Твое клеймо

Пробегая очередной лестничный пролет, я, уже на последнем издыхании, перешел на шаг, а после и вовсе останавливаясь, упираясь плечом в холодную каменную стену, дабы перевести дыхание. Вдруг, один из стражников, окликнув меня на несколько витков спирали ниже, буквально в одно мгновение поравнялся со мной, и так же полон сил обогнал, оказавшись далеко впереди и крикнув многообещающее "Не отставай!". В первые я так безрассудно взбегаю на Ногер-Браун, и уж тем более, в погоне за сбежавшими заключенными. Эта крепость-тюрьма так велика, что вполне имеет право именоваться мостом между небом и землей, такими далекими островками жизни. Видимо, мои товарищи уже не раз взбирались по этим многотысячным ступеням, довольно скоро уходя в отрыв, когда я, без сил дополз едва ли до половины. Прислушавшись уже к едва различимому топоту сотен ног, отчетливо понял. Как бы я ни старался, мне, совсем хилому мальчугану, никогда не сровняться с этими рослыми, обученными солдатами, даже будь у меня фора в пятьдесят, сто, двести шагов вперед. Это мысль так сильно угнетала моя сознание, что каждый раз пытаясь отвлечься, я вновь и вновь видел перед собой недовольно-серьезное лицо родителей, как они снова и снова упрекали меня, смеряя презрительным взглядом. Как же больно. Как же обидно осознавать, что будучи свободным гражданином, все равно, моей жизнью заправляют другие. Однако, поймав себя на этой мысли, я вновь начал себя подгонять, ускоряя шаг. Даже если не выйдет, даже если этого не избежать, я буду пытаться. Буду пытаться, что бы точно знать, есть ли у меня другой путь. Потом тот эхом отражающийся от стен гомон стих. Они уже добрались до смотровой площадки, да самого верха, а я так и не приблизился к стражникам даже на пару пролетов, но... Вот опять, это "но". Это проклятое "но", словно очередное из оправданий собственных неудач, отмазка, что так больно режет слух. Противно. До боли противно осознавать, что вся твоя жизнь стоит только из миллионов тысяч "но" и поступков. Поступков без всякой чести и уважения, коих это "но" покрывает сполна. Однако сейчас, меня, мои мысли должно заботить совершенно другое. То, что абсолютно нельзя затмевать подобными рассуждениями. Там, наверху, у преступников осталось только два выбора: слечь в битве с многократным численным превосходством, или разбиться вдребезги, падая с такой высоты. И все же, с каждой новой ступенью, меня начали одолевать волнение и беспокойство, и чем выше я подымался, чем больше углублялся в свои размышления, чем это вызвано, хотя чуть ранее так отчаянно пытался прогнать подобные мысли, тем отчетливее я слышал, как все мое нутро кричало : "Не иди туда! Не иди!", словно понос перед битвой у паршивого солдата. Конечно, поимка бежавших заключенных не последней важности дело, но(и вот снова!) отправлять за тремя беглецами целых четыре корпуса, в каждом котором, к слову, до тридцати человек, настораживает ровно на столько же, сколько и мысль о том, что Ногер-Браун - не такая уж и неприступная крепость, как поется в военной хронике, и как я думал раньше. Когда наконец добрался до смотровой площадки, моей радости словно и не было вовсе. Я точно знал, что то пошло не так : пока я подымался, ни один стражник не спускался мне на встречу, не было ни одного звука сражений. От одной только мысли, мое сердце начало отплясывать в бешеном ритме. Хоть я и не был удивлен, такой очевидный ответ сам лез в голову, был в крайней степени обескуражен и поражен. Больше сотни обученных солдат пали в битве, так и не сумев остановить загнанных в угол пару преступников. С какими же монстрами мне чудом не довелось встреться из за своей слабости и никчемности? Если они, опытные и служилые вояки не смогли спастись, то у меня и подавно не было шанса. Придерживая начавшую неметь руку и борясь с подступавшими к горлу слезами, я осторожно перешагивал через окровавленные тела товарищей. Поскользнувшись в небольшой луже крови, я чуть не грохнулся на пол, успев зацепиться руками за каменные перила. Там, внизу, спрыгнув со смотровой площадки, находящейся ровно на 450 метрах над уровнем моря,немного пошатываясь но вполне в здравии, те беглецы садились в лодку. Как только та отплыла достаточно далеко от берега, я медленно опустился на каменную плитку, подтягивая к себе колени и утыкаясь в них лицом. Сейчас, внутри меня, и злость и отчаяние оставляли следы в моем сердце. Злость с завидной скоростью прожигала огромную дыру, а отчаяние накатывала волной осознания собственной жалости и абсолютной беспомощности. Я не смогу. ...Оправдать ничьи ожидания...