Two liars

Arctic Monkeys – Dance Little Liar Poets of the fall – Roses Ed Sheeran – Shape of You Ozzy Osbourne –I'm Not Going Away Hurts – Rolling Stоnе

      Самая главная распущенность человека — привычка считать себя главным во всей Вселенной. Человек порабощает, придумывая зависимость для тех, кого он приручает. Он подсаживает на нее мелкий сброд и занимает свой восхваленный трон. И, конечно, сам он вряд ли осознает, что его собственная зависимость — быть выше остальных, быть тем, кто правит балом.       Дазай Осаму — хозяин собственной жизни. Типичный представитель правящего класса, искренне считающий, что жизнь делится лишь на черное и белое. Никаких промежуточных оттенков. И он растрачивает ее, эту жизнь, словно ребенок богатых родителей — деньги. Он купается в страстях, искренне любит выпить и покурить. Однако серьезно терпеть не может все, что его напрягает. Дазай Осаму любит, когда все просто, любит получать желаемое быстро, как только этого захотел. Он ненавидит сложности.       Парень одарен на смекалку, а жульничество и жестокость — его хлеб. Этот парень обладает потрясающей внешностью, позволяющей обольстить любую не самую умную девушку и, в принципе, парня, стоит только ему самому проявить интерес к персоне, вызвавшей в капризном ребенке заветное «хочу». Дазай легко вытягивает все желанное из своей жертвы и удаляется в закат, весело насвистывая под нос мотив песни из рекламы детских хлопьев со вкусом шоколада.       Его работа — продажа наркотиков. Осаму разбирается в любых видах травки, таблетках, порошках и смесях, позволяющих людям получить тот самый кайф, за который они платят сумасшедшие деньги своему поставщику. Людей не волнует ни то, что они подсядут на эту дрянь пожизненно, как только начнут играть в эту игру погони за наслаждением по-серьезному, ни то, что эта гонка всегда фатально заканчивается смертью.       Дазай не дает в долг и не разбирается с последствием тех людей, что так и не смогли его вернуть. Он наслаждается ломкой и мучением каждого прогнившего наркомана, что словно ищейка находит выцарапанные из ничего деньги, чтобы приползти к нему за новой дозой яркой, расслабляющей, иллюзорной жизни.       У такого человека, как Осаму, нет проблем с привязанностью к людям, сожаление к этим существам у него и того давно атрофировалось. И дело не в разочаровании или печальном прошлом. На самом деле он просто полностью уверен, что все это лишняя трата времени, более того, подобные вещи тянут человека на дно. Дазай не любит ощущение цепей на шее и руках, а еще то, как привязанный к ногам камень тянет его на дно. У него свой подход и всегда свободные отношения любого рода. Никаких чертовых обязательств. У таких людей, как Осаму, нет друзей по определению, нет «второй половинки» и врагов. Есть лишь компаньоны и те, кто желает ему смерти.       Дазай Осаму — уличный кот, приходящий и уходящий, когда вздумается. Он не думает о «завтра», потому что «сегодня» срывает куш и вновь мчится навстречу приключениям, оставляя позади себя все новые и новые трупы вчерашних дней.       У него множество завистников и тех, кто искренне желает ему сгореть заживо. Он обманывает всех и крутит каждым, как вздумается, шепчет сладостные речи на уши своим прекрасным спутникам на одну или пару ночей, но не обещает ничего. Нет смысла обещать то, чего никогда не исполнишь. У Дазая нет причин сдерживать слово, нет причин искать стабильность, за которой все так гоняются, нет ни единой причины меняться. Его жизнь вполне устраивает Осаму.       Осаму Дазай. Высокий, стройный шатен, проживающий в портовом городе Японии — Йокогаме. Дазай живет в частном доме, имеет уборщицу, кота и немалые деньги на кредитке. Он не потратил и минуты на скучной работе ради этого и пробуждение в собственном доме вместе с этой мыслью кажется особенно сладким на вкус.       Когда ему поступает звонок от старого знакомого, парень не сразу осознает, что уже проснулся. А также то, что на часах вообще уже семь вечера, а вчерашней барышни в доме уже нет.       Где-то на первом этаже послышался глухой удар о пол. Осаму понимает — его черный кот почувствовал пробуждение хозяина и уже спешит броситься в объятия. И эта привычка домашнего питомца кажется единственной причиной, по которой стоило бы открыть глаза и увидеть довольный прищур кошачьих глаз.       – Я тебя слушаю, – первое, что произносит Осаму, когда принимает вызов.       Он тут же откидывается на мягкие подушки, а на светлую кровать спустя минуту прыгает любимый питомец. Кот тут же ластится, тыкается мокрым носом в ладонь хозяина и просит тем самым, чтобы его погладили, обратили внимание на него, что тот впоследствии и делает. Куро, так звали кота, с громким урчанием валится на спину и подставляет ласкам мягкий живот.       – Прости, если отрываю от дел, но ты не сильно занят?       Осаму озадаченно мычит загадочное «Даже не знаю, Атсуши» и смотрит на довольного кота у себя под боком. Смотрит на разворошенную постель и один носок на ноге. И на бокал воды, стоящий на тумбочке с запиской, где, конечно, обязательное аккуратным почерком «Позвони мне». Его лицо немного кривится, и он возводит глаза к потолку.       Никому он звонить не собирался, это даже не было вопросом. Последним, кому он перезванивал, был парнишка, с которым он познакомился в клубе. Развлекались они вместе где-то неделю, после чего Осаму это надоело и он привычным делом ушел в закат. Парень, к большому его счастью, оказался весьма смышленым и навязываться больше не стал.       Итак. Накаджима Атсуши — единственный так называемый друг такого человека как Осаму. Конечно же, по самому наивному предположению светловолосой головы. Парень младше него на три года, тому только двадцать один. И он безоговорочно верит, что Дазай не плохой человек, он просто не нашел себя, то, что ему нужно, и свое определенное место в жизни. В общем, все то, что есть у Атсуши, потому что он хороший мальчик. Шатен же на это лишь насмешливо фыркает, но не спорит с младшим, позволяя тому и дальше верить в собственные сказки.       Дазай плохой человек. И он знает это. «Плохой» его не смущает нисколько, потому что «хорошим», как Атсуши, быть до отвратительного тошно, как по нему. В «хорошем» он не нашел ничего интересного и веселого, когда как «плохое» — порождение его самого. Осаму вполне мог претендовать на дьявола, не скупящегося на грешки, веселье и разврат.       Хорошие люди не убивают других людей, получая от тех деньги за эту самую медленную, до ужасного болезненную смерть. Хорошие люди никогда не действуют исключительно из меркантильных целей, не бросают других на перепутье и не думают исключительно о себе. Такие люди — образец моральных принципов, они доброжелательны, честны и никогда и ни при каких обстоятельствах не станут посредником между миром живых и мертвых.       В общем и целом, эта сказка совершенно не про Осаму.       – Это правда очень важно, – умоляюще произносят на том конце провода, и шатен вопросительно дергает бровью в ответ. Точно. Накаджима.       – Ты что, умираешь?       – Нет.       – Кто-то из твоих близких умирает?       – Дазай, я сирота.       – Ах, точно, – парень садится на кровати, и Куро переворачивается вместе с ним, тут же сворачиваясь клубком у голого бедра. Кот не прекращает громко урчать, что вызывает у хозяина легкую улыбку. – Так что стряслось?       – Мне нужно встретить кое-кого сегодня из аэропорта, – паренек переходит на сбивчивую речь, и он понимает, что Атсуши до ужаса волнуется, словно отчитывается перед отцом за то, почему загулял на целую ночь с друзьями, вернувшись в стельку в конечном итоге под утро. Быть может, это было действительно важно для него. – И меня некому подменить на работе, понимаешь?       – Ты хочешь, чтобы я поработал за тебя за стойкой?       – Если не сложно, конечно.       Шатен поднимается с постели и с удовольствием потягивается, отрывая трубку от головы на добрые полминуты. Он молчит все это время, размышляя: есть ли ему чем заняться в этот вечер более интересным, нежели стоять за стойкой и мешать коктейли. В принципе, бар, в котором работал Накаджима, был весьма неплохим, и сам Дазай тоже не редко туда захаживал. В конце концов, в свое время он сам помог парнишке туда устроиться. Однако о перспективе побывать по ту сторону стойки как-то совершенно не думал.       Причина, по которой Накаджима решил попросить именно его об этом, совершенно проста — Атсуши забавы ради время от времени учил сам Осаму тому, чему уже научился в процессе работы. С одной стороны Дазая это не шибко интересовало, он-то в конце концов в бары ходит пить по большей части и не особо-то и интересовался тем, как это все готовится. Главное все-таки конечный итог, как ни крути. Но, опять же, ему казалось это забавным, так что почему бы и нет, а Накаджима, кажется, считал себя действительно толковым учителем в этом деле, настолько оживленно горели его глаза при этом их своеобразном учении на двоих.       – Осаму?       – Ну, и что мне за это будет?       Он снимает с ноги надоевший носок, болтающийся ни туда, ни сюда, и отправляется в ванную, тут же кидая вещь в корзину для грязного белья. Уже после этого он включает воду в душевой кабине, что располагалась рядом с глубокой ванной, и садится на последнюю, беря пачку сигарет и зажигалку с подставки, расположенной на ней же.       Прикуривая сигарету, он слушает натужное сопение светловолосого паренька с той стороны провода, искренне веселясь такой его реакции. Конечно, он понимает, что у Атсуши мало что есть, чтобы он мог предложить ему это. Потому что у Осаму также есть слишком многое. Они не равны друг другу, что даже нравится Дазаю, что продолжал молча курить, рассматривая белоснежное покрытие бортиков оборудованной по последнему слову техники посудины в ожидании вымученного ответа.       – Неделя бесплатной выпивки в баре, может?       – Шутишь, что ли?       – Месяц, – обреченно стонет тот.       Шатен даже знает, какое выражение лица сейчас у паренька. Безнадежность, обида и искренняя мольба о помощи. На самом деле Осаму, быть может, и просто так бы мог помочь ему, предварительно помучив беднягу. Однако предложение вполне заинтересовало его, уже обрадовавшегося, что затеял все это представление.       – Два. – Утвердительно диктует он и выдыхает сигаретный дым. – Два месяца бесплатной выпивки.       – Хорошо! – Атсуши моментально веселеет, соглашаясь на условие сделки, словно еще не до конца понимая, в какой убыток ему это встанет в конечном итоге. Мальчишка еще успеет пожалеть об этом своем предложении и, впоследствии, соглашении.       – И ко скольки мне нужно быть на месте?       – Через час.       – Серьезно?       – Я немного не рассчитал времени на сборы и твои уговоры...       – Ладно, жди.       Дазай делает еще одну затяжку и тушит бычок в пепельнице, что также стояла на подставке. Сбрасывая вызов, он кладет телефон на стиральную машинку, где заранее приготовлено нижнее белье и полотенце. Следом он отправляется в душ и не сдерживает довольного стона, когда оказывается под струями горячей воды.       Горячий душ — одна из тех прекрасных вещей, ради которых стоит просыпаться и жить в принципе. Более того, ванная комната просто идеальна для людей, которые любят много думать, а потом выскакивать из нее, запахивая на ходу халат и полотенце, спеша записать или даже исполнить пришедшую в голову очередную гениальную мысль.       Через сорок минут парень уже был собран. Весьма посвежевший после душа и кружки кофе, он выглядел уже куда приятнее, нежели после пробуждения, которое никогда не делает людей красавчиками, если смотреть правде в глаза.       И вот, облачившись в черные классические брюки, белую рубашку с галстуком и пиджак, Осаму оценивающим взглядом рассматривал себя в зеркале в полный рост. Классику он любил, но носил достаточно редко. Однако раз уж он сегодня занимает место Накаджимы на ночь, нужно было более или менее солидно выглядеть. Насколько он помнит — Атсуши всегда появлялся в белых рубашках за стойкой.       Насыпав питомцу заранее еды, сменив питье, Дазай прихватил телефон с ключами от машины, обулся и вышел из дома. И с удивлением обнаружил потрясающую погоду на улице: в июне в Японии было порой жарковато, зато вот сейчас, к восьмому часу вечера, было тепло и гулял легкий прохладный ветерок.       Однако, к его большому сожалению, долго наслаждаться погодой времени у шатена не было, и он поспешил к автомобилю, что стоял прямо перед домом. Сняв его с сигнализации, он сел на водительское сидение и вставил ключ зажигания в отверстие и повернул. Машина тут же приятно заурчала, каждый раз неописуемо радуя своего хозяина.       Благо, дорога до расположения здания с баром находилось в пятнадцати минутах езды от собственного дома, и Осаму опоздал лишь на каких-то пять. Удачно избежав пробки и подпевая рок-группе, играющей по радио из колонок, он быстро добрался до места назначения и уже неспешным шагом зашел в заведение, поздоровавшись с охранником и направившись на второй этаж, где все и располагалось.       Накаджима сидел на барном стуле, держа на коленях рюкзак с вещами и нервно теребя брелок, прицепленный к телефону. Сидел он ко входу спиной, сгорбившийся и напряженный, потому пришедшего друга не увидел. Зато Осаму не сдержал легкой усмешки, наблюдая за разнервничавшимся блондином. Быть может, он вообще уже успел себя накрутить, что Дазай передумал и решил не приходить. Но, увы и ах, не в этот раз, сегодня парень решил побыть ответственным.       – Перестань его дергать, отвалится, – прокомментировал он пытку несчастного брелока, подходя ближе. Атсуши на его слова вздрагивает и оборачивается, а на губах тут же цветет радостная улыбка облегчения. И Дазай понимает, что да, он предполагал, что Осаму не придет.       В помещении еще никого не было, до открытия оставалось каких-то сорок с копейками минут, и Накаджиме нужно примерно объяснить что и как делается, как устроено и все это в общей картине, не считая коктейлей. С последними, в принципе, Дазаю будет легче всего: он вполне разбирается в выпивке и ее готовке благодаря Атсуши и его рвению к обучению шатена приготовлению разного рода напитков. На крайний случай всегда есть карта рецептов, а сам Осаму и без того слыл парнем с отличной смекалкой, разберется.       Весь бар был выполнен в винтажном стиле. Темные тона создавали приятную атмосферу, что всегда способствовало притоку больших компаний молодых людей: здесь никто не напивался, тут лишь выпивали и весело проводили время. И это делало заведению хорошую репутацию, любители надраться и подебоширить просто не заходили сюда. В исключительных случаях на входе и внутри помещения всегда были один-два охранника.       Помещение было небольшим, но удобно вмещало в себе бар, находящийся по правую стену от входа, свободную площадку для танцев, что находилась ровно напротив, и пульт для диджея, что разместился ближе к стене на высокой небольшой сцене, и в довершение — столики у противоположной стены. За столиками же располагался еще один небольшой бар, предназначенный для заказа еды. Поскольку бар находился на втором этаже, там же находилась дверь на лоджию здания, где располагались столики для желающих распить напитки на свежем воздухе. Чаще всего там уединялись парочки.       Парни прошли за стойку, и Атсуши первым делом достал карту рецептов с нижней полки, переложив на внутреннюю стойку, где бармен смешивает напитки. Дазай же облокотился на темное лакированное дерево стойки, с удивлением отмечая, как все иначе выглядит по ту сторону, когда ты фактически законодатель алкоголя в этом месте.       – Там крепкий алкоголь, – Накаджима обращает на себя внимание, указывая пальцем на полки по правую руку. – По левую уже градусом ниже.       – Я так понимаю, быстрее всего уходит то, что по правую?       – Ну, естественно, – парнишка улыбается и разворачивается к стойке и Дазаю лицом, – вот здесь лед, не забывай его заправлять, иначе долго будешь ждать, пока он тебе его накляпает. В этих отсеках добавки в напитки, трубочки и прочий декор. В общем, в основном мишура для коктейлей. Бокалы — и так понятно, думаю.       – Я разберусь, – Осаму отсалютовал ему двумя пальцами и весело подмигнул.       – И, Дазай, – обходя стойку и взяв оставленный на стуле рюкзак, Накаджима уже собирался двинуться к выходу, как обернулся, забыв сказать самое главное. – Ты не должен пить. Не в этот раз. Ну, или на крайний случай, не упивайся в стельку.       Шатен на предупреждение ничего не ответил, дружелюбно замахав рукой в знак прощания, что можно было трактовать как «проваливай уже». И только после того, как блондин вышел из помещения, развернулся к стоящему ряду чистых бокалов. Достав широкий для виски, Осаму плеснул себе немного алкоголя и сделал первый глоток. На губах тут же заиграла мягкая расслабленная улыбка, сам же он, продолжая попивать напиток, начал просматривать содержание всех ящиков, чтобы более или менее запомнить расположение всех этих мелочей.       Тем временем за проносившиеся молнией сорок минут подошел еще один охранник, еще какие-то работники, вроде официантов и поваров, которые заходили лишь переодеться в комнату для персонала, а после исчезали восвояси. Под конец, уже почти в девять, подошел диджей, попросивший заодно и ему налить выпить пива, завязав разговор буквально на пять минут с целью знакомства. После этого он отправился к своему месту, оставляя Осаму. Тот в свою очередь даже был рад последнему: работать под музыку обещает быть куда веселее.       Следующие полтора часа Осаму провел навеселе и даже не следил за течением времени: заказы все поступали и поступали. Иные подсаживались за стойку и начинали вести с ним если не светские беседы, так открыто флиртовать. Это забавляло парня, который уже твердо решил под утро вернуться домой в гордом одиночестве и желательно весьма подвыпившим. Но в тихом уединении и без головной боли на утро. Если только с похмельем. С последним тот, в принципе, неплохо справлялся: подливая себе виски, мешая иной раз напиток с колой, Осаму только так поднимал себе настроение. И, что самое приятное, бравый охранник, который должен был следить за тем, чтобы бармен не выпивал, постоянно выходил из помещения на улицу к другому и, по сути дела, совершенно не справлялся со своей наиважнейшей задачей.       Еще через час Дазай имел в мусорке под барной стойкой почти полное ведро салфеток с номерами желающих познакомиться, провести весело время, и просто одиноких людей, изрядно подвыпивших и запавших на красавца-бармена, что совершенно не прочь пофлиртовать. И все шло, в принципе, до безобразия хорошо, Осаму даже поражался тому, как все гладко проходило. Люди выпивали, танцевали, веселились. И он вместе с ними, словно и не работал, если не считать того, что он всем время от времени наливал и брал за это деньги.       Но вот случилось «оно». Это самое «оно» случается по обычаю всегда крайне не вовремя и портит планы к чертовой матери одним своим существованием. И вот этот нарушитель бравого спокойствия бармена пришел уже ближе к двенадцати ночи в бар в шумной компании друзей, что тут же направились занимать столик, а его, судя по жестам, отправили за выпивкой. Было их всего пять человек, включая красавца.       И вот примерно в этот же момент Дазай серьезно засомневался, что уже хочет отправиться в это утро домой один. Потому что когда голубые, цвета чертового айсберга глаза напрямую встретились с его, шатен не сдержал самодовольной усмешки, оценивая общие возможности. Это именно то, чего он хочет. Определенно.       Осаму думает «стервозный», когда их зрительный контакт длится более пары секунд, а в этих небесных зеркалах словно лед трескается, парень буквально слышит этот хруст. В этих глазах слишком много эмоций — от самодовольной усмешки ввиду столь откровенного внимания до искрящегося, словно оголенный провод, раздражения. Дазай понимает — «знает себе цену», когда он подходит к стойке и сразу кладет на нее несколько купюр, произнося короткое, до скрежета вежливое «Пять бутылок темного пива, пожалуйста» и больше не смотрит в глаза, выглядя максимально незаинтересованно.       Бармен выполняет заказ и отпускает свою будущую жертву на волю, оставаясь наблюдать за ней со своего до безобразия удобного по расположению места, словно орел, перед тем как рвануть на всей скорости к своей добыче. Вместе с этим он медленно, но верно начинает понимать, что получить такой улов будет не так уж и просто, однако Осаму точно уверен — игра стоит свеч, а после он отметит это дело шампанским.       Его «жертва» — невысокий парень, ровесник самого Дазая, может, чуть младше. Хотя Дазай бы ему с трудом дал и двадцати одного, но в ином случае его бы просто не впустили в бар. Вдобавок он невозможно худой, но тело подтянутое, вероятно, занимается или работает с применением физической силы — видно благодаря обтягивающим черным штанам, и шатен довольно присвистнул, уже во всех красках представляя упругую задницу в собственных ладонях. Что же невероятно цепляет в его внешности — у парня яркие рыжие волосы, буквально огненные, волнящиеся и на самых кончиках переходящие в забавные завитки. Черты лица острые, глаза холодного океанического оттенка, выразительные, большие. Губы пухлые, но бледные, что практически сливаются с кожей. Но Дазаю нравится. Он с интересом наблюдает, и воображение неконтролируемо подсовывает все новые и новые сцены с участием этой рыжей бестии.       – Нравится танцевать? – задает вопрос Дазай, когда рыжеволосый подходит к нему в третий раз за повтором алкоголя. Со стороны Осаму это лишь первая попытка поговорить.       – Нравится, – он кивает и забирает бутылки. – Но больше нравилось бы, если бы твои глаза не прилипали к моей заднице в этот момент.       Он уходит, а у Осаму на лице лишь снисходительное выражение, и шатен пожимает плечами, тем самым словно говоря, мол, ничего уж поделать не могу. Потому что когда этот парень уходил танцевать — шатен с большим трудом отрывал себя от созерцания гибкого тела, чтобы обслужить подходящих к нему клиентов.       К интересу Дазая: танцевал он то с одним, то с другим парнем, на один медленный танец его пригласила девушка, и Осаму, явно с ехидством, наблюдал за безэмоциональным выражением лица рыжеволосого, пока они всю песню медленно двигались вокруг своей оси. При этом удивительно смелая девушка что-то увлеченно рассказывала ему, на что парень лишь кивал время от времени, явно не слушая глупый треп ни о чем. Несколько раз он вдобавок перекидывался взглядами с друзьями, что вовсю веселились над ним и совершенно показушно распивали свое пиво, намекая на то, что он мог бы сейчас тоже это делать, вместо своего вежливого согласия для безнадежной блондинки. Собственно, наблюдающий за всем этим цирком Осаму тоже веселился, хоть и находился совершенно по другую сторону сцены.       Наблюдая за тем, сколько эти ребята пьют, Дазай из раза в раз пытается завязать разговор с подходящей к нему неприступной крепостью, надеясь на то, что выпивка, наконец, развязала ему язык, однако все заканчивается тем, что голубоглазый его грубо обламывал очередной колкой фразочкой и уходил к своей компании. Шатену только и оставалось считать выпитое количество алкоголя, с удивлением отмечая, что парень практически не пьянеет с него, словно газировку поглощал. Становится чуть более расслабленным, но в глазах все то же полное осознание происходящего и даже намека на нетрезвость элементарно нет.       Осаму же только и оставалось горестно вздыхать, когда он глянул на время и понял, что через каких-то полчаса заведение уже закрывается, а такие прекрасные моменты пролетели незаметно, да и к тому же, что самое печальное и даже несколько раздражающее, все его попытки на флирт расцениваются так, словно он грязно пристает к невинности всея планеты. Видимо, сегодня он действительно одинокий волк, и они с Куро спят вдвоем.       – Ну, а зовут тебя как? – предпринимает он последнюю попытку, когда парень берет последний раз у него пиво, собираясь захватить с собой. Друзья его ждут уже на улице, и берет он исключительно себе, одну бутылку.       – Не твоего ума дела, ковбой, – и он разворачивается к нему спиной, быстром шагом направившись к выходу.       И все это буквально вызывающее на дуэль поведение не может не вызывать ехидные смешки со стороны Осаму. Его забавляет и поражает такая неприступность, давно ему не приходилось помучиться, прежде чем получить желаемое. И, черт возьми, он был так рад, что ему не приходилось это делать. Теперь же чисто из принципа ему хочется добиться этой стервы. Просто потому что «он может» и «нет ничего невозможного и недоступного».       «Сложности — это так запарно», — думает он, уже попрощавшись с охранниками и спустившись к своему автомобилю. От алкоголя ровным счетом никакого толка. В голове на каждом шагу встречается этот парень, и Дазая уже передергивает от собственных навязчивых мыслей. Если на трезвую голову договориться невозможно — всегда может помочь алкоголь, но что делать, если даже он бессилен.       На следующее утро, проспав часа четыре от силы, Осаму набирает номер Накаджимы и более чем уверен, что он знает этого парня. Он совершенно точно завсегдатай этого бара, это было видно по его расслабленному поведению, по ориентированию в помещении. Да он элементарно знал сколько стоит пиво.       – Почему ты звонишь в такую рань? – на том конце провода слышится сонный голос, и Дазай делает глоток кофе, напряженно сверля взглядом столешницу напротив. – Разве не должен отсыпаться после ночной работы?       – Атсуши, у меня срочное дело.       – Ты что-то разбил на работе? – он тяжко вздыхает. – Слушай, не важно, я оплачу.       – Нет, это по-другому важно.       – Я слушаю.       – Ты знаешь рыжеволосого парня, который выпивает в твоем баре? – он снова делает глоток кофе. – Худой такой, глаза ядерно-голубые, задница отличная.       – Ты хоть представляешь, сколько туда таких ходит?       – Нет, такой один. Он еще в компании.       – О господи, ты нашел новую жертву, а лишаешь сна меня, – Атсуши бурчит это в трубку обиженно, но на фоне слышится шорох одеял, а после тихий топот босых ног по полу. – Давай еще раз.       – Рыжий, голубоглазый, задница хорошая, волосы рыжие и кудрявые.       – Ну, возможно, что я могу знать, о ком ты говоришь, но вообще не в те ворота, Дазай.       Темноволосый сделал еще глоток кофе и вопросительно вздернул бровь на слова Накаджимы. Даже если бы этот парень являлся законченным натуралом, не Дазаю привыкать раскрыть новые грани всякого уверенного в себе гетеросексуала, который потом обязательно попросит сделать вид, что ничего не было.       – Это еще почему?       – Он в той касте, которая тебе не по зубам.       – Это в какой?       – В твоей, – слышится стук пальцев по клавишам, – имею в виду, что вы оба привыкли пользоваться людьми, так что он не позволит тебе его использовать и выкинуть за ненадобностью, как это обычно бывает. Но если ты все еще практикуешь тактику упертого барана, то, пожалуйста, я могу скинуть тебе его фейсбук.       – И откуда ты столько всего знаешь?       – Бармены — лучшие друзья постоянных клиентов бара.       Осаму спешно благодарит его и сбрасывает вызов, тут же отправившись в спальню прямиком к ноутбуку. Пройдя по скинутой Атсуши ссылке, Осаму не без удивления понимает, что это действительно тот самый парень.       – Чуя Накахара, значит, – задумчиво мычит он и допивает свой кофе, отставляя пустую кружку на прикроватную тумбочку.       И вплоть до самого вечера шатен пропадает на личной странице этого самого Чуи. Фотографий у него оказалось приличное количество, что шатену даже больше нравилось — он рассмотрел свою цель со всевозможных ракурсов, включая даже фото с простой пометкой о присутствии рыжего там. И даже на этих фотографиях он выходил вполне себе ничего, хотя всем известно, что на них как раз-таки получаешься хуже всего.       Вдобавок к этому Дазай пролистал на пару месяцев назад посты и сделал вывод, что они и правда в чем-то похожи. Фотографии с таким количеством людей Осаму мог объяснить совершенно просто — у парня действительно насыщенная личная жизнь. И всего пару-тройку человек он заметил в постоянном окружении Накахары. Видимо, это и были те вчерашние ребята.       В конце концов, миссия по захвату Накахары Чуи становится делом «Х», не требующим никаких отлагательств. И уже следующим вечером, хорошенько отоспавшись, завезя трем заказчикам товар и проторчав в зоомагазине полчаса в закупках для Куро, Осаму собрался в бар.       Однако добрался он туда только к десяти вечера, будучи вновь отвлеченным работой. Когда Дазай заходит в бар, первое, что он видит, — Атсуши, наливающего в бокал мартини, а после отдающего готовый напиток стоящей возле него девушке. Секундой позже он замечает сидящего за стойкой парня, из-под чьей шляпы он с довольной усмешкой замечает несколько волнистых прядей, сразу же узнавая владельца огненной шевелюры.       Следом Накаджима готовит куба либре*, и когда Осаму подходит к ним, блондин только успел заполнить хайбол* льдом и налить туда необходимое количество лаймового сока. Парнишка добавляет следом ром и здоровается с Дазаем кивком головы, стараясь не отвлекаться от приготовления напитка.       – Я думал, ты еще вчера примчишься, – подмечает он, доставая колу из мини-холодильника под стойкой и тут же открывая баночку, чтобы залить газировкой оставшееся место в стеклянном сосуде.       – Я тоже так думал, но потом уснул, – шатен садится возле Накахары, но тот, сидя за стойкой и скучающе облокотившись на нее, подперев ладонью подбородок, лишь наблюдал за процессом приготовления своего напитка.       Бармен размешивает смесь из жидкостей коктейльной ложечкой, добавляет лайм, а после черную трубочку. Подставив под наполненный хайбол подставку, он оставляет тот перед Чуей и обращает все свое внимание на пришедшего. Накахара, в свою очередь, наконец, оживляется и принимается за дегустацию напитка.       – Что будешь?       – Не откажусь от Негрони*.       Накаджима согласно кивает и разворачивается к ним спиной, чтобы достать с полки рокс* и приняться за приготовление заказанного напитка. Приготовлением он занимается уже поодаль от них, прекрасно понимая, что его присутствие в данный момент там не шибко жаловать будут.       – Итак, Накахара Чуя, – голубые глаза в конце концов обратили к нему свое внимание. – Поговоришь со мной?       Накахара упорно молчит, и во взгляде легко читается насмешливое «С чего бы?». Осаму подчеркивает свое предложение, произнося вкрадчивое «Я угощаю», указывая на коктейль рыжеволосого, на что получает лишь недовольно возведенные к потолку глаза. Это немое общение не очень-то нравится шатену, однако сегодня он собирался увести этого парня к себе домой, и, черт возьми, он совершенно точно это сделает. По крайней мере, постарается.       – Тебе действительно удается склеивать людей на этот треп?       – А ты действительно настолько недоступный или только цену себе набиваешь передо мной?       – Не много ты о себе возомнил?       – Может, все-таки это ты меня недооцениваешь?       Ответить Чуе не позволяет лишь подошедший к ним Атсуши, окликнувший Дазая, чтобы обратить внимание, тем самым отвлекая на себя и заодно на приготовленный заказ. Парень благодарно кивает и сразу же делает глоток алкоголя, Накахара вслед за ним отпивает свой через трубочку. Между ними вместо слов лишь тихо бьется лед о стекла, а на фоне очередная медленная музыка с парочками на танцполе.       – Откуда ты знаешь мое имя?       – Ты здесь вроде знаменитости, как я мог? – Дазай в притворном удивлении и несколько даже оскорблении смотрит на него, однако в ответ получает лишь нервно вздернутую бровь. – Да ладно, у нас всего лишь есть общий друг.       – Тогда ты уже должен знать от этого самого друга, – Чуя красноречиво выделяет последнее слово, и Накаджима на заднем плане чуть ли не роняет бокал для очередного напитка, – что понапрасну тратишь время.       – Почему ты так уверен?       – Потому что я не сплю с кретинами, вроде тебя.       Рыжеволосый якобы в сожалеющем жесте пожимает плечами и поднимается со своего места. Он забирает свой напиток и вместе с ним направляется куда-то в толпу, теряясь с глаз шатена и бармена, который уже вновь стоял лицом к Осаму, попутно роясь в пачке с трубочками, выискивая среди них зеленую для Пина Колады.       – Я предупреждал.       – А он с характером, – резко разворачиваясь, прокручиваясь на барном стуле, к Атсуши, выдает шатен. Накаджима вновь пугается так, что трубочки в конце концов рассыпаются по всей стойке. Конечно, Осаму на красноречиво-недовольный взгляд лишь вспоминает про свой напиток и делает большой глоток. – Мягко говоря.       – Я бы сказал, максимально мягко говоря.       – Но тем интереснее.       – Дазай, ты что, не понял? Ваши параллели не пересекаются ни в одной точке, – Атсуши отдает многострадальный коктейль девушке и возвращается к шатену. – Вам не взрастить древо любви, не свить гнездышко, не знаю. Не проверить силу трения на простынях, понимаешь меня, нет?       – Повтори ему заказ.       – Что?       – Повтори и скажи, что я угощаю, – повторяет он и в два глотка допивает остатки.       – Ты что, вообще меня не слушаешь?       – Нет такой принцессы, что не согласилась бы быть спасенной принцем из башни, – Дазай довольно хмыкает на скептический взгляд до стороны Атсуши.       – Дисней утверждает обратное.       – К черту Дисней.       И Дазай также просит повторить ему, а после того как получает напиток, ускальзывает в танцующую толпу. Глаза у шатена горят ярким пламенем и Накаджима со своего места с удивлением провожает того взглядом. И даже потеряв между танцующих тел, он еще пару секунд обездвиженно смотрит туда. Такого Осаму он видит впервые.       Следующий час Осаму проводит в толпе танцующих людей и на какое-то время даже забывает об изначальной своей цели. Накахару он не видел, увлеченный танцем с появившемся словно ниоткуда парнем. Однако когда возвращался с ним же к барной стойке, Накаджима указал на дверь, ведущую к столикам на улице, и действительно сожалея пожал плечами.       – Будем считать, сегодня мы были официально представлены друг другу, – Дазай фыркает. Ему-то что. Ну, и ушел он туда с кем-то. Он тоже нашел себе увлечение на ночь, раз уж его цитадель сегодня не даст согласие на вторжение в ее обитель.       – И что собираешься делать?       – То же, что и всегда, – он опускает взгляд на молчавшего парня рядом. Атсуши не говорит, что он тоже рыжий и невысокий. Но думает, что Дазая на самом деле невероятно бесит искать замену тому, что он хочет получить. – Импровизировать.       – На сегодня, я так понимаю, ты закончил осмотр цели?       – В нужном направлении мыслишь, Атсуши! – шатен посмеивается и склоняется над стойкой ближе к Накаджиме. – Напиши мне завтра, что он будет пить.       Светловолосый согласно кивает и прощается с двумя посетителями, что уходят из бара, что-то начиная обсуждать по пути. Атсуши смотрит на это уже как на самую обычную картину для себя, но все так же страдальчески вздыхает. Этому придет конец еще не скоро.       Еще через час бармен натыкается взглядом на вернувшегося Чую, не появлявшегося рядом все это время. Он заказывает бутылку темного пива и сообщает, что отправляется домой.       – Сегодня один?       – Ничего интересного, – он коротко, но мягко улыбается и опускает взгляд, чтобы посмотреть на время. – На работе завал, тем более, хочу высыпаться.       – В таком случае, удачи, – Атсуши тоже улыбается ему и подает бутылку с алкоголем, получив пару купюр. По сути, это был единственный напиток, оплаченный сегодня Накахарой.       Следующим поздним вечером Осаму получает сообщение от бармена с названием напитка и интригующим «сегодня твой шанс». Шатен понятия не имеет, о чем идет речь, но все равно спешит разобраться с клиентом, чтобы отправиться в бар.       И первое, что он видит, когда входит в помещение, — Атсуши, смеющегося и разговаривающего с незнакомым ему, Дазаю, парнем. Обычно этот светловолосый мальчишка не приверженец активного общения со своими клиентами, играя роль молчаливого слушателя по обычаю своему. Или китайского болванчика. Поэтому Осаму сразу понимает — это тот самый, с которым его наивный товарищ встречается.       Когда же он приближается к барной стойке, бармен кивает в сторону, указывая на причину появления здесь Осаму. И улыбается. Хитро, довольно и даже с толикой надежды улыбается. А после вновь обращает все свое внимание на сидящего напротив.       Расселись они по разные стороны барной стойки, поэтому Осаму просит Атсуши повторить Накахаре коктейль, заодно себе виски. А после направляется к сидящему на высоком стуле Чуе, допивающему напиток. Сам он сидит спиной к стойке, перед ним высокий блондин и по удивительному стечению обстоятельств Дазай узнает в этом нелепом мужчине своего клиента. Не помнит имени, но зато прекрасно осведомлен, как тот любит баловаться травкой.       – Давно не виделись, – начинает первым Дазай, подходя к беседующей парочке. Чуя посмеивается в этот момент над последними словами его собеседника, и Осаму удивляется, когда тот, переведя на него взгляд, не превращается моментально в камень, как это бывало между ними ранее. Но обращается он к блондину.       Мужчина, конечно же, узнает. Моментально нахальная, развязная ухмылка стирается с губ, прямо пропорционально реакции Осаму, что тут же едко хмыкает, отмечая столь живую реакцию на свое появление хоть у кого-то.       Он удивлен, и Дазай понимает эту его реакцию. Все те, кто покупает наркотики, травку и прочие увеселительные средства у своих продавцов, почему-то совершенно не считают их за людей. Словно они, подобно игровым автоматам, только и занимаются, что продажей всего этого дерьма, а людские развлечения им чужды.       – Не оставишь нас? – Дазай смотрит на него в упор в ожидании ответа. И почти даже дожидается его, он почти готов был возразить, однако шатен решает сразу же расставить все точки над «i», дабы не обнадеживать беднягу лишний раз. – Давай договоримся так: у тебя свой наркотик, у меня свой. И пока я не отнимаю у тебя твое, ты не лезешь в мое. Мы поняли друг друга?       Мужчина, так ничего и не произнеся в ответ, недовольно цыкает и удаляется. Дазай же переводит взгляд и в принципе все свое внимание на сидящего молча Накахару. Тот, как оказалось, занял позицию заинтересованного зрителя в короткой пьесе, наблюдая за происходящим и не очень-то горя желанием влезать.       – Ну, и что это было? – якобы незаинтересованно задает он вопрос.       – Избавляю тебя от будущего трупа, – Дазай пожимает плечами и становится напротив сидящего Чуи.       Рыжеволосый не устает поражать Осаму. Закинув ногу на ногу, он откинулся спиной на стойку и облокотился одной рукой. Вся его поза говорила о расслабленности и уверенности в себе. По нему сразу было видно: самооценка далеко в небесах. Одет, как и всегда: просто, но со вкусом. Черная рубашка и джинсы сидят на нем превосходно, но взгляд цепляет аксессуар на шее: чокер на подобии ошейника с чем-то вроде металлического кольца спереди*. И Дазай непроизвольно задумывается о том, что совершенно не против посадить его на цепь с помощью этой вещицы.       – Тебе говорили, что ты назойливый?       – Тебе говорили, что ты стервозный?       Накахара на это лишь хмыкает, но ничего не отвечает. Дазай быстро понимает, что тот до удивительного расслаблен. Еще не понимает, что возымело такой эффект, но парню действительно это нравится, ведь госпожа Фортуна повернулась к нему лицом, буквально предлагая свои дары ему в награду за упорство. Ведь Дазай так не любил сложности.       Накаджима незаметно ставит возле Накахары напитки и испаряется на свою сторону. Стойка на удачу пуста: все посетители либо за столиками, либо танцуют, либо курят, сидя за столиками, расположенными на уличной части заведения.       – Так, значит, – Осаму ставит ногу на подставку барного стула, на котором восседает Накахара, и опирается одной рукой по правую сторону от него на стойку, – тебе нравится шоколад?       – Предпочитаю горький, – он смотрит на него и, кажется, только сейчас взгляд замечает на шее бинты. Чуя не спрашивает и не хочет спрашивать, что под ними. Это не его дело, он умеет уважать чужое личное пространство.       В голубых глазах блестит нечто неуловимо-манящее, и Дазай ловит эту важную мелочь. Конечно же, Накахара ему нагло врал: Осаму ему нравился. Быть может, в совершенно трезвом состоянии он выталкивал это осознание из себя одним пониманием того, что кто-то имеет такое же сладкое хобби, как и он. И неосознанно Чуя понимал, что кому-то из них придется стать жертвой в этой игре. И, конечно, Дазай ни за что бы не опустился до этого.       – Как жаль, – Дазай посмеивается, – наш первый поцелуй будет горьким.       – С чего ты...       – Я угощаю, – мягко перебивает он и отстраняется на небольшое расстояние, протягивая парню «Шоколадный поцелуй»*, который тот попивал и до этого.       Третий вечер с Накахарой Чуей становится для него открытием. Этот парень вблизи танцует еще лучше, целуется просто потрясающе, а алкоголь все-таки имеет власть и над этим парнем. Он ошибался, что голубоглазый не пробиваем, в любой неприступной крепости всегда есть лазейка для особо бравого захватчика. Дазай мысленно для себя делает заметку о том, что было бы неплохо спросить у Атсуши состав коктейля. Ровно в этот же момент Чуя кусает его за нижнюю губу и отпихивает от себя.       – Я еду домой, – тут же бросает он и, прежде чем Осаму ему что-то говорит, добавляет, – и я не настолько пьян, чтобы между нами что-то было.       – Но ты уже принимаешь это как что-то возможное! – довольно сообщает он вслед уходящему Чуе, на что тот только недовольно фыркает и спешит скрыться с поля зрения.       Через два дня, за которые у Осаму так и не нашлось времени заглянуть в уже полюбившийся бар, он, наконец-таки, возвращается в обитель алкоголя с настолько хитрой усмешкой на губах, что встретивший его еще в дверях Накаджима нервно передернул плечами. Сам блондин стоял с охранником и курил, весело что-то обсуждая, однако стоило появиться Осаму, тот сразу все понял — в великий ум пришла та самая гениальная идея. Гениальная идея по совращению строптивой цитадели и уже, кажется, навязчивой идеи.       – Как дела на поле боя?       Дазай выглядел в этот вечер не без удивления для Атсуши сногсшибательно. «Точно уверен в победе», — думает он и тушит сигарету о мусорный бак. Не то чтобы он не был рад этому, однако парень понятия не имеет, чем все это закончится в конце концов для этих двоих.       – Они отмечают день рождения одного парня, – Атсуши проходит внутрь и направляется вместе с Дазаем к барной стойке.       – Что пьют?       – Шоты и коктейли в пробирках*, – Атсуши вытаскивает поднос и ставит на него подставку для колб.       Осаму в свою очередь садится на стул за стойку и поворачивается лицом к залу, пытается выцепить оттуда рыжеволосую макушку. Получается это у него довольно быстро: он замечает парня, показушно разминающего пальцы, скрепляя их в замок и разминая, смеющихся рядом с ним друзей и пять штук разноцветных шотов перед рыжеволосым.       Дазай с интересом наблюдает за этим представлением, совершенно не обращая внимания на бормотание Атсуши позади себя. Чуя что-то сказал одному из них, довольно хмыкнул, а после начал вливать в себя по шоту быстрыми, но точными движениями руки. Когда же все пять коктейлей оказались в нем, Накахара рассмеялся, вытирая тыльной стороной ладони уголок губ и протягивая раскрытую ладонь и получая несколько купюр. Осаму на это лишь усмехается и разворачивается к Накаджиме.       – Детский сад, – комментирует он.       – Веселье, – соглашается Атсуши, ставя вторую подставку на поднос, закончив с приготовлением висмута и разлив все по пробиркам. – Тебе налить чего?       – Бренди.       Следующий час Осаму проводит в компании бармена. Атсуши рассказывает ему разного рода глупости, но Дазай даже с каким-то странным интересом поддерживает разговор. Время от времени он поворачивается, чтобы понаблюдать за Накахарой, который как не особо пьянел, так и оставался свежим и с ясным взглядом — он видел, когда парень подходил забрать кампарий.       Чуя этим вечером даже как-то празднично выглядел. Красная рубашка была закатана на три четверти, но Осаму видел на его стуле пиджак, скорее всего тоже в три четверти. Эту любовь к подобному стилю шатен тоже уже отметил. Черный галстук и извечно обтягивающие штаны темно-синего оттенка. И снова он в шляпе, Осаму просто смотрел на эту нелепость и честно сдерживал все порывы гадко пошутить.       Еще через час он понимает, что пора. Это «пора» понимает и Накаджима, когда Дазай заказывает для Накахары бокал вина, а сам отправляется подышать свежим воздухом. Если быть точнее, то просто покурить. Но сути дела это не изменило.       Все крылось в вине. Осаму предположил это, когда Атсуши прислал ему состав «Шоколадного поцелуя». Потому что сравнивая его с предыдущими коктейлями, только в нем содержалось вино. Далее. В этот вечер Чуя без особого разбора заливает в себя шоты и разного состава смеси из пробирок, но все, чего он добился, — расслабленное веселье, ни шага к вусмерть пьяному любителю алкоголя. А этот рыжеволосый несомненно любит алкоголь.       Покурив, прогулявшись вокруг заведения и снова покурив, Дазай вернулся в бар. Там, конечно же, Накахара и уже пустой бокал красного полусладкого. «Не устоял, значит», — думает шатен и садится вновь за барную стойку.       – Еще? – спрашивает Накаджима.       – Конечно.       Когда к стойке подходит Накахара за очередной порцией шотов для компании, первое, что он получает, — новый бокал вина. Атсуши же делает вид, что не замечает вопросительного взгляда и принимается готовить напитки.       – Твоих рук дело? – все-таки спрашивает Накахара и вопреки укорительному взгляду в сторону Осаму, делает глоток.       – Разве тебе не нравится то, как я внимательно за тобой ухаживаю?       – До первого секса, я полагаю, – Чуя фыркает и садится на стул. Конечно же, всего лишь ждет свой заказ. Совершенно точно не ради того, чтобы перекинуться еще парочкой едких фраз с Осаму.       – Не будь таким грубым, – Дазай строит из себя обиженного, но хитрая ухмылка на губах тут же выдает его.       – Ты меня бесишь.       – Нет, я тебе нравлюсь.       – Не залезай ко мне в голову, кретин.       – О, так я прав?       Однако в этот момент Атсуши ставит готовые шоты на поднос и Накахара ставит рядом с напитками недопитый бокал, бросает короткий, но весьма красноречивый взгляд на шатена, а после уходит к своей веселой компании.       «А истина-то действительно в вине», — думает Дазай, довольно усмехаясь собственным мыслям, провожая строптивого совершенно голодным взглядом.       Через полчаса он понимает, что пора забирать свой подарок, и просит Накаджиму налить два бокала вина. Получив заказанное, он отправляется к танцующему в одиночестве Чуе. Дазай даже удивился, что никто так и не решился словить момент, пока он один и заметно расслабившийся после каких-то двух бокалов красного полусладкого. Он даже без вопросов принимает напиток, на что Осаму лишь вновь хмыкает, аккуратно проскальзывая рукой на чужую талию, тем самым мягко притягивая худое тело к себе.       Накахара прижимается к его груди спиной и делает глоток вина. Словно все это в порядке вещей. Музыка вновь медленная и вокруг танцуют сплошные парочки. Но сейчас это уже не так уж и раздражает. Чуя думает, что позволяет себе опьянеть слишком опрометчиво, неосторожно, Дазай позволяет ему найти отговорку, что в этот раз ему можно.       Крадет от всех он Накахару буквально как заморскую принцессу: абсолютно подло увеселив алкогольным напитком и под шумок утащив с собой, пока никто не обращал на них внимания. Подвыпившая компания отвлеклась на игру в карты и, кажется, совершенно забыла о том, что с ними был еще один друг-товарищ.       Произошло это под конец затяжной и, кажется, полной сопливой романтики песни, когда вино из обоих бокалов уже было допито, а сам Накахара даже не сопротивлялся, когда на шее оставили короткий поцелуй, а чужие руки уже совершенно собственнически опоясали талию. Дазай подкрадывается осторожно, он не позволяет понять, что уже опасно. Но Чуя лишь в который раз цепляется взглядом за выглядывающие из-под черной ткани бинты на руках, но никак не комментирует. А хотелось бы выдать возмущение, что с живыми мумиями он связываться никогда не горел желанием.       Он всячески отвлекается от происходящего. Он знает, что попал в капкан.       Осаму открывает ему дверцу своего автомобиля и приглашает внутрь, после чего обходит машину и садится на водительское сидение. У Чуи легкий румянец на щеках и глаза заманчиво блестят в темноте. И Дазаю это нравится.       Он вставляет ключ в замок зажигания и поворачивает. На соседнем сидении копошатся и достаточно громко вздыхают, действительно провоцирует, Осаму же стоически делает вид, что не замечает ничего из этого. Шатен испытывает свою силу воли на прочность в буквальном смысле каждую секунду того времени, что они ехали к его дому.       Упорство всегда вознаграждается, желание — есть высшее благо. Высшее благо — получить в подарок желанное. В особенности оно прекрасно, когда получено собственным трудом. Дазай начинает сомневаться в том, что любит исключительно то, что не заставляет его париться. С Чуей интересно поломать голову, с ним хочется пострадать, покорчиться в ломке, чтобы после, словно изголодавшийся хищник, выследить и получить свой запретный плод. Осаму задумывается о том, что, быть может, наркоманы становятся таковыми не из-за погони за кайфом, а в погоне за ломкой. Чтобы после оборвать эту ломку, чтобы провалиться в наслаждение, словно сорвавшись с обрыва.       До спальной комнаты они дойти не успевают — Дазай впечатывает Чую в деревянную дверь, одной рукой притягивая за талию к себе, другой ища в заднем кармане брюк ключи от дома. В рот ему горячо выдыхают, когда Осаму разрывает поцелуй, а перед лицом тут же появляются ключи в чужой руке.       Накахара хищно усмехается и пожимает плечами, словно вот так вытягивать ключи из-под носа, точнее из штанов, вполне обычное для него занятие, а после вставляет их в замочную скважину. У него движения рваные, несколько смазанные, но попадает в замок он вполне удачно и даже с первого раза.       Вваливаются в прихожую они довольно громко: входной дверью Дазай, не рассчитав силы, хлопает довольно сильно, а вместо того чтобы разуться, он впечатывает Чую поясницей в стоящий в прихожей комод с высоким зеркалом. Накахара недовольно шипит, однако стоило их губам столкнуться в очередном поцелуе — рыжеволосый сдавленно стонет и словно забывает о наверняка поставленном на коже синяке.       Осаму не думает о том, что вжимать во что-то Чую похоже на фетиш. Ему нравится, как тот тяжело вдыхает воздух, оказавшись между твердой поверхностью и телом Дазая. Он непроизвольно тут же тянется за поцелуем, рвущее сознание на мелкие лоскуты. Накахара в ловушке, и ему это нравится. Парень ни за что не признается, но возбуждение и нетерпеливый всхлип, когда поцелуй вновь разрывают, сдают его с потрохами.       «Ублюдок» — фыркает он, когда Дазай кусает его за нижнюю губу. Чуя хочет добавить нечто вроде «Господи, Осаму, твою мать», когда тот втягивает мочку уха в рот и мягко проводит языком. Он честно хочет грязно выругаться, когда тот вновь кусается, но по сути получаются лишь сдавленные стоны и рваные, судорожные вздохи.       Однако это не последняя его проблема, если не считать синяков от припечатываний к поверхностям и ощутимых укусов: Осаму оставляет цветущие засосы по всей шее, пока Чуя дерганными движениями пытается стянуть с него пиджак. Расстегнув все пуговицы на рубашке и вытянув ее, голубоглазый вполне успокоился, оставляя ткань висеть на Осаму мертвым грузом, а сам принялся за пряжку ремня. Дрожащие пальцы и отсутствие возможности видеть то, что он вообще делал, не шибко мешали ему — Чуя довольно ловко справился со своей задачей. Следом пошли и его собственные штаны, от которых Накахара избавлялся еще более рьяно, будто спеша куда, пытаясь как можно скорее разобраться с мешающей одеждой. Еще через минуту на полу оказалась его бордовая рубашка и галстук.       Дазай же, в свою очередь, заканчивает клеймить бледную кожу и возвращается к искусанным собственным трудом губам. Накахара на удивление податливый. Он с готовностью впускает в свой рот чужой язык и позволяет затянуть себя в эту игру. Он в отместку кусается и глухо стонет в поцелуй, он выгибается и позволяет притянуть себя, когда Осаму пытается приоткрыть ящик комода и выудить оттуда контрацептивы.       – Я так понимаю, ты часто до постели не доходишь?       – Нет, – шатен разворачивает его к себе спиной резко, и Чуя, развернувшись, с трудом удержал равновесие из-за плывущего от алкоголя сознания и нарушенной координации. Вещи, стоящие сверху, покачнулись, не считая тех, что он случайно снес рукой. – Простая предусмотрительность никогда не бывает лишней, между прочим.       Чуя на это лишь презрительно и совершенно показушно фыркает и скидывает еще часть вещей левой рукой с комода. Взглядами они пересекаются в зеркале: голубые глаза с вызовом, с гневным огоньком на дне бездонных глаз с темно-карими, полными чистой насмешки и желания глазами. Дазай уже изучил этот абсолютно непокорный нрав. Поэтому когда с комода летят остатки вещей, он лишь мягко улыбается и нагибается, оставляя аккуратный поцелуй на плече Чуи.       Мелкие поцелуи медленно доползают до середины лопаток, позвоночника, оставляя после себя влажный след. Вместе с этим Дазай стягивает темно-синюю ткань брюк Чуи вместе с бельем, освобождая напряженный член, отчего Накахара громко выдыхает и удобнее устраивается на тумбе: облокачивается на темное дерево, опускаясь грудью и прогибаясь в спине.       – Знаешь, что делать, – комментирует Осаму.       – Заткни пасть.       Дазай что-то довольно бормочет себе под нос на заднем плане, и его тон отдает каким-то превосходящим весельем, однако его уже не слушают — Чуя опускает голову на сложенные руки, чувствуя, как теплая ладонь огладила поясницу, большой палец с нажимом скользнул по ямочкам, а после — по ложбинке.       Еще пару секунд он в буквальном смысле дразнит Накахару поглаживаниями, а после раздается щелчок открывшегося тюбика. После Осаму оставляет упаковку презервативов и тюбик на комоде. Еще пара секунд, и Чуя вновь громко, но на этот раз лишь втягивает носом воздух, чувствуя, как первый палец вошел в него. То, что Дазай так внимателен, кажется ему если не странным, то по крайней мере удивительным. Это же ходячее воплощение эгоизма, такие люди в постели чаще всего думают лишь о своем удовольствии. По крайней мере, это именно то, как Чуя представлял его себе.       Второй палец он добавляет довольно скоро, с трудом, но честно молча просит за это прощения, компенсируя поцелуями в шею, рассыпаясь в них по плечам, вдоль позвоночника, как позволяло положение. Чуя сдавленно мычит, кусает губы, но расслабляет мышцы. Удивительно внимательный любовник — тот еще подарок. И Накахара не вынуждает повторять отвратительное «расслабься», он и без этого знает, что нужно делать. И это немое понимание позволяет им стать друг для друга до поразительного идеально подходящими в действии партнерами.       Дазай двигает пальцами ритмично, позволяет привыкнуть еще какое-то время. Он довольно аккуратно разводит их ножницами, чуть сгибает, двигает, медленно выходит и вновь входит, но несколько более резко. Терпение у обоих не вечное, и Чуя поднимает голову, тут же встречаясь взглядом с Осаму. Стон срывается с опухших губ от нового резкого движения, и Накахаре кажется, словно реальность вокруг вдруг начала медленно, но верно разрушаться, превращаясь в бесполезные куски декораций.       Океанические глаза ошалело блестят, и он дышит с трудом, забывая через раз о том, как это вообще делается, будучи не в силах оторвать взгляда от черно-карих омутов в отражении. Чужой взгляд затягивает, гипнотизирует, и Чуя окончательно теряется в чувствах. Ему и больно, и до одурения хорошо, и он с запозданием понимает, что Осаму добавил еще один палец, а движения стали куда быстрее и хаотичнее.       Чуя не выдерживает первым и хватает упаковку оставленного возле него презерватива, тут же разрывая и отдавая ее Дазаю. Теперь уже движения обоих нервные от нетерпения, и Накахара успевает только схватиться за раму зеркала, прикрепленного к комоду, когда Осаму входит в него полностью.       Терпение Осаму заканчивается ровно в тот момент, когда Накахара делает плавное движение бедрами. Выругиваясь всем, на чем свет стоит, Чуя чувствует, как подкашиваются ноги, однако Дазай на удачу успевает подхватить его за талию, а после довольно неаккуратно прижимает к злосчастному комоду. Новый поток брани озвучивается после тихого вскрика, когда Чуя ударяется тазобедренными косточками о ящик комода.       – Поаккуратнее, перебинтованная ты мумия, – шипит Чуя и тут же давится воздухом от резкого толчка.       Накахара утыкается лбом в стеклянную поверхность и жарко выдыхает, отчего та тут же покрывается капельками влаги. Ему жарко, ему тесно в собственном теле, ему хочется больше прикосновений.       С трудом сглотнув собравшуюся во рту вязкую слюну, Накахара прикрывает глаза, таким образом борясь с диким желанием посмотреть на Осаму в этот момент. Он лишь слышит его сорвавшееся дыхание, чувствует, как пальцы с силой сжимают бедра, буквально испытывает ужасное головокружение, когда Дазай опускается к нему, одной рукой опираясь на комод, другой же все так же придерживая за бедро, продолжая размеренно двигаться.       – Глубоко, – голос срывается, и он буквально умоляюще хнычет, чувствуя горячие поцелуи за ухом. И снова толчок, от которого он сильнее сжимает чертову раму зеркала, готовясь ее разломить к хренам собачьим.       – Но ты так податливо меня принимаешь, Чуя, – Накахара готов поклясться, что от одного этого дьявольского шепота перед глазами начинают плясать звезды, создавая какую-то отдельную для них вселенную. И он думает — «нет». Мысленно он умоляет — «не говори этого, черт тебя дери». И ему ничего не остается, как сдаться, потому что Дазай не останавливается. Он продолжает говорить. – Посмотри на меня.       И он поддается. Приняв поражение, но не признав этого, он открывает глаза и склоняет голову в сторону, встречаясь взглядом с окончательно почерневшими омутами глаз. Осаму целует его. Чувственно, глубоко. Точно так же, как трахал его все это время, вбивая в этот несчастный комод, и Накахара точно уверен, что стер себе кожу на тазобедренных косточках к чертовой матери.       Чуя с большим трудом отрывает одну руку от рамы и зарывается пальцами в каштановые волосы, тут же сжимает их в пальцах, притягивает ближе к себе. Ему мало, чертовски мало. Он должен просить «еще, дай мне еще», однако это Дазай понимает и без слов. И он дает, срывая каждый стон с влажных губ.       Осаму выбивает из него бесчисленное количество стонов, но, кажется, когда его рука опускается с бедра на болящий от совершенного отсутствия внимания член, Накахаре откровенно срывает крышу. Чуя сбивчиво бормочет имя Осаму ему же в рот между смазанными поцелуями, заходится в стонах и искренне надеется не задохнуться, не потерять рассудок где-то на пути к разрядке.       И где-то на последней нечеткой мысли он зажмуривается и кончает прямо на темное дерево хреновой конструкции, поставившей на нем больше отметок, чем сам Дазай. Вместе с тем он инстинктивно сжимает в себе Осаму, цепляясь за него, как за последнюю спасительную ниточку реальности, удерживающей от падения в ту пропасть, куда он попал под волной оргазма.       Следом, буквально через пару толчков, кончает Осаму и замирает. Чую от себя он не отпускает, переживая, кажется, то же самое падение. Оба дышат загнанно, легкие будто бы сгорают от режущего кислорода, попадающего в них словно вместе со стеклом.       – Итак, – Дазай медленно выходит из расслабленного тела. – Мы все-таки дойдем до спальни?       – Только через твой душ.       Дазай все еще не уверен в существовании оттенков серого и прочих между черным и белым. Он до сих пор не совсем понимает такую игру цветов, теней и искажения света в принципе. Однако одна ночь обещает стать целым открытием всех оттенков огненно-рыжего и океанических синих цветов, что впервые за всю его жизнь ворвались в сознание безумным буйством красок, совершенно беспринципно, эгоистично и с вызовом разнообразив собой палитру Дазая Осаму.