого, он думал, что Миша последний, кто будет его осуждать за то, что один раз он побыл самим собой, немного с наигранностью и напускной пошлостью, но собой. — Меня к тебе послали наши. — по вздоху он понял, кто подразумевался под этими таинственными «нашими», — Ты слегка перегнул палку. В следующий раз они запретят нам одним проводить время на сцене без присмотра. — Передай «нашим», чтобы звонили мне, а не посылали ко мне друзей для выговора! — мрачно отозвался Дженсен. Во оно что, не Миша осуждает его, хоть камень с души свалился. — Они видимо решили, что на тебя я лучше повлияю, — пожал плечами Миша, теперь заметно, что он стал более расслабленным с момента начала их разговора. — Но лучше всех на тебя влияет «яблочный сок», — Миша подмигнул. — Идёшь ты в пень! — весело прокомментировал этот факт Дженсен швырнув в Мишу смятый комок бумаги, который пролетел мимо него. — Вот очень рядом, хочу сказать. Миша и Дженсен посидели ещё немного так, пока одному из них не захотелось кофе, поэтому для осуществления желаемого они переместились на кухню, где находился кофейный аппарат. Пока Дженсен сбивал в пену молоко, а кофе темной струйкой лилось из носика машинки прямо в кружку, Миша наблюдал за своим другом, задумываясь над тем, сознательно ли он это делает. Миша знает Дженсена очень хорошо для того, чтобы сказать о нём то, что он не будет делать чего-то если его заставить. Дженсен любит проявлять заботу, пусть она и выражается в варке кофе или в других мелочах, на которые они не обращают внимания. — А я на тамблер заходил. — вдруг сказал Миша, наблюдая за тем, как заметно напрягся Дженсен. Это слово всегда вызывало в нем такие процессы. — И что там? — актер совсем не хотел это спрашивать. Миша дожидается пока чашка кофе, наполненная почти до краев и украшенная аппетитной пенкой не приземлиться возле него и только тогда, сделав крошечный глоток, он заговаривает: — А что я могу сказать? Они узнали, какие были на тебе трусы. — Миша говорит это таким обыденным тоном, словно говорит о чём-то нормальном, например о погоде. — Я горжусь ими. — с сарказмом бубнит Дженсен. — Так какие же? — Тебе ли не знать. — улыбается Миша, снова делая глоток. Дженсен тоже улыбается смотря другу прямо в глаза, затем ощутив неловкость он переводит взгляд на часы. Через два часа они вылетают из Рима. — Ты уже собрал вещи? — Я даже не успел их распоковать. — говорит Миша, — А ты, как вижу успел. — Как видишь. Миша остаётся, чтобы помочь Дженсену собрать немногочисленные вещи, в то время как сам Эклз следит за тем, чтобы ничего не забыть. Однажды он забыл свою любимую парфюмерную воду, которую подарила ему Даниэль, в одном из номеров, когда они всем кастом путешествовали из города в город, от конвенции до конвенции. Пришлось покупать новую тогда, чтобы не расстраивать жену. Мелочи, но в них вся суть. Когда все вещи были сложены и утрамбованы в чемоданы, мужчины снова сели за кофейный столик, на котором теперь было чисто. — И куда ты после? — спрашивает Дженсен, ногтем ковыряя прилипший к столу скотч. И откуда он взялся? — Пока не знаю, — мечтательно говорит Миша. — Для начала вернёмся в штаты, а там виднее будет. С семьёй проведу время, с детьми., а потом щеману куда-нибудь, если дел не будет, ты же знаешь меня. — Ага, ты не из тех, кто способен усидеть на месте. — говорит Дженсен, поднимаясь вслед за Мишей, чтобы проводить его до выхода и ключи забрать. Уже стоя в дверях, они прощаются, обмениваясь рукопожатиями и долгими объятиями, которые должны компенсировать их долгую разлуку, перед тем, как они встретятся. — До встречи. — произносит Дженсен, чувствуя как на него накатывает тоска, по другу, который даже не перешагнул порог его номера. — Да, до встречи. Буду звонка ждать. — он уходит. Дженсен закрывает за ним дверь, понимая, что до следующего кона в их особенном месте ещё целый год. И отсчёт уже пошёл.