Стар Баттерфляй против сил любви

Дом Диасов,…3 мая, 16:00

      В этот чудесный майский день, когда цветы еще не начали источать благоухание в полной мере, а деревья уже лениво покачивали густой листвой, Марко сидел на низкой самодельной лавочке, якобы ненароком спрятавшейся от послеполуденного зноя под развесистым кедром.       Неторопливая и печальная мелодия его флейты разносилась далеко за пределы усадьбы Диасов и постепенно тонула в звуках окраины городка. Закончив играть, он положил флейту рядом и полностью выдохнул. Ни капли воздуха, абсолютная пустота внутри тела и души. Ушли разом все запахи и звуки, отключились осязательные рецепторы и мысли живым ручейком утекли наружу, в мир жизни, радости и любви. И тогда внутри Марко осталось лишь щемящее чувство боли от потери Стар. Тонкими раскаленными иглами оно вгнездилось в его трепещущее сердце, при каждом толчке которого бередило и без того раздраженные душевные раны.       Посидев так, покуда мог выносить боль от нехватки кислорода, резко встрепенулся и поднялся. Белая пелена смешанных звуков и ощущений обрушилась на него и вернула потерявшуюся за эти пару минут тягу к жизни. Он должен жить и бороться ради НЕЁ, и он будет... Диас-старший: — Сыноок, иди помоги мне с крышей, я один не управлюсь, а мама пока сделает начос в томате. Неторопясь Марко побрел в сторону дома, прислушиваясь к шелесту деревьев над проломом в крыше, где раньше была комната Стар. Теперь же эту дыру уже пару дней заделывала вся семья Диасов, тратя гораздо больше материалов и усилий, нежели требовалось. На немой вопрос Диаса-младшего Диас-старший указал на гвозди, молоток и пару досок. Мол, ты знаешь, что делать. Очень тяжело ему давалась работа в этой комнате – его тяготило ощущение отсутствия близости Принцессы. Утихомирившаяся боль и решимость с каждым ударом молотка закипали в нем с новой силой. Пару минут спустя их уже невозможно было сдерживать: глаза Марко налились кровью, вздулись вены на изломах рук, волосы на затылке стали торчком. Невероятное напряжение требовало выхода и оно его нашло. Марко перехватил в левой руке гвоздь и направил острие в ладонь. Ритмично запульсировала жилка на лбу. Дыхание стало прерывистым. Он поднес тыльную часть запястья к вколоченной в крышу доске и замахнулся для удара. Первым ударом гвоздь не пробил ладонь насквозь, а заскрежетал о косточки детской руки и выпнул наружу кожу на пястье. Густая, горячая мексиканская кровь часто закапала на дощатый пол. Каждым поврежденным нервом своей руки он чувствовал холодный металл шершавого гвоздя, но ему этот гвоздь казался раскаленным исчадием зла. Второй удар тысячекратно увеличил боль от прокола и оцарапал кость. Третий и четвертый удары он нанес уже машинально, с каждым ударом вышибая из глаз слезы и скрежеща зубами. Пятый удар пришелся также и на руку, скрыв шляпку в зияющей рваной ране. Кровь уже не капала на пол, а текла тонкими струйками за отворот оранжевой толстовки, превращая ее в грязно-бордовую. Внезапно туман в голове отступил и вся боль разом заполонила разум Марко. Голова его просто взорвалась от запредельного количества боли. Разом подкосились ноги, молоток выпал на пол, приколоченная рука конвульсивно сжалась, прежде чем Марко всем своим весом повис на болезненной ране. Сознание снова начало затуманиваться и покидать его. Последнее, что Марко запомнил в тот день был соленоватый привкус теплой крови из прокушенной насквозь губы и тянуще-дергающая боль идущая от дыры в левом запястье.