Кипарис

Чем больше боли в сердце сохранится, тем больше душа твоя загубится. Если однажды ты расскажешь кому-то обо всем наболевшем, то та ноша на твоих плечах облегчится, а не переложится на кого-то другого. Все возможно, но при условии, что тот, кому ты это говоришь, — твой друг. А такой человек, в ответ на твою искренность, подарит тебе нечто равноценное, сравнимое с золотом нынешнего мира, — частицу своего сердца, в котором тоже запечатлится печальный этап твоего прошлого, но не в той тяжёлой форме, как у тебя. Но если этот человек будет очень сильно похож на тебя и прочувствует то, что испытывал ты, то это лишь значит, что сидящий, стоящий или лежащий рядом человек — твоя родственная душа. Однажды кто-то, улыбаясь мне своей доброй очаровательной улыбкой, сказал эти слова. Я запомнила их, а спустя несколько лет повторила их одному пареньку, который, кажется, был очень похож на Вас. Нельзя полностью передать то, что по своей структуре весьма сложно. Тихий душевный порыв и резкий громкий, словно гроза и молния, крик, вырвавшийся из самых глубин сердца по собственной воле. Разрыв нити, когда-то соединявшей несколько бурных, спокойных и воспламеняющихся душ. Горе от произошедшего, печаль из-за утрат, отчаяние из-за самого себя, сопровождаемые горючими слезами, а впоследствии и разрывающее на части самобичевание… Минутные слабины, подталкивающие людей к совершению ещё более опрометчивых поступков, чем в моменты здорового ума. Они могут изменить всю человеческую жизнь задом наперед, отменив одно, затмив второе и испортив третье, а пятое и десятое переменить на то, на что и вовсе нельзя променивать осколки своей души. Быстрые шаги, постепенно сменяющиеся бегом, целого множества незнакомых для него людей, собственный плач навзрыд продолжается, истошные крики, слышимые даже на довольно приличном расстоянии, вытекающая из глаз горячая слезинка, наблюдавшаяся у накама погибшего, сравнимая по вкусу с солью, и живая багрового оттенка кровь, еще быстрее текущая по жилам тех, кто способен дышать. Бесконечные залпы, стрельба, скрещенные тупые и острые клинки, несчитываемое количество развалин, появившихся из-за использования не только оружия, но и особой силы — Воли, — эти вещи лишь часть того, что происходит на войне. Но кто знает о чувствах людей, которые знают тебя ровно столько же, сколько и твои родные? Ответ один: только ты единственный сможешь представить их боль также, как и они твою. А разве человек, семнадцатилетний юнец, погруженный в свои трудные мечты, яркие, но весьма опасные и не всегда осуществимые, будет сразу же спокойно реагировать на смерть того, кто является для него хоть не кровным, но, всё-таки, связанным с ним общими воспоминаниями братом? Конечно же, нет. Вот и этот паренёк, Монки Ди Луффи, не сможет. Последнее, что сохраняется в его памяти от Эйса — слова, сказанные с невероятной теплотой и заботой, с которой не всякая мать относится к своему дитяти, холодное и бездыханное тело, свалившееся подле него, сгоревшая полностью и исчезнувшая теперь раз и навсегда библикарта, сломанные алые бусы, чьи мельчайшие частички были рассыпаны на некоторых участках поля боя, которые вскоре достигли тех, к кому катились, оторванное ото всех и скрытое от глаз небо, закрытое то ли перистыми или кучевыми, или же слоистыми облаками разных сероватых и синих оттенков. Именно в багровых и черных тонах всплывает в голове брюнета со шрамом на левой щеке тот день. *** И в то же время, в этом же лесу, на одном из высоченных деревьев располагалась таинственная девушка среднего роста, которая, на самом деле, и человеком вовсе не являлась. Все её особое тело было полупрозрачного белого цвета. Пряди волос, такие же белые, заплетены в одну толстую одновременно слабую косичку, свободно свисавшую почти до самых бедер. Невзрачные бело-серые глаза, с едва видимыми белками, имели несвойственные каждому подряд крестообразные зрачки. Гардероб неизвестной был очень скромен: старое поношенное платье белого цвета, той же расцветки накидка и обувь, также изношенная, серого оттенка. Девочка смотрела в сторону двух незнакомцев совершенно различного происхождения. А в уме её уже составлялось своё мнение обо всем происходящем. «Я видела то отчаяние в его глазах, тот возникший шрам на сердце брюнета. Да и причина этого мне тоже была ясна — я являлась свидетельницей того самого разговора.» — Беловласка сжала потрепанную ткань довольно древнего плаща, а затем, не отрывая от Луффи и Джимбея глаз, продолжила «шпионить». После того, как разговор пирата и рыбочеловека кончился осознанием всей ситуации первым и расслабленностью на какое-то время вторым, в ее глазах отобразилось нечто, походившее на воспоминания брюнета, где он, конечно же, и выступал в главной роли. Перед девушкой пронеслась целая цепочка событий, кусочки которой скреплены между собой особой связью — узами дружбы. И, к её же удивлению, увлеклась своим неосознанным наблюдением. Ведь раньше она не встречала людей, подобных ему. «Сидя на толстой ветви дерева, я, непонятное безжизненное существо, прозрачная, а на ощупь ещё и холодная, неосязаемая, вспомнила про своих старших сестричек. К чему это?» — Подумала беловласка и погрустнела. *** — Рейли сказал, что мне стоит немного поизучать этот огромный лес, — повторил своё задание темноволосый паренек. — Не вижу в этом толку, но раз надо — сделаем, ши-ши-ши, — почесал нос и отправился в непонятном направлении в гущу леса. Монки Ди Луффи — далеко не самый обыкновенный юный пират, который жаждет воплотить свою мечту и исполнить обещание, данное многим людям. И он не был бы самим собою, если бы не наживал неприятностей. Разумеется, брюнет начал изучать лес, чтобы лучше затем в нем ориентироваться — изначально казалось, что ради этого Рейли направил его туда. Обходя различные невысокие травы и деревца, паренек натыкался на огромное количество «прикольных» вещей: белые ягоды, которые, как он позже узнал, есть нельзя, так как из-за них на теле могут появиться болезненные пятна, излечиться от них можно довольно просто, но лучше не рисковать; разноцветные грибы, показавшиеся Монки, почему-то, знакомыми; сине-зелено-желтые дупла на некоторых деревьях, в которых хоть и были гнезда, но в них никто не обитал; голубые и фиолетовые земноводные существа причудливых форм с острой чешуёй — пират хотел их поймать и подружиться, но те, завидев его, бросились прочь — на самом деле брюнет тогда тоже побежал вслед за ними, так как позади был огромный хищник, совладать с которым он пока что не смог. Вот такое путешествие и создалось у юного семнадцатилетнего паренька. — Как же мне от него скрыться?! — будучи уже на исходе своих возможностей, Монки, с абсолютно пустой головой, бежал, совершенно не обращая внимания на предметы, размещенные впереди. Необычные земноводные давным-давно свернули с пути брюнета, когда тот держал путь напрямик. — Блин, он такой быстрый! «Осталось совсем чуть-чуть! Эта гигантская горилла тоже устала! Я уверен, ей скоро…» — Парень сначала ухмыльнулся, а затем не успел что-либо еще сказать самому себе. В тот момент Луффи свалился со скалы. — А? В следующий миг юный пират начал полет вниз, рассекая воздух всем своим телом. Ему не было страшно из-за падения. Казалось, что даже если Луффи и упадет в неизвестный водоем большой на вид глубины, с ним ничего страшного не случится. Подобные слова считаются предположением, да. Но к этому человеку они относятся иначе. Это его спутник по жизни — оправданный риск. — Надо за что-нибудь ухватиться! Гому-гому-но… Руки Луффи растянулись, словно резина, и направились к выпиравшей части скалы. — Ура! Всего одно слово, но сколько надежды! И тут все пошло по иному сценарию. Выпиравший выступ оказался слишком мокрым и скользким. Длинные руки не смогли помочь брюнету. А результатом оказалось соприкосновение с водой. — Что?.. Только пару мгновений назад он, Луффи, убегал от своего врага, потому что не мог его победить — в будущем это стало для него лёгким заданием, а сейчас… Беспомощный парень, неспособный плавать из-за дьявольского плода, который съел в слишком юном возрасте, и оказывающийся в более опасных ситуациях куда сильнее и бесстрашнее. Почему же твоя удача покинула тебя прямо сейчас, в самый нужный момент? Монки сопротивлялся беспощадному закону, связанному с дьявольскими фруктами и созданному когда-то в прошлом, барахтался, пару раз крикнул имена тех, кто мог быть на острове. Тишина. Брюнет перестал слышать собственный голос, как и происходящее вокруг. Как камень, парень стал опускаться ко дну. Упорное сопротивление установленной давным-давно норме было, как всегда, совершенно бесполезно. *** «Я… Жив?» — Приоткрыв глаза, брюнет посмотрел вверх, на конец водяной границы, соединявшей воздух и воду, даже немного удивился. А ты думал, что уже погиб, пират? — Ну, я как бревно в воде, ши-ши-ши, — весело произнёс вслух парень, не заметя того, что может нормально разговаривать под водой. — А где я вообще? Подводный мир. — Чего? — По лицу Монки и его наклоненной голове стало ясно, что он ничего не понял. Ты попал туда, куда не каждый способен отправиться. А название этого места — Подводный мир. — Ясно. — Конечно же, ему это ничего не объяснило. — Зачем я здесь? Не знаю. Таинственный голос, подобно эху, отвечал на вопросы Монки. И делал это довольно кратко, ничуть не красноречиво. Слушая ничего не объяснявшие ответы, мозг Луффи начал понемногу плавиться в связи с тем, что чем больше он узнает, тем более усиленную работу требуется выполнить его извилинам. А работенка далеко не самая простая! — Ты сказал, что не всякий может попасть сюда. Тогда как я здесь очутился, если вообще ничего такого не желал? — Брюнет смотрел по сторонам, пытаясь таким образом засечь того, с кем он ведет беседу. Но из-за приличного эха исполнить затею было весьма сложно. Ты должен сам знать ответ. Судя по последним словам, неизвестному тоже не совсем понятна причина их встречи, да и самого разговора тоже — разговор ли это вообще? И услышав такой ответ таинственного голоса, Монки немного разозлился: — Ты можешь нормально хоть что-нибудь объяснить?! Да и где ты вообще?! Где я?.. — Да! Где ты? — парень попытался, зачем-то, изобразить серьёзное лицо, когда говорил это. — Я тут, — тихим равнодушным голосом произнесла маленькая девочка, схватившая Луффи своей малюсенькой ручонкой за штанину. Сейчас внешность её была такой: неаккуратно заплетенная пепельная коса опускавшаяся до копчика, бледно-фиолетовые с темно-синей заливкой в некоторых частях глаза со странными зрачками, коричневато-черная накидка с рваными краями, потрепанное в некоторых местах платьице и обувь, напоминающая охровые балетки. — Девочка? А ты здесь откуда? — непонимавший происходящего брюнет, всё-таки, спросил это, — Вообще-то, — начала она, — у меня имя есть — Кипарис. Это во-первых. Во-вторых, с тобой разговаривала я, дурак! — хлопнула себя по лицу и тяжко выдохнула. — В-третьих, мне самой не очень понятно, как ты сюда попал, — в очередной раз лицо пепельноволосой выразило удивление, а затем слегка отряхнула подол своего платья. — А я — Монки Ди Луффи, — моментально выдал семнадцатилетний юноша. — Мог не говорить этого. Я знаю тебя, — присев на один из погруженных в песчаное дно камень, спокойно сказала девочка. «Она меня знает? Мы, разве, встречались раньше? — продолжил недоумевать Луффи. — Ну да ладно, спрошу позже», — к такому выводу пришёл брюнет. — Хм… Сколько тебе лет? — Монки явно заинтересовался этим, потому как манера разговора девочки казалась ему весьма странной. — Не меньше, чем ты можешь себе нафантазировать, и не настолько много, чтобы я начала беспокоиться из-за этого, — ответила, словно отрезала, Кипарис. — Девяносто? — попробовал угадать пират. — Нет, — отмахнулась девочка. — Зачем сейчас нужны расспросы про мой возраст? — Не знаю, ши-ши-ши, — усмехнулся в ответ темноволосый паренек. Этот разговор мог быть по своей продолжительности очень долгим, но Кипарис — девочка по внешнему виду, а внутри давным-давно дряхленькая старушка с вредным характером — предпочла проигнорировать следующие слова Луффи. А тот, наконец, перестал разглагольствовать обо всем, но не о чем — странностях, уже не занимавших женщину-призрака. Вечность тут оставаться эти двое не могли, и, следовательно, они решили пройтись по территории Подводного мира — точнее, Кипарис хотела побыть в одиночестве, в безмолвии, без настигающего её паренька. Но, как оказалось, она, даже если бы и захотела, не смогла бы скрыться от Монки. — Эй, Кипарис, подожди меня! — издалека доносились крики брюнета, который едва-едва поспевал за «девочкой». *** Прошло около полутора или двух часов с того момента, как Луффи и Кипарис познакомились друг с другом тет-а-тет. Конечно, для второй вся ситуация представлялась не в солнечных, розовых и прочих цветах, как первому. Скорее, все это представлялось перед пепельноволосой таким образом: рядом с ней находился личный вынос мозга. Кипарис стремилась не показывать собственную раздраженность, так как он был первым человеком за последние шесть лет, кто посетил место, наведываться в которое не решила бы даже она сама. Но, будучи неотъемлемой частью этого малого мира, ей не оставалось иного выбора. Подводный мир — это своего рода проклятое место, а для умерших — метка, показывающая то, что души, отправившиеся сюда после смерти, не имеют право, как другие, попасть либо в Рай, либо в Ад. Но Монки Ди Луффи, совсем не подозревающий чего-либо в данный момент, мирно разгуливает по Подводному миру. Здесь нет такого разнообразия растений и обилия душ рыб и прочей живности. В этом месте очень редко можно увидеть духов рыбного семейства — особенно тех, которые достигают в длину больших размеров. Короткие и широкие темно-зеленые или же длинные и тонкие иссиня-черные водоросли, желто-охровые или фиолетово-сиреневые кораллы, которые живут не очень долго в таких местах без единого яркого солнечного луча, и «летающий» в верхних слоях микроскопический планктон — все это входит в число основных организмов, населявших весь Подводный мир. Также, помимо духов, тут существуют обломки несчитанного количества кораблей. Хоть среди них и есть те, что смотрятся внешне как цельные, но внутри они успели где-то сгнить. Около самих кораблей разных видов валяются человеческие черепа, открытые сундуки или ржавое оружие, воткнутое то ли в камни-валуны, то ли в песчаное дно, то ли в само судно. Если повнимательнее присмотреться в самые тёмные уголки этого проклятого места, можно заметить, что здесь ещё есть крохотные пещерки, посмотрев издали на которые даже невооружённым глазом, покажется, что они переливаются оттенками радуги. — Суге! — При виде необычных для брюнета пещер его глаза загорелись. — Интересно, из чего сделана эта пещерка? — Ты действительно хочешь знать? — устрашающе произнесла Кипарис, а затем взглянула на него с предостерегающим выражением лица. — Ага, — моментально сказал Монки. Угроза пепельноволосой не сработала, вернее, ещё больше заинтересовала пирата. В конце концов он — искатель сокровищ. А упускать такой шанс — не самая хорошая идея. Да и если Нами узнает о драгоценной пещере, то… Монки вряд ли повезёт. «Девочка» не хотела посвящать Луффи в подробности этого мира, поэтому предпочла уйти от ответа: — Разве ты не хочешь понять, как попал сюда? Пират внезапно остановился. Пепельноволосая тоже прекратила движение и, посмотрев на Монки, нерешительно произнесла: — Ты мог попасть сюда по нескольким причинам. Первая из них — собственная и опровержимая смерть, с которой не согласен кто-то свыше. Другая причина — желание жить. Третья — поиск ответа на вечно тревожащий душу вопрос. Четвёртая — неуверенность в себе. Пятая — тьма сердца, порою ведущая ко дну… — На этих словах Луффи изменился в лице. Кипарис уловила этот миг страха в глазах паренька. И около минуты они стояли молча, совершенно неподвижно, походя собственным видом на каменные статуи. Юный пират потупил голову вниз, чтобы скрыть как внешнюю, так и внутреннюю боль. — Значит, — начала «девочка», — вот и нашлась причина. — После сказанного ответа не последовало. Лишь тишина. Только тяжёлая атмосфера кружила около двух личностей. Кипарис не хотела задеть пирата, поэтому, дабы не портить все ещё сильнее, что она способна сделать с лёгкостью, не прилагая каких-либо усилий, ничего не добавляла, не вздыхала тяжко, если только присела на один из небольших камней, рядом лежащих. Кому, как ни ей, было предначертано понять чувства человека, потерявшего в одночасье много важных вещей: дорогого сердцу ещё одного старшего брата, частичку души, связывающую его с ним при помощи общих воспоминаний о детстве, проведённых по принципу выживания и самозащиты, и само желание стать властителем всех морей Гранд Лайна. — Это, наверное, очень больно — терять близких тебе людей, — горько усмехнулась пепельноволосая, вспоминая один эпизод в лесу. Посреди того леса шел несерьезный поединок между человеком-фруктовиком и бывшим шичибукаем — рыбочеловеком Джимбеем. Один из них, почти полностью забинтованный, не жалея собственного тела, сокрушался из-за относительно недавней трагедии, а другой, если поразмыслить, хотел привести его в чувство, используя грубую силу, которая, возможно, должна была навести паренька на определённую мысль. — Неужели ты ослеп?! Где твоя уверенность в том, что тебе все по плечу?! Где твоя сила, в которой ты никогда не сомневался?! Твои враги сломили тебя! А твой брат, всегда бывший для тебя примером, погиб! А теперь ты скрылся от этого мира за огромной стеной своей скорби! — сказав это, Джимбей заметил перемену в Луффи, а потом добавил кое-что. — Потеряв себя и все больше погружаясь в пучины отчаяния и скорби, ты никогда не найдешь свой путь! Я знаю, тебе больно, Луффи, но ты должен перебороть себя! Не думай, что ты один что-то потерял! Потерянного уже не вернуть! Думай о том, что у тебя осталось! — Даже слишком… — Брюнет осел на песок, а затем поднял голову и с той же горестью произнёс: — Тогда я думал, что действительно погибну… Но Эйс… Он… — …защитил тебя своим телом. Я ведь права? — дополнила Кипарис, уже сидевшая подле него и глядящая прямо в его тёмные глаза. Монки не произнёс ни слова. Именно этот жест и означал, что слова, проговоренные пепельноволосой, — правда. — А ты знал, что одна боль всегда другую уменьшает? — поинтересовалась «девочка», слегка улыбнувшись, а после посмотрела на выдуманное «небо». — Кто-то мне однажды говорил нечто подобное, — негромко выдал семнадцатилетний юноша. «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть — ты ведь так говорила, сестрица Нина? Теперь я думаю в точности, как и ты», — подумала про себя Кипарис и, не заметив собственной улыбки, услышала, как её подметил Луффи: — Чему ты улыбаешься, Кипарис? — Я? Улыбаюсь? — недоуменно посмотрела в сторону брюнета. — Думаю, ты прав. Я просто вспомнила своих старших сестёр, — пепельноволосая, подняв ноги, обняла их и продолжила, — они заботились обо мне, как о дитяти малом. Слушая рассказ о старших сестрах Кипарис, Монки узнал в девушке прошлого себя, о существовании которого, почему-то, позабыл. Её восхищение ими, несерьезные — в некоторые мгновения и чересчур смешные — обиды, желание стать сильнее их обеих, общие увлечения, различные забавы по отношению ко взрослым — всё-всё-всё — он знал эти легкие и теплые чувства, убаюкивающие как и сердце, так и всё его огромное сердце. Пират и девушка-призрак сами не заметили, как заговорились о людях, дорогих их сердцу, о том, какие приключения они преодолели вместе, о горестях, свалившихся однажды на их плечи, о новых накама, с которыми у них тоже накопилось целое множество ярких и незабываемых моментов в памяти, и прочих мелочах, представлявших также огромную ценность. — Однажды Алисия — вторая по старшинству сестра — предложила мне и Нине сделать маме сюрприз на день рождения… Но вместо того, чтобы испечь торт, мы испачкали всю кухню какой-то странной по вкусу и запаху примесью. — Кипарис немного стыдилась этой истории, так как будучи ребёнком она — как и её сестрицы — принесла матери лишние хлопоты. — В тот день мне с сестрами пришлось хорошенько потрудиться, чтобы отдраить целиком и полностью все кухонное помещение. — Забавно, ши-ши-ши, — Монки сейчас выглядел куда лучше. Его привычная улыбка, смех и сверхинтересованность вновь были при нем. — Спасибо, — добавил к сказанному и поднялся с песчаной поверхности. — Спасибо? За что? — пепельноволосая немного смутилась. — Я ничего не сделала. Да и это мне нужно благодарить тебя за то, что напомнил мне о том, что было в одно мгновение забыто. Юный пират протянул руку Кипарис, позволяя «девочке» слезть с камня, а та, не проявляя застенчивости, присущей некоторым девушкам, и совсем не задумываясь, подала ему свою ладонь. — Запомни кое-что, Луффи. Многие люди могут смеяться, потому что они понимают: нужно смеяться над всем, что даже способно причинить боль, чтобы сохранить равновесие и не позволить миру свести тебя с ума. — Эти слова последние, которые сумел расслышать брюнет. От чего-то в голове все помутнело, и пират потерял сознание. *** — Луффи-кун! Луффи! Очнись! — очень знакомый голос снова и снова пытается достучаться до подсознания паренька. Руки этого человека нажимают на грудь Монки, позволяя ему избавиться от воды, которой он наглотался, находясь в водоеме. И, наконец-то, плоды её трудов дали результат — брюнет откашлялся, избавившись таким способом от лишней воды, открыл глаза и, немного щурясь, взглянул на ясное голубое, как тот Подводный мир, небо. — Как хорошо, что я вовремя здесь появилась, — глубоко вздохнув и облегченно выдохнув, произнесла светловолосая девушка-амазонка. — Я снова жив! — бодрый и светлый, он вскочил с земли и абсолютно радостный поблагодарил спасительницу: — Спасибо тебе, Маргарет, ши-ши-ши, — почесал затылок, — и прости, что я доставил неприятности. — Мне не привыкать, — спокойно ответила девушка, подбирая разбросанные по берегу лук и остроконечные стрелы. — Кстати, недавно я встретилась с Рейли, и он попросил меня отвести тебя кое-куда. — Правда? Тогда идём! — с новой дозой позитива и уверенности в своих силах Луффи и Маргарет направились — конкретнее, полетели — к учителю Монки. *** Как и упоминала ранее светловолосая девушка, Рейли сказал привести брюнета в определённое место — к поляне, высоко располагавшейся над синей гладью, и с которой можно хорошо понаблюдать за происходящим на воде, находящейся во власти штиля — чрезмерного спокойствия. И задание это, разумеется, выполнено было — впоследствии перевыполнено, как оказалось после. Юный пират радовался столь мелочным вещам — например, маленькому путешествию по лесу, — что являлось само по себе удивительным. Но пару минут спустя, брюнет, взобравшись на единственное дерево, там произраставшее, решил объявить некоторую вещь, очень важную для него самого, и такую же странную для других: — Я — Монки Ди Луффи! И да, Эйс! Сабо! Я обещаю вам, что непременно достигну своей главной цели и СТАНУ КОРОЛЁМ ПИРАТОВ! После того, как брюнет крикнул на всю округу будоражащие слова, радующие и мотивирующие его таким образом, он улыбнулся прежней, именно ему присущей, своей широкой улыбкой в тридцать два зуба, поднял обе руки и с ещё большей уверенностью произнёс: — Я обязательно стану королём пиратов, ши-ши-ши. Глядя на синие просторы раскинувшегося перед юношей океана, в его глазах горел огонь, горечь об утратах не покинула сердце Монки. Она сохранилась, но сейчас уже не проявлялась. На лице отображалась твердая решимость, имевшаяся лишь у тех людей, которые способны преодолеть темную сторону самих себя. Брюнет, еще будучи обессиленным из-за воды, свалился с дерева и, вовремя ухватившись за одну из его веток, постарался аккуратно приземлиться. И тогда же, облокотившись о дерево спиной, Луффи, к странности, сразу же провалился в безмятежный сон, сжимая в руке самую сокровенную на данный момент вещь — соломенную шляпу, доставшуюся от одного отважного и в то же время такого же странного, как и сам Монки, пирата — Шанкса. Продолжай стремиться, юный пират, способный преодолеть этот суровый и беспощадный океан, не подчиняющийся только законам природы. Мои старшие сёстры имели такую же мечту — пройти весь Гранд Лайн, отыскать легендарный Ван Пис, прославиться. Но им не хватало главного — людей, которые, даже находясь на другом конце мира, верили в них. А если таковые и были, то я о них никогда не слыхала. Несмотря на то, что это я тебе немного завидую, всё-таки, параллельно моя душа проникается чувством восторга от знакомства с тобой. «Запомни эту тупую и режущую сердце боль» — раньше я бы так и сказала… Но не сейчас. Я верю в то, что твоя непоколебимость и твердая решительность приведёт тебя прямо к твоей заветной мечте, Монки Ди! ***

Твой брат сказал тебе однажды: «Если не задалось, не жди». Пол-жизни привыкал бы ты к ней, * А ведь нужно было просто… Уйти.

* — в данном случае речь идет о боли