Морфий в моих венах

Дуэт достиг назначенной им комнаты. Старший из двоих выкопал ключ в кармане пальто, который портье дал ему на ресепшене, сунул в щель замка и повернув его, получил щелчок, оповещающий о том, что дверь открыта. Распахнув дверь, их поприветствовал прилив прохладного воздуха. Компактная комната была темной и излучала уютную атмосферу. В левом углу комнаты находилась большая кровать, украшенная сапфировым голубым одеялом, а на окно у подножия кровати были накинуты лазурные драпировки. Какузу перевернул выключатель и сел на кровать. Хидан, который все еще предавался своим фантазиям вернулся в реальность, когда Какузу начал двигать свои крепкие руки по бедрам альбиноса. Хидан скидывает свои руки с шеи мужчины и сползает с его широкой перешитой спины, ловко высаживаясь ногами на ковровое покрытие. Его ноги были все еще слишком слабы для того, чтобы приспособиться к внезапному весу тела и застежкам на коленях, в результате чего джашинист споткнулся и упал назад. Спотыкаясь, он схватился за рукав пальто казначея и с оглушительным визгом упал на матрас вместе с Какузу. Какузу лежит на вершине своего юниора, в нескольких дюймах от него, и оба мужчины краснеют при внезапном тесном контакте. — Черт, Хидан, — говорит Какузу, — я не знал, что ты так стремишься лечь под меня. Щеки с алым оттенком у Хидана темнеют от грязной насмешки. Он отталкивает улыбающегося садиста. — З-заткнись, ты извращенец! Мазохист откидывается назад, когда они оба садятся. Он с трудом привыкал к этой соблазнительной, дразнящей стороне своего напарника. Не то чтобы Хидан считал это отношение непривлекательным, он просто удивил его. Фанатик был самым продолжительным партнером Какузу и знал, что напарник скрывал свои эмоции почти все время, чтобы избежать осложнений в работе. Хидан, который позволяет своим эмоциям разрастаться, покинул свою деревню, потому что он не мог справиться со своей злобной личностью, и не мог переварить бытие этого скучного мира. Он нашел спасение в крови и церкви Господа Джашина и с гордостью хвастался о Боге, который сделал его бессмертным. Он подумал, что это проявление эмоции означает, что Какузу ему доверяет. Хидан отчаянно пытался приблизиться к человеку, которого он тайно обожал. Фактически, Какузу был причиной того, что он присоединился к Акацуки в первую очередь. Он даже спал на той же кровати, что и скряга прошлой ночью. Но все же он должен убедиться, что Какузу действительно заботится о нем. Его маленькая «может быть» попытка по-прежнему заставляла Хидана чувствовать себя взволнованным и смущенным. — Ой, мудак, - говорит он с притворной уверенностью, — ты никогда не отвечал на мой вопрос. Почему ты вернулся за мной? Какузу задумчиво смотрит на лицо, что так его волновало, когда он вырыл этого человека из земли, лицо человека, которого он любит. Какузу решил ответить на этот раз. — Потому что ты первый человек, которого я даже считал другом много лет. Когда я потерпел неудачу в своей миссии в Такигакуре, мои друзья и семья, все демонизировали меня и молились о моей смерти. С тех пор ты был ближе в приличных отношениях со мной чем кто-либо. — говорит он, устремляя свой взгляд вниз, в пол. Они замолкают на мгновение, затем Какузу поворачивается к Хидану и кладёт свою холодную руку на бледную щеку. Он так устал прятаться, поэтому решил походить на своего "одичалого младшего брата" хотя бы один раз, и позволить своим эмоциям управлять им. — Для раздражающего маленького братца... — Эй! — неистово "лает" Хидан, только чтобы заставить замолчать напарника, и тогда Какузу зажимает ему рот рукой. — ... что-то о тебе, что только и заставляет меня любить тебя. И это все очень разозлило меня, потому что я не уверен, что именно это заставило меня упасть на твою глупую задницу, но я это все таки сделал. Хидан обессилел. Опять же, вновь обнаруженная внезапность и настойчивость Какузу потрясла его. Он еще более приятно удивляется, когда Какузу убирает руку и целует его. Хидан отвечает. Теплота сшитого рта быстро опьяняет его. Какузу толкается языком, будто бы прося пропустить, и Хидан поддаётся. Казначей исследует влажный рот перед тем, как их языки встречаются и начинают двигаться в страстном танце. Джашинист обвивает свои руки вокруг шеи Какузу, когда последний толкает его обратно на кровать. Оба отстраняются, но всё ещё чувствуют, как тонкая нить слюны их соединяет. Зеленые глаза Какузу встречаются с пурпурными глазами Хидана. Оба мужчины в глубине видят похоть и откровенную любовь, отражающуюся в глазах друг друга. Какузу прижимается губами к шее напарника, ладонью медленно проводя по восстанавливающемуся торсу. Хидан томно выдыхает от удовольствия, когда бухгалтер нежно целует его плоть и слегка гладит грудь. Затем скряга пробегает языком по всей длинной шее альбиноса и очерчивает контур бледного уха. Джашинопослушник хватается за ткань пальто Какузу, и издаёт небольшой и тихий стон. Чуть царапая затвердевший сосок, шатен поднимает голову и прижимается ко лбу Хидана, с довольной улыбкой смотря за быстро краснеющим лицом и прислушиваясь к рваному дыханью. Состояние своего юниора заставляло казначея ощущать болезненное давление в штанах. Прошло немного времени, прежде чем Какузу смог понять, как сильно ему хочется близости с альбиносом. Впервые он чувствовал столь сильную сексуальную потребность. Скупой напарник Хидана освобождает его от плотной майки и черных брюк. Фанатик был голым, и хотя он знал, что Какузу видел его раньше, он чувствовал себя неуютно и невероятно застенчиво, тем более, его нескрываемое возбуждение только усиливало эти чувства, проявляясь между ногами. Какузу видит, что губы Хидана чуть подгибаются, и он замечает, что его глаза отведены и робко смотрят в сторону. Какузу внутренне улыбается. Это первый раз, когда он увидел, что нахальный альбинос настолько смущен, что нет никаких следов его хвастливого поведения. Но он совершенно не хотел, чтобы Хидан слишком сильно стеснялся и уклонялся. Фанатик смотрит на своего партнера, когда он чувствует, что старший схватил его за запястье и надавив на руку положил на прошитую грудь. — Знаешь, я действительно не против того, чтобы твои руки были на моем теле намного раньше, поэтому не начинай сейчас нервничать, — растягивая слова и словно напевая, произносит шатен. Хидан кусает губу. — Я не нервничаю! Какузу поднимает глаза и смотрит в упор. — Ты уверен, что?.. — и затем он пробегает пальцами по всей длине члена Хидана, заставляя мазохиста взмахивать бедрами и громко задыхаться собственными стонами. Скряга обхватывает руку вокруг его эрекции и начинает водить по стволу. Какузу ухмыляется. — Ты кажется нервничаешь, Хида-кун. Но Хидан сейчас не может ответить. Удовольствие, приносящее теплой рукой, казалось, забирало его дыхание. Хидан дрожащей рукой хватается за каштановые волосы и тихонько стонет. Столь прекрасное зрелище покрасневшего, задыхающегося Хидана развлекает Какузу, он тоже жаждет удовольствия. Он расстёгивает ширинку своих штанов, хватает свободную руку пепельноволосого и направляет ее прямо к паху, позволяя чувствовать всю длину и твёрдость. И Хидан чувствует. Чувствует, что его рука прижата к члену, от чего его глаза немного расширились, видя, насколько ткань трусов оттянулась. Моргнув, он резко отдёргивает руку. Какузу наклоняется так, что его губы и губы напарника разделяют какие-то жалкие парочка сантиметров и говорит: — Прикоснись ко мне. С медленным, хриплым шепотом. — Ах, о-о-о-о, — стонет Хидан и погружает руку в штаны Какузу. Казначей слегка вздрагивает, когда холодная рука жреца касается его, но быстро успокаивается. Альбинос не был действительно уверен как угодить другому человеку, так как он когда-либо касался только себя, но он попытался как можно лучше повторить движение руки напарника. "Какузу... так жарко..." думает про себя Хидан. Когда он плавно двигает рукой, его разум затуманивает похоть. Окутывающий его экстаз настолько отличался от того, что происходило от ритуалов Джашин-сама. Это было намного сильнее, потому что это был настоящий человек, радующий его. Вместо того, чтобы позволить волне экстаза вспыхнуть, она быстро исчезнет, ​​и Хидан может побаловать себя телом Какузу, ведь удовольствие осталось. Их руки вскоре начали двигаться одновременно друг с другом. Какузу издаёт небольшой стон, который заставляет альбиноса извиваться, особенно когда его тело становится невыносимо жарким. Шатен примыкает губами к губам напарника, и они оба громко стонут в такой неряшливый поцелуй. Почти доходя до пика удовольствия Какузу сжимает его член у основания, вырывая у пепельноволосого болезненное ойканье. — Почему, чёрт возьми, ты остановился?! — Потому что я не заканчиваю мастурбацией, — говорит он, снимая так мешающее сейчас пальто. Перед тем, как Хидан снова сможет говорить, Какузу запихивает ему в рот три пальца и приказывает ему сосать. Хидан колеблется, затем подчиняется. Когда каждый палец был достаточно влажным, казначей использует свои "усики", чтобы поднять ноги джашиниста и поставить его в удобную позу. Он торопливо проталкивает пальцы, чувствуя, как возбуждение с новой и новой силой окутывает его. Хидан издаёт негромкий крик боли. Хоть он и был мазохистом, чувство, как его растягивают, отличается от всего того, что он когда-либо чувствовал раньше. — Черт возьми, Какузу, это чертовски больно! — Какузу смотрит на уке. — Будет намного болнее, если я не сделаю этого, идиот. Будь терпелив. — Пошел ты, ты... — Хидан начал было вопить, за что был прерван сильным взрывом удовольствия. — Видишь? — спросил Какузу, уточняя. Чтобы доказывать правоту своих слов и дальше, он гладит то самое место медленно, получая громкие и напряжённые стоны Хидана. Финансист вытаскивает пальцы и направляет свой член к раскрытому входу. Он ловит взгляд Хидана, затем толкается. Скряга издает хриплый стон и с трудом сдерживает себя, чтобы не начать прямо сейчас вбиваться в тугое жаркое отверстие. Хидан корчится под ним, пытаясь сместиться, чтобы он мог менее болезненно и с комфортом принять большой член своего напарника. Когда он более менее привыкает, он просто кивает, и Какузу начинает двигаться. Хидан обхватывает ногами талию Какузу и вонзает ногти в спину скряги, оставляя кровавые полосы, но экстаз слишком ошеломляет шатена, чтобы заметить это. Фанатик толкает себя еще ближе к своему напарнику, проходясь одновременно с его толчками, насаживаясь на него до конца. Оба мужчины отчаянно жаждали друг друга и хотели отдать своему любимому всё: любовь, тело и душу. Казначей быстро находит желаемое местечко пепельноволосого и неоднократно ударяется об него. По мере того, как удовольствие усиливается с каждым движением, почти крики Хидана наполняют воздух вместе с более тяжелыми, похотливыми стонами Какузу. Фанатик кровавого бога тянет Какузу вниз и целует его, облизывая сшитый язык, губы и зубы. — Хидан, — запыхавшись произносит Какузу, когда оба достигают высшей точки. — Я люблю тебя. Хидан приходит, прежде чем он может ответить, в восторг, заставляющий его громко кричать, когда он спускает на живот Какузу. Старший акацуки стреляет семенем в Хидана, когда чувствует, как плоть туго сжимает его пульсирующий член. Он медленно выходит из своего уке и падает рядом с младшим напарником, оба тяжело дышат и вытирают пот. Когда альбинос восстанавливает дыхание, он притягивает шатена за руку и нежно целует его. — Я тоже тебя люблю, — произносит фанатик, застенчиво глядя в сторону, но не из-за слов которые он говорит, а потому, что он осознаёт, что только что сделал со своим возлюбленным, оглядев его. Казначей замечает его застенчивый взгляд, направленный на белёсую жидкость на своём животе. Он улыбается. — Хидан, - говорит он. Джашинист смотрит на него. Финансист вытирает сперму фанатика с живота рукой, затем подносит ко рту и облизывает. Хидан краснеет. — Ч-что ты делаешь, больной извращенец?! Улыбка Какузу становится её шире. — А что случилось?, — спрашивает он, поглаживая ярко-красное пятно на шее Хидана свободной рукой. — Это было от тебя, ты принадлежишь мне, поэтому ты мой, и я могу сделать так, как мне нравится. Мазохист краснеет ещё больше и прикладывает голову на сшитую грудь своего возлюбленного, слушая его сердцебиение. — Никогда бы раньше не подумал, что ты можешь быть таким чертовски сексуальным и соблазнительным, — бормочет он куда-то в загорелую кожу. — Ну, ты узнаёшь нечто новое каждый день. — ответил Какузу, проводя пальцами по коротким и чуть грязноватым волосам Хидана. Он недолго думает над собственными словами, а потом продолжает: — По крайней мере, большинство людей. Люди, которые ежедневно используют свои мозги в правильных целях. Хидан смотрит на него. — Ой, ты пытаешься сказать, что я тупой? — казначей тихонько хихикает, отбрасывая Хидана. Улыбаться, уже что-то значит для Хидана, но он же не смеялся, верно? — Нет, нет, но дразнить тебя сейчас намного приятнее, ты краснеешь гораздо сильнее. И даже от этих слов Хидан снова краснеет, заставляя финансиста снова усмехнуться. Хидан сердито ворчит и откидывает голову назад. — Интересно, заменил ли нас Пейн? — спрашивает джашинист, вспоминая свое обязательство перед Акацуки, а затем зевает. Какузу, видя это, достаёт одеяло и подталкивает Хидана к подушкам. — Мы позаботимся об этом позже. Мы пережили это, теперь мы можем отдохнуть от пары таких пустяков. — говорит финансист, затем ложится рядом и укрывает их обоих одеялом, притягивая своего возлюбленного в заботливые объятия. Хидан ошарашенно смотрит на стену, затем расплывается в довольную и тёплую улыбку. — Да, — бормочет священник в плечо любимого напарника. Они лежали там мгновенья и больше, убаюканные и разморенные звуками, дышали и пьянели от тел, которые были так близко друг к другу. И когда они медленно погружались в сон, их последние мысли были друг о друге. Просто, возможно, даже преступники должны найти любовь, так или иначе...