Фантосмия.

Зак постоянно чувствует запах гари. В воздухе, на одежде, на мебели. Но, самое отвратительное, на собственной коже. От него невозможно избавиться никакими средствами или железными щетками, сдирающими роговой слой до мяса. Заку слишком часто снится огонь, щелчок зажигалки и омерзительный смех того ублюдка. И в такие ночи Фостер кто угодно, но не безжалостный серийный убийца, не знающий страха. Так воют и скулят раненые животные. Рей это знает. А еще она знает, что эта рана находится так глубоко в груди Зака, что ее не достать, не зашить никакими нитками. Рей сидит на краю кровати, зажимает руками уши и отсчитывает секунды до утра. В такие ночи она хочет чего угодно, но не своей смерти. Ей требуется несколько недель, чтобы научиться заходить к нему в комнату. Здесь темно и днем, и ночью. По полу разбросаны упаковки из-под еды, грязные бинты, какие-то окровавленные тряпки. На своей кровати Айзек соорудил подобие берлоги из одеял, тряпья и одежды. Рей требуется мучительно много времени, чтобы понять, как Зак там устроился и откуда именно раздается скулеж. Она стоит в дверях, смотрит, комкая в пальцах край белого сарафана, и молчит. Еще неделя требуется на то, чтобы найти в себе силы не просто переступить порог, а подойти ближе, сесть на край кровати. Рейчел бесшумно ступает босыми ногами по грязному полу, касается кончиками пальцев груды тряпок. Ее дыхание замирает, словно каждая альвеола вместо кислорода наполняется болью. Девушка нащупывает теплую, нет, горячую ладонь. И ей кажется, что прекратившееся скуление — это хороший знак. Но загрубевшие пальцы больно сжимаются на по-птичьи тонком запястье. Рей даже пискнуть не успевает, как ее уже повалили на пол. Удар спиной выбивает из легких остатки воздуха. Рейчел видит только горящий, безумный и полный слепой ненависти взгляд Зака. Полусломанный нож, с которым Фостер спит, словно это плюшевая игрушка, вонзается в пол. Девушка едва успевает убрать с его траектории голову, и он лишь отрезает несколько светлых прядей да обжигает тонким порезом щеку. Рей знает, что Айзек видит сейчас перед собой совсем не ее. — Тише, — шепчет она, и Зак замирает настороженным зверем, но все еще не видит ее. — Тише, все в порядке. Это я, Рейчел. Помнишь? Девушка касается прохладными пальцами щек Фостера, чувствует исходящий от кожи жар, бугры рубцов. Она проводит ладонью по темным, чуть засаленным волосам. Взгляд Айзека медленно проясняется. Он старается дышать глубже, но реже, чтобы не чувствовать вони из собственных кошмаров. Зак смотрит в голубые глаза. Взволнованные, чуть напуганные. На тонкой, почти прозрачной коже Рей уродливо расползается порез. Из него к виску течет кровь, пачкает в красный светлые волосы. — Рей, ты ранена… — шепчет Фостер. И губы растягиваются в нездоровой усмешке, а в суженных зрачках отражается что-то странное. Девушке требуется несколько отвратительно долгих секунд, чтобы вспомнить, где она все это видела. — Зак! Нет, не надо. Она пытается остановить его, но Айзек резким движением выдергивает нож из пола и вонзает его себе в плечо. От сильного удара кровь бьет струей. Бледные, тонкие пальцы пытаются зажать рану, но только пачкаются в склизкой жидкости. На дне темных зрачков Зака дрожит безумие, а улыбка уродливо разрезает лицо. Что ж, не самый плохой исход. В прошлый раз он воткнул себе в живот косу. Белый кафель затапливает красным. Зак сидит, ссутулившись, на краю ванны и угрюмо смотрит в стену. Ему плевать, что Рейчел видит его без бинтов на лице. Но зеркало он завесил полотенцем. Рей осторожно зашивает рану грубыми нитками и заматывает бинт. Ее сарафан безнадежно испорчен. Босые ступни оставляют влажные следы крови. — Ну, вот и все, — тихо произносит девушка, завязывая на бинтах аккуратный бантик. Зак смотрит сначала на свою руку, потом на Рей. Она поднимает свои голубые глаза и чуть улыбается. Фыркнув, Фостер берет из аптечки пластырь, разрывает упаковку и небрежно наклеивает девушке на щеку. Рейчел растерянно моргает. — Дура, — вздыхает Зак, поднимаясь. — Не лезь ко мне в комнату больше. Рей угукает и касается кончиками пальцев пластыря. Ей так хочется залечить все раны Зака, но у нее есть только бинты да нитки. А этого, конечно, мало. — Я думаю, тебе нужно избавиться от своего прошлого, — задумчиво произносит утром Рейчел, глядя куда-то в потолок. — Отсечь его, как что-то ненужное, лишнее. Построить новую жизнь, быть может. К тому же, начало, считай, положено! — ударяет девушка кулаком по ладони. — Точно-точно. Ты ведь несколько месяцев уже не убиваешь людей. Определенно. Новый стиль жизни пойдет тебе на пользу. Зак равнодушно дергает плечом, уминая за обе щеки хлопья, и ничего не отвечает. Он не видит смысла в том, чтобы рассказывать Рей, что именно убийства заглушали в нем кошмары. Там, где был монстр, не было места человеку. Человеку слабому, трясущемуся от страха, задыхающемуся от боли, ненавидящему запах гари на своей коже. Но монстр ушел. И Зак не знает, как без него жить. Как избавиться от запаха горящей человеческой кожи, проникающего, казалось бы, отовсюду. Какая новая жизнь, если старая ходит за тобой по пятам, посмеивается над ухом и кусается из снов? Зато у Рей хватает решительности. Она выносит весь мусор из комнаты Зака, убирает плотные шторы, разгребает постель. Можно почти гордиться собой. Но уже на следующую неделю комната снова становится похожа на пещеру первобытного человека. Начинать новую жизнь с чистого жилья — определенно не для Зака. Но Рейчел может справиться и с этим. Она, вообще, очень со многим может справиться. Даже если сама об этом не догадывается. — Рееей, — громко тянет Зак, выходя из комнаты и придерживая сползающие с лица повязки. — У нас бинты закончились, что ли? Рейчел, сидящая на стареньком диване, вздрагивает от этого вопроса, подбирает к груди колени и сжимает кулаки, повторяя себе, что она полна решимости. Фостер смотрит на нее недоуменно, совершенно не понимая, почему девушка выглядит так, будто собирается в бой. — Рей, мои бинты. — Их нет. — Ну, так сходи в аптеку и купи. — Нет. — Что? — хмурится Зак. — Что ты такое удумала? — Я не пойду за бинтами, — мотает головой Рейчел, сильнее сжимая кулаки. — Они тебе не нужны. — Ты совсем дура? — хмуро спрашивает Фостер. Девушка на миг поднимает на него глаза. Под расползающимися бинтами виден плотный панцирь из шрамов. — Ты… — тихо произносит Рей. — Ты прячешься за ними. Ты прячешь за этими бинтами свое прошлое. Но вместе с тем ты привязываешь его к себе таким образом. Но если ты откажешься от этих повязок, если примешь себя, если встретишься со своим отражением, то сможешь оторвать его от себя, вздохнуть свободнее. Твои шрамы — это не клеймо, не знак победы того человека. Это часть тебя. — Что за хрень ты несешь? — дергает головой Зак, и губы его изгибаются в презрении. Рейчел замолкает и втягивает голову в плечи. — Я не пойду за бинтами, — упрямо повторяет она. — Они тебе не нужны. Если ты считаешь иначе — сам за ними и иди. — Сходил бы, — фыркает Фостер, склоняясь над девушкой. — Вот только фотография моей рожи на каждом столбе висит с надписью «Разыскивается сбежавший из тюрьмы серийный убийца». Так что я в последний раз тебя прошу: сходи мне за бинтами. Зак наклоняется так близко, что Рей чувствует его дыхание у себя на темени. Она судорожно сглатывает и делает осторожный вдох. Потом поднимает голову и, встретившись взглядом со злобно прищуренными глазами маньяка, медленно произносит: — Я никуда не пойду. Ты не должен прятаться за бинтами. Зак резко распрямляется. Ему требуется не больше десяти секунд, чтобы схватить стоящую неподалеку косу и с размаху всадить ее в несчастный диван. Лезвие со свистом рассекает воздух. Поролон летит во все стороны, а пружина выскакивает наружу. Коса проходит всего в нескольких сантиметрах от плеча Рейчел. Девушка лишь слегка вздрагивает, но смотрит все так же прямо и решительно. В голубых глазах не лед — сталь. — Тебе. Не нужны. Бинты, — выдыхает Рей, и только легкое дребезжание в голосе выдает, что она напугана. — Потому что твои шрамы… Потому что твои шрамы прекрасны! И всего лишь доказывают, что ты человек. Зак в удивлении расширяет глаза и делает шаг назад, будто Рейчел представляет собой опасность. Ладонь безвольно сползает с рукояти косы. Фостер опускает низко голову и хмыкает: — Да что ты, вообще, понимаешь? Он разворачивается и скрывается в своей комнате. Рей нужно несколько минут, чтобы оцепенение спало. Она медленно встает, чувствуя, как расслабляются окаменевшие мышцы. Делает глубокий вдох, стараясь наполнить легкие кислородом, но они, как слизью, забиты болью. Однако она все еще полна решимости. Пожалуй, как камикадзе. С трудом вытянув тяжелую косу из несчастного дивана, Рей, таща ее за собой, заходит в комнату к Заку, предварительно стукнув дважды ногой в дверь. Фостер сидит на полу, спрятав лицо в согнутых коленях. Старые бинты валяются на полу. Он не поднимает головы, когда раздается стук и открывается дверь. Его грудную клетку забивает запах гари. Он почти чувствует его на языке. Айзеку хочется содрать с себя обожженную кожу и выкинуть подальше. Но он не уверен, что это избавит его от фантомов прошлого. Рей долго смотрит на него, а потом кидает косу на пол. Она со звоном падает, и Зак поднимает голову. Его взгляд не злой, не мрачный. Фостер выглядит просто чертовски уставшим. — Если ты… — произносит Рей, но давится своими словами, и приходится начинать вновь: — Если ты собираешься всю жизнь влачить за собой труп своего прошлого, то убей меня. Убей меня прямо здесь и сейчас, потому что я не хочу на это смотреть. Убей меня, как поклялся. Не нужно больше ждать. Но, если хоть на миг, хоть на одну секунду, ты хочешь исправить ситуацию, я тебе помогу. Как и чем угодно. Я смогу! Я смогу быть тебе полезной! Зак смотрит на девушку прямо и спокойно. Ему больше не хочется на нее злиться. Рей очень выросла, и дело, конечно, не в возрасте. В ее голубых глазах все та же холодная сталь, а кулаки сжаты в решительности. Она смотрит прямо, с гордо вздернутой головой. Ее слова про убийство больше не детская блажь, а весьма серьезный ультиматум. Рейчел уверена в своих словах и действиях. Зак не уверен ни в чем. Он вздыхает и склоняет голову набок. Волосы спадают с лица, открывая уродливые бугры шрамов, уже давно побледневших от времени, прекративших болеть. Шрамы, за которые его все ненавидели и боялись. Шрамы, которые стали клеймом, особой приметой. Шрамы, которые стали разрешением заставлять его, маленького Айзека Фостера, закапывать трупы. Шрамы, которые Рей почему-то назвала прекрасными. — Знаешь ли ты, — медленно проговаривает Зак, глядя в голубые глаза, — как воняет горящая человеческая кожа? Знаешь ли ты, как воняет твоя горящая кожа? Как воняют опаленные волосы? Как смеется человек, только что поджегший ребенка? Как щелкает зажигалка, пламя от которой хочет сожрать тебя заживо? Как кричит человек, как кричишь ты, чья кожа плавится от огня? Заку хочется рассказать, как этот звук все еще дрожит в его барабанных перепонках. Как запах горящей плоти въелся в него, в каждое нервное окончание. И только запах крови мог перебить его, но монстра не осталось, и Зак не понимает, что с этим делать. Но Фостер не знает, как это сказать. Все слова, которые он смог кое-как подобрать, застревают песком в горле. Айзек смотрит, как спокойствие и решительность Рейчел разбиваются и падают звенящими осколками. В уголках голубых глаз собираются слезы — растаявший лед. Губы дрожат, и Рей надломано всхлипывает. — Какая же все-таки дура, — вздыхает Зак и поднимается на ноги. — Эй, прекрати раскисать, как будто я помираю. Просто… это не твое дело. Ладно? Я со всем справлюсь сам. Не надо мне устраивать новую жизнь. — Сам… — шепчет Рейчел, шмыгая носом и размазывая по щекам слезы. — Сам… Но ты ведь больше не один, Зак. Почему ты все еще должен все делать сам? Фостер ничего на это не отвечает. Он треплет девушку по мягким светлым волосам, а, когда она начинает еще сильнее рыдать от этого, дает щелчок по носу и пытается улыбнуться. Рей издает что-то сродни вою и заключает Айзека в объятия. Тот пытается ее от себя отодвинуть, но потом сдается, опустив руки ей на плечи. У Рейчел недостаточно сильная хватка, чтобы сдавить ребра, но ее попытки выглядят почти трогательно. — Какая же все-таки дура. Рей не возражает. Действительно дура. Ненадолго Заку кажется, что все теперь будет в порядке. Но стоит закрыть глаза, провалиться в дрему, как кожу снова облизывает жар огня, под веками пляшут оранжевые пятна, а легкие забиваются тошнотворным запахом гари. Из этого кошмара нет выхода. Прошлое нельзя отрезать от себя никаким ножом. Оно все равно будет влачиться за тобой, как внутренности, оставлять кровавый след, причинять боль. Такова участь человека. И Фостер, в общем-то, готов ее принять, если так будет правильно. Он видит во сне огонь. Много огня. Весь мир превращается в сплошное пламя. Оно ползет по рукам, облизывает лицо. Из-за него кожа шипит и плавится, покрывается пузырями. Горячо и больно. Горячо и… Сквозь огонь сна пробивается что-то прохладное, приятное. Скользит по щеке, разгоняет языки пламени. Костер, бушующий в подсознании, словно гаснет. Все сменяется темнотой, в которой клубится невидимый дым. Зак открывает глаза, все еще смутно понимая границы реальности. И первое, что он видит: мирно посапывающую рядом Рей. Фостер мигом подскакивает, забыв обо всех снах, и с трудом сдерживает порыв сопнуть девушку с кровати одним быстрым движением. Рейчел шевелится и сонно моргает. — Ты чего здесь забыла? — возмущается Айзек, когда Рей поднимается и осматривается по сторонам. — Я… не хотела, чтобы ты был один, — отвечает она и зевает. — Ты не должен быть один. Я могу спать и на полу. Зак смотрит на нее с удивлением. Рейчел трет глаза, которые так и норовят закрыться. Она смешно, совершенно по-детски выпячивает нижнюю губу. От пореза на щеке остался тонкий шрам. Айзек не винит себя за него. Но это позволяет вспомнить ту ночь. И что у Рей прохладные руки. И что, вероятно, именно касание ее тонких пальцев потушило пожар в подсознании. — А, хрен с тобой, — нарочито равнодушно отмахивается Зак и падает обратно на подушку. — Можешь спать здесь, раз такая упрямая. Только не вздумай меня трогать. — М… Ладно, — кивает Рейчел и осторожно ложится рядом, подложив сомкнутые ладони под голову. Встретившись взглядом с ее голубыми глазами, Фостер поспешно закрывает свои. — Хотя бы пока я не сплю. — Ладно. — Дура. — Ага. — Спасибо, что потушила огонь. — Не за что, Зак. В ее голосе слышится улыбка, а прохладные тонкие пальцы невесомо касаются горячей ладони. Запах гари никуда не пропадает, но без огня его можно терпеть. И, возможно, когда-нибудь он выветрится из легких, растворится в коже, не оставив следов. В конце концов, если Рей в это верит, то почему бы и нет.