Без ярлыков

Дверь за спиной закрывается с легким стуком, но ключи все равно падают на пол оглушительно громко, однако никто не обращает на это внимания. Даня занят выцеловыванием чужой шеи, которую ему подставляют так податливо, так открыто и откровенно, что грех не воспользоваться этой ситуацией, грех не оставить на ней малиновый след, который не сойдет еще пару недель, который будет потом темнеть яркой меткой, всему миру открывая то, что этот человек занят. Дане нравится реакция Артура. Он гнется в его руках, позволяя делать все, что захочется, подставляется под прикосновения, ластится, как кот, и господи — Дане слишком нравится все это, чтобы отказывать себе в удовольствии. Он целует Артура, рукой сжимая его бок, чуть царапая сквозь футболку, и Артур дышит чаще, сорваннее и кусает Даню в поцелуе. Сил хватает дойти только до дивана, потому что страсть захлестывает с головой, она диктует правила и отнимает все терпение, подталкивает в спину и заставляет действовать наобум, только поскорее получить доступ к желанному телу, поскорее коснуться его еще откровеннее, чтобы кожа к коже и душа к душе. И они оба сдаются ей, разрешают властвовать собой, потому что знают — иначе не смогут, иначе будет не так, иначе у них и не получится никогда, потому что каждый раз — на грани, что-то между болью и удовольствием, вечный баланс на краю и острое осознание, что от падения удерживает только один шаг и чужие любящие руки. Одежду снимают умелыми движениями. Джинсы, футболка, белье — все отправляется куда-то вон из поля видимости, потому что сейчас не до этого вовсе. Сейчас существуют только они — только Даня и Артур, их маленький мир, наполненный желанием и почти первобытной похотью, из которой состоит их л… Хотя они предпочитают не вешать ярлык на свои отношения. Даня наклоняется, прикусывает нежную кожу на ребре — совсем немного, но след все равно остается, а Артур, взбудораженный, разгоряченный, подается вперед, зарываясь рукой в его волосы. Он прижимает Даню ближе, а после — тянет наверх, к себе, и целует сразу глубоко, не давая отстраниться, скользит руками по его взмокшей спине, царапает ее — ощутимо, до тянущей боли в ссадинах, а Даня только ухмыляется на эти действия. Артур отстраняется и слегка толкает его в плечо, заставляя перевернуться на узком диване. Теперь Артур сверху, улыбается, медленно ведя большим пальцем по щеке Дани, а в глазах — немой вопрос: можно ли? разрешит ли Даня сделать это? И Даня чуть кивает, не вправе отказать, и Артур в одно движение оказывается еще ниже, обхватывая возбужденный член Дани ладонью. Он размазывает смазку по всей длине, сплевывает на ладонь, чтобы скользило лучше, и двигает ею, лишая Даню последних связных мыслей. Его глаза кажутся огромными, а отросшая челка, растрепавшись, мешает смотреть. Артур убирает ее со лба, зачесывая пряди назад пальцами, но Даня перехватывает его за руку, переплетает их пальцы на короткое мгновение, а затем накрывает его ладонью свой член, намекая на то, что нужно делать. Артур улыбается — ярче, будто даже счастливее, — и двигает теперь уже двумя руками сразу, одной обхватывая сам ствол, а другой скользя по яйцам. Даня сверху смотрит, и внутри все сжимается от осознания, что это — его. Артур такой для него и только, он только ему позволяет делать такие вещи, оставлять засосы, покрывать свое тело метками, делать своим каждый чертов раз. И что бы он ни говорил, как бы утром ни морщился от нового синяка, — ему нравится. Даня видит это по его движениям, по миллисекундам почти детского восторга перед тем, как скривиться и сказать, что Даня снова даже не пытался себя контролировать. Из всех этих частичек, из всех деталей складывается пазл их жизни, из этого рисуется картина их отношений, и из этого состоит Артур, ближе которого у Дани нет никого. И сейчас Артур наслаждается тем, что приносит Дане удовольствие. Жмурится, как довольный кот, когда Даня сжимает пальцы в его волосах, направляя и подсказывая, улыбается, когда смотрит на него, не прекращая движений рукой. И иногда Дане просто интересно, чем он заслужил такую сучку, потому что Артур — буквально — каждый раз прогибается под ним, отдавая свое тело — и, черт возьми, душу, — в его распоряжение. — Артур, — шепчет Даня сквозь стон, и тот соскальзывает с члена, все еще не прикрывая рот, и так смотрит на него, чуть облизываясь. И это не может не снести крышу, не может не выбить остатки здравого смысла едва ли не с размаху. Даня тянет Артура на себя, тот улыбается, а после, выдавив немного смазки, которую оперативно находит в тумбочке около дивана, размазывает ее по члену Дани, немного смазывает себя и — насаживается сам, прикусив губу и смотря на Даню. Это невероятно горячо. Горячее, наверное, только в аду, но Дане и этого пламени хватает, потому что он не уверен, что не сгорит сейчас. Артур выглядит так, будто он абсолютно счастлив. Так, будто познал чертов дзен, потому что он спокоен и расслаблен, и на его лице не дрожит ни единый мускул, когда он насаживается до конца. Он берет Данины руки в свои и располагает ладони на своих бедрах, отдавая бразды правления своим телом Дане. Снова. Он улыбается, тянется поцеловать Артура и делает первый толчок, совпадающий с прикосновением губ. И первый громкий стон тонет в поцелуе. А после — стоны становятся только громче. И Дане это нравится едва ли не больше всего остального — то, как Артур стонет, насаживаясь на его член, то, как кусает губы во время секса, как царапает его спину, откидывает с лица челку и постоянно облизывается, потому что губы сохнут от горячего и частого дыхания. Дане все это нравится — каждая мелочь, каждый кусочек, из которого Артур состоит. И он не может не поцеловать его снова, сцеловывая очередной громкий и протяжный стон, от которого внутри все судорогами сводит. То, что происходит, не передать словами. Свои ощущения не описать никакими эпитетами и метафорами, потому что их просто нельзя ни с чем сравнить. Никогда в жизни Даня не думал, что от одного только секса может так накрывать, а от предвкушения — едва ли не ломать пополам желанием прикоснуться к человеку скорее. Это ново для него, но все это длится уже около трех месяцев, а потому — если вдруг что — отвыкать будет тяжело. Даня сжимает его бедра руками и начинает толкаться быстрее. Он буквально вколачивается в податливое тело, но Артуру это нравится. Он стонет, закинув голову назад, кусает губы, дрочит сам себе, просто не зная, куда себя деть от накрывающих волнами ощущений. Даня берет нужный ритм, каждый раз попадает в нужную точку. И все, что Артур может, — это стонать и подаваться навстречу члену, потому что ни на что другое не хватает ни сил, ни желания. Он доходит до пика быстро: накрывает Данину ладонь, все еще лежащую на его бедре, своей, сжимает сильно, а сам — жмурится, губы сходятся в тонкую линию, и он кончает, выстонав особенно громко и сладко, заливает Данин живот теплой спермой, но с члена не соскальзывает. У него внутри все пульсирует, и это волнами удовольствия проходит по телу Дани, подводя к краю и его. Он хочет отстраниться, но Артур не позволяет, сжимает коленями чужие бедра и не отпускает до тех пор, пока Даня не кончает глубоко внутри, толкнувшись до самого конца. Это — самое эротичное (после его стонов, конечно), что делает Артур — он позволяет Дане кончать в себя, глубоко внутрь, будто пытаясь сохранить частичку Дани. Это эротично и забавно одновременно. После — Даня выходит сам, переворачивая их набок. Артур — вытраханный и довольно-уставший — лежит рядом и просто бездумно что-то пальцем выводит на Даниной груди. Его это веселит. Он уходит за салфетками, затем вытирает себя и Артура и просто прижимает парня к себе, сходив за подушкой и пледом. На город за окном тихо опускается ночь, приносящая покой уставшим шумным улицам, и шальной ветер заносит частичку этого уюта, частичку спокойствия большого города к ним в квартиру, позволяя заснуть в объятиях друг друга и по-прежнему не вешать ярлыков на то, что происходит между ними.