Моря, океаны

Генри с десяти лет живет мыслями о чистых водах океана, отце, который наполовину оброс морской тиной, и неуловимом Джеке Воробье. Генри растёт с каждым годом, превращается из невинного мальчишки в очаровательного юношу. Генри чист и душой, и телом; и никто не знает, что прошлое Элизабет окутано звонкими ударами стальных сабель о кожу, вонью немытых палуб и харизмой капитана Джека Воробья. Элизабет продолжает молчать, не упоминая в доме имя, засевшее где-то в глотке, а Генри просто плывет в надеждах спасти отца. Многочисленные листовки с ценой Генри срывает с каждого столба, двери таверны или поднимает с протоптанной дороги — в последнее время Джек Воробей ценится чуть ли не за одну серебряную монету; его лицо с высокими скулами и черными глазами-искрами, его шумные разбои и подвиги потеряли свой шарм. — Воробей? — у патлатого мужчины в пабе ужасное дыхание, пара дырок на месте зубов и серьга на кончике языка. — Давненько я не слышал о нём! Пьянчуга забывает о совершенно не вписывающемся в атмосферу сего заведения мальчонку через секунду-две, когда хватает дамочку грязными руками за пышную грудь. Генри краснеет, стоит женщине, которая раза в три его старше, улыбнуться ему. Было время, когда Генри проводил несколько часов около людей с гнилыми зубами и пьяными глазами, а после, оказываясь на свежем воздухе маленьких городков, Генри убеждал себя, что делает он это ради отца: разыскивает Воробья, разыскивает последнюю возможность найти трезубец Посейдона. Генри — жалкий матрос на палубе; у него жёсткая койка, от которой спина потом ноет, скудные завтраки и ужины, занозы под стертыми от мыла пальцами, грязь в волосах и куча старых листовок, чудом сохранивших целостность. Генри наслышан от многих, что Джек Воробей, капитан Джек Воробей, тот ещё засранец. Он любитель выпить рома, пощупать женское тело и сбежать поджав хвост. Он эгоистичный, самовлюбленный, но — Генри уверен — не такой, как Черная борода: не так жесток, не бессердечен и, может быть, в какой-то мере добр. Хотя последнее, конечно, быть правдой не может. У Джека ухмылка человека, получившего от жизни всё самое лучшее и выходящего из любых передряг; Генри, проводя и не давя сильно пальцем по острому углу губ, приподнятому вверх, не может взять в толк: как такому известному пирату всё ещё удается быть живым. Насколько Джек Воробей любит жизнь? Так ли сильно, как отец Генри? Генри чистит скрипящую под каблуками команды палубу, вгоняет в ладони острые занозы и думает порой: драил ли полы так же когда-то великий Джек Воробей? Генри и сам не замечает, как его представление идеала меняется: родные глаза Уилла превращаются в хмель и дурман, а теплые речи сменяются на глупые советы настоящего пирата — Генри не знает почему, но думает о Джеке именно так. Генри полон разочарования, смешанного с ликованием: он нашёл пирата — ключ к свободе отца! Человек, что почти двенадцать лет хранился у Генри под слоем одежды и кожи, под твердостью костей, стоит без штанов, без блеска в глазах и изгиба губ, который Генри выучил наизусть. Сердце Генри неприятно сжимается, колется, стоит Джеку невзначай хлопнуть по хлипкому плечу Генри или пошутить по поводу обольщения дам. Генри почти не верит, что пробыл с Джеком, идеалом стольких годов, бок о бок несколько дней, смотря не на застывшее изображение, а сменяющие друг друга гримасы, слушая уроки по самовыживанию и бешеный стук собственного сердца.