Бессонница

Вечер, почти ночь. Тихий шелест ветра колышет тонкие ветви деревьев, заставляя их трепетать в страхе перед высшей силой. Капли дождя приглушенно барабанят по стёклам прозрачных окон в деревянной раме. Небо, минуту назад ещё ясное, как морская волна, покрывают мрачные тучи, неся с собой грусть и отчаяние. А в большом белом здании лишь один человек не находится во власти безмятежного сна. Сплошная тишина поглощает всё пространство, навева­я тоску и погружая в беспамятные размышления, пропита­нные непониманием, страхо­м и...любовью? Прекрас­ные глаза уже краснеют от длительного не закрывания, но за золотистой чёлкой этого не видно. Бледные руки, сжимавшие стилеты, бессильно опустились вниз, а если бы чёлка не закрывала глаз, можно было бы заметить крошечные кристаллы слёз. На розоватых губах не видно столь привычной всем безумной улыбки, которая теперь бесследно испарилась. Бельфего­р лежал на своей роскошной постели в тихой комнате и никак не мог уснуть. В измученном бессонницей сознании проносились неясные картины из прошлого, но он их не видел, а просто смотрел в потолок. Сейчас,когд­а все спокойно спали, ему было невыразимо хорошо. Он один, совершенно один, никто не нарушит столь дорогую ему тишину. Капли дождя стучатся в окна его спальни, но нет, он не пустит их к себе. Не нужен этот их обжигающий холод, всё и так просто прекрасно. Он нахлынувшей волны ярости один из стилетов отправился в недолгий полёт к ближайшей картине и точно вонзился прямо в середину. Гений Варии на секунду улыбнулся: всё-таки его меткость поражала всех. Но эта гордость была недолгой: вновь вернулось ощущение потерянности и отчаяния. Сердце отчего-то разрывалось на части, ноя и вопя в груди. Это колющее чувство не нравилось высокомерному принцу, хотя бы просто оттого, что его нельзя было описать. Он ведь привык всё сразу понимать и находить выход или обходной шаг. Но сейчас всё было по-иному: эмоции овладели им и тянули в омут боли и непонимания. Бельфег­ор тяжело выдохнул и откинул голову назад, пытаясь разобраться. Ведь в этот момент он перечил самому себе. Раньше он никогда не задумывался над таким понятием, как эмоции. Всё, что было нужно, это жажда крови, ножи и жертвы. Каждую бессловесную ночь он выходил на кровавую охоту, сам не зная, зачем. И всегда оправдывал имя Потрошителя. Безумна­я, полная жажды и сладости улыбка раньше ни единый раз не покидала его величественного лица, а чёлка скрывала глаза, горящие наслаждением крови и убийства. А теперь всё изменилось. И виной всему был этот человек. Бельфегор сам не понимал, почему так решил. Вероятно, это был факт, от которого невозможно отвернуться. Фран...­Его появление навсегда изменило мировоззрение принца. Этот пронырливый лягушонок раздражал до чёртиков, и постоянно хотелось зарезать, стереть, об­ескровить, убить его. Но по какой-то необъяснимой причине Бел ограничивался только лёгкими порезами. Только теперь он начал замечать, что не может поднять руку по-настоящему на эту наглую лягушку. Что-то давящее в груди мешало, не давало прикончить, в который раз оправдать своё призвание. И это бесило ещё больше. Последние 2 дня Бельфегор не выходил из своей комнаты и никого не впускал. Когда ему пришло в голову осмотреть свои апартаменты, он вздрогнул. Как можно было забыть, что он своими же руками разбил зеркало, заключенное­ в золотую раму. Все вещи были разбросаны по периметру комнаты, полог кровати перерезан надвое, пол усыпан осколками и чем-то ещё, но принцу всё равно. Из головы упорно не выходит Фран. Ему хочется убить, прикончить его, но он не в силах этого сделать. Какая-то часть Бела упорно сопротивляется этому желанию, требуя наоборот, обнять лягушонка и прижать к себе. Он удивлялся этому факту, но постепенно начал замечать, что с мыслью о напарнике на душе становится светлее и теплее. Неужели что-­то может нравиться в этом малолетнем пофигисте? Это невозможно, даже для такого гения, как Бельфегор. И всё же навязчивая мысль не покидает затуманенного сознания. Она резала разум, как лезвие ножа режет свою цель, переключая внимание на себя. Дыхание сбилось от нахлынувших эмоций, принц обхватил руками виски и чуть слышно простонал. Голова раскалывалась на части, причиняя безумную боль. Это раздражало, бесило, з­аставляло ненавидеть, но поделать ничего он не мог. только терпеть, терпеть и снова терпеть. От боли в глазах, и без того болевших, всё стало туманными разводьями, тело потеряло способность ощущать даже мягкую простыню. Казалось, с­ейчас наступит полная темнота, но: — ВРОООООЙ!!!БЕЛ,МАТЬ­ ТВОЮ!!!!КАКОГО ЧЁРТА???? Дверь с приглушённым стуком слетела с петель, и в проеме показалась голова Скуалло. Бельфегор закричал от нового приступа боли, пронзившей виски насквозь, и провалился в пустоту, что-то неясно пробормотав. Перед отключкой он успел заметить слегка насмешливый взгляд Суперби, но не смог ничего сказать. На губах мечника скользнула незаметная улыбка.Он легко поднял бесчувственное тело принца и,слегка потрепав его по золотистым волосам, понёс в лазарет. — Надо же было столько думать, идиот несчастный... Скуалло улыбался, поглядывая­ на безмятежное выражение лица Бельфегора, наконец-­то нашедшего свой тихий и спокойный сон. Мечнику ничего не оставалось, как уложить товарища на кровать и самому пойти спать дальше.