***
Тане не спалось. Вот уже битый час она никак не могла сомкнуть глаз. Она все думала о Ваньке. Это до безобразия милое и нежное вихрастое недоразумение в своей вечной желтой майке занимало все ее мысли. Таня прикрыла глаза, вызывая в памяти его образ, и на душе сразу стало тепло; на губах сама собой заиграла улыбка. Но она быстро померкла, стоило Тане вспомнить слова Ягуна, мельком увидавшего Ваньку сегодня днем. Тот, осунувшийся и уставший, выходил из кабинета академика, ни на что и ни на кого не обращавший внимания. Он буквально валился с ног от усталости. Ежедневные занятия ратной магией с Сарданапалом и Медузией вконец его измотали. Ванька даже в обеденном зале стал редко появляться. Таню все это ужасно злило, а особенно злило то, что она ничем не могла ему помочь. Да что там помочь! Хотя бы просто увидеться с ним и как-то подбодрить. – Он же до своей комнаты еле доходит! – сокрушалась Таня. Решение, пришедшее ей в голову, было спонтанное, необдуманное и даже в какой-то степени безумное. Ну а почему бы, собственно, не попробовать? Ведь любовь это не только поцелуи и красивые слова, это, прежде всего, забота о дорогом тебе человеке. Пусть даже она и проявляется в таких пустяках, как придти посреди ночи к любимому и укутать его поплотнее одеялом. В этих мелких заботах и рождается настоящая любовь. Таня рывком встала с кровати. Наспех одевшись, она решительным шагом вышла из комнаты с явным намерением если уж не обхитрить, то точно чем-нибудь тяжелым вырубить Пельменника, преграждавшего ей проход в Ванину комнату.***
На Жилом этаже, не смотря на столь поздний час, царила атмосфера лопухоидного общежития. С одним, правда, только отличием, что помимо храпа, раздающегося из комнат, и постоянными набегами кого-нибудь к кому-нибудь в гости под предлогом, таким простым и вечным, как «попить чайку с печеньками» (на деле же – просто набить себе живот чем-нибудь вкусненьким), здесь можно было услышать, как кто-то гадает на суженого, проводит черномагический ритуал, вызывая духов, или разучивает новые заклинания, попутно их испытывая. Одним словом, жизнь на Жилом этаже не переставала кипеть даже ночью. Проходя мимо комнаты Ягуна, Таня услышала шум, чем-то напомнивший ей лопухоидную автомастерскую. «Видать, кобенит свой и без того еле живой пылесос», – поняла Таня. Раздался хлопок, затем что-то отвалилось, жалобно звякнув на прощанье. Ягун за дверью закашлялся. Было слышно, как он с грохотом прорывается к окну, чтобы скорее распахнуть его. Из щели под дверью его комнаты в коридор уже, словно змеи, ползли тонкие струйки едкого дыма. Запахло паленой русалочьей чешуей, перхотью барабашек и еще чем-то непонятным, но таким противным, что у Тани глаза заслезились. «Докобенил», – констатировала Таня, спешно удаляясь подальше от этого противного запаха. Таня не заметила, как преодолела весь оставшийся путь, ведущий к Ванькиной комнате. Оставался последний поворот. Таня решила не тянуть Депресняка за хвост и действовать быстро – выскочить из-за угла и, ошеломив своим внезапным появлением, нейтрализовать циклопа. В противном же случае циклоп разорется, как на базаре, переполошив весь этаж, и будет грозить своей секирой. И ладно бы только грозить – у Пельменника ума хватит пустить ее в дело! Таня уже готова была выскочить из-за угла и пустить в ход «Пундус храпундус», как услышала… храп Пельменника. В недоумении Таня высунула голову из-за угла. От увиденного ее правый глаз пару раз дернулся – обняв свою секиру, как любимую женщину, циклоп нес стражу точно самый настоящий солдат у городских ворот – спал и в ус не дул! Таня с облегчением выдохнула. Сон у Пельменника был крепким, отменным, его невозможно было разбудить и танковым выстрелом над ухом, поэтому она не опасалась, что проходя мимо, случайно разбудит циклопа звуком своих шагов. Проскользнув мимо «бравого охранника», Таня открыла дверь в Ванькину комнату – заклинание, запиравшее дверь, распознало ее как «свою» и позволило беспрепятственно проникнуть в комнату. Очутившись внутри, Таня чуть не споткнулась о спящего Ваньку. Видать, он так сегодня вымотался, что уснул прямо на полу, не отойдя от двери и на пару шагов. Осторожно, чтобы ненароком не разбудить Ваню, Таня, разобрав его постель, аккуратно затащила на нее Валялкина. Расшнуровав, сняла с него похожие на берцы черные кожаные ботинки (их он позаимствовал у Ягуна, поскольку свои умудрился прожечь драконьей слюной) и аккуратно поставила их у кровати. Закутав Ваньку одеялом, Таня невольно залюбовалась им. Какой же он, все-таки, красивый! Длинные ресницы еле заметно подрагивали во сне; губы были чуть приоткрыты. По его блаженному лицу можно было догадаться, что снится ему что-то очень приятное. Вернее даже будет сказать, не «что-то», а «кто-то». И эта «кто-то» – а это, безусловно, была именно «она» – присев на край кровати, провела рукой по его вихрастой шевелюре. Неохотно оторвавшись от его мягких вихор, Таня нежным касанием тыльной стороны пальцев погладила его по щеке. Сама не до конца понимая, что делает, Таня наклонилась ближе к мирно спящему Ваньке и поцеловала его сначала в лоб, потом в висок, щеки и, наконец, в приоткрытые губы. Не удержалась и еще раз коснулась его губ своими. От этих нежных прикосновений к Ванькиному лицу, Таню захлестнуло огромной волной нежности; сердце ее затрепетало. Оторваться от Ванькиного лица ее заставил Пельменник, громко всхрапнувший во сне и выронивший секиру из ручищ. Секира со звоном упала на пол. Звук звякнувшего о каменный пол металла подействовал на Таню как ушат ледяной воды. Таня резко вскочила. Щеки ее пылали как маков цвет. Развернувшись, она выбежала из комнаты.***
По Ванькиному лицу расползлась довольная улыбка. Он уже давно не спал.