Связь

Она сидела сгорбившись у постели. Шторы были задернуты, поэтому в комнате витал сумрак. Было тихо-тихо, как в детском саду, когда неугомонных детей наконец-то уложат по кроватям. Иногда доносился болезненный стон. Тогда старушка вздыхала и дрожащими руками подправляла съехавшее одеяло. Сколько было времени, она не помнила. Да и не важно уже. Уже ничего не важно… Иногда она вставала и тихонько выходила на кухню, чтобы налить воды в стакан и взять таблеток. Потом возвращалась и будто не своим голосом говорила: — Выпей, пожалуйста. Тогда старик какими-то неловкими движениями вылезал из-под одеяла и присаживался на кровати, затем брал из ее рук стакан и таблетку и делал медленные глотки. … — Деда! Смотри! — верещала маленькая девочка, показывая пухленьким пальчиком куда-то в сторону, — Смотри! Дедушка положил на землю лопату и подошел к девочке. Он наклонился к ней, чтобы посмотреть туда, куда она показывала, а потом, улыбнувшись, сказал: — О, это же Васька! Уже с кем-то подрался, проказник. Васька был любимым котом дедушки. Видом ничем не примечательный — обычная серая мордочка с темными оттенками на хвосте и лапах, добродушный взгляд и часто подранные уши. Конечно, не красавец, но дедушка души в нем не чаял. — Подойдем к нему, внуча, рыбкой покормим, — предложил дедушка. Девочка кивнула и радостными прыжками поскакала за стариком. Потом наблюдала, как он вытаскивал из дома ведро и выбирал из него рыбу. Васька уже ластился и мявкал под ногами. — Экий нетерпеливый, — засмеялся дедушка и кинул коту маленькую рыбку. Тот с азартом поводил по ней лапой, потом взял в зубы и, посмотрев на девочку с недоверчивым видом, юркнул в кусты. — Деда, почему тебе так нравится Васька? — спросила девочка, сидя на крыльце и болтая маленькими ножками. — Почему? Не знаю, внуча. Мне кажется, что он меня понимает. — Как это? — малышка спрыгнула на землю. — Ну, скажем, приключилось со мной что-то неприятное, я ему все рассказываю. Он меня так внимательно слушает. Потом как замурчит! Словно хочет успокоить. — Как настоящий человек! — восхитилась девочка. Между тем Васька подбежал к ногам дедушки. Он положил на землю половину рыбы и что-то промурлыкал. — Ой, он не съел, — пискнула малышка. — Нет, это он со мной делится, — дедушка присел и погладил кота. Потом в задумчивости сказал, — Когда он умрет, умру и я. Мы связаны с ним. — Не умрешь ты, дедушка! Никогда! Никогда! — пропела девочка, приплясывая. … Как помню, было холодно. На даче всегда холоднее, чем в городе. Мы с матерью стояли на берегу, еще не оттаявшего, озера. Холодный ветер задувал под куртку и трепал седые волосы мамы. По небу пролетала стая птиц, и я проводил их глазами. Мать же, молчала долго, будто о чем-то глубоко задумалась, но потом кашлянула и сказала: — Не говори отцу об этом… Он будет расстроен, а ты знаешь его состояние. Ему сейчас нельзя волноваться. — Да, понимаю, — ответил я и невольно посмотрел на горку земли под ногами. Рядом еще валялись лопаты и коробка, в которой мы принесли кота. Было невыносимо грустно смотреть на бедное животное, но еще невыносимей представлять, что будет, если папа узнает о его смерти. Судьба — штука непредсказуемая. Никто точно не сможет сказать сколько каждому отведено. Кому-то следует прожить все восемьдесят счастливых лет, а кто-то внезапно закончит существовать в тридцать. Нам же остается слепо доверять выбору судьбы и проживать каждый день, как свой последний. — Васька, — сказал я могиле, — Ты замечательный. Спасибо, что был с нами все это время. — Пойдем домой, — сказала мать, дотронувшись до моего плеча, — Уже темнеет. … Она проснулась. Было очень поздно, еще глубокая ночь. — Ты чего не спишь? — спросила старушка, повернувшись на другой бок, — Тебе плохо? — Нет. — Что тогда? — Мне приснился сон. Необычный. Он умер. — Какой сон? Кто умер? — не поняла она, подумав, что ее муж опять бредит. Он был смертельно болен, и старушка проводила у его постели все свое свободное от работы время. Она любила его, очень любила, поэтому никак не могла смириться с мыслью, что останется одна. И будет просыпаться одна в кровати, а потом делать только одну чашку кофе. Она не услышит больше его «доброе утро», да и перестанет оно быть добрым. И будет она, уставшая, с работы приходить в печальную одинокую квартиру, уже порядком ей надоевшую. — Я сижу на крыльце дачи, — начал рассказывать старик, глядя в потолок, — Воздух необычайно сладкий и теплый. Птички поют, и настроение у меня замечательное. Вдруг, слышу шаги. Поднимаю голову и вижу, — тут он замолчал ненадолго, потом вздохнул и продолжил, — Вижу коня. Такой черный, как ночь, глаза краснючие, а из ноздрей вылетают струи холодного воздуха. Под узду его держит Васька мой. А сам стоит на двух ногах, как человек. Я удивился, конечно, но еще больше меня поразило, когда он начал говорить со мной. — Привет, дедушка, — сказал мой Васька, — Как твое ничего? — Н-н-ничего… — ответил я, заикаясь. — Это хорошо, — протянул кот и оглянулся вокруг, — Скучаю я по всему этому. — В смысле скучаешь? — Да вот… Сюда я больше не вернусь, — усмехнулся в усы Васька, а потом добавил, похлопывая коня, — Мы с ним уезжаем далеко. — Куда? — Сказал бы я, да сам не знаю. Поехали с нами? — кот улыбнулся и протянул маленькую лапку. Я встал, словно меня сила какая-то вынудила, и направился к коту. Когда я проходил мимо коня… Я… Я почувствовал, что-то такое, неземное… — он посмотрел в мокрые глаза старушки, — Я почувствовал смерть. — Что ты говоришь… Ты говоришь страшные вещи, — сказала она сквозь слезы. — Он умер, Васька мой, умер… — Да… Мы не хотели тебе говорить… — Он умер… Значит я тоже умру. — Не говори так! — закричала старушка, и рыдая, вышла из комнаты. Когда она выходила, то слышала, как он повторял «я тоже умру». … — Мам? Что случилось? — спросил я, потирая глаза, — Ты время видела? — Прости, — ответила в телефоне старушка. — Стой, ты что? Плачешь? Что такое? — Т-твой отец… — Да, что с ним? Не тяни? Она все рассказала, а когда заканчивала, зарыдала взахлеб. — Ну тише, — пытался я успокоить ее, — Перестань. Удивительно, что он узнал, но на счет скорой смерти… Ты не думай так. Ему врачи дали еще полгода. — Да, — тихо сказала старушка. — Ну все, прекрати плакать. Иди спать. — Хорошо… ... Ранее утро охватывало маленький городок. Серая полоска просачивалась на горизонте сквозь дома. Уже пели птицы, лаяли собаки. Проснулись ранние люди, а поздние так и не заснув, целую ночь смотрели фильмы, да сериалы. Но много человек еще спало сладким беззаботным сном. Воздух на улице был свеж, но холоден. Ранняя весна — неопределенна пора, когда вроде бы должно теплеть, но снег еще везде лежит. Я бы ходил по маленькому городу вечно, если бы не цель, из-за которой я приехал. Поэтому я бежал. Горло раздражалось от холодного воздуха, шапка давно съехала на бок, сумка прыгала на плече, качаясь, как маятник, и громко шлепалась на бедро. Я забежал в знакомый мне с детства двор. Бездушные дома молча стояли растыканные в полукруге. Я перелетел через несколько ступенек и набрал нужные цифры на домофоне. … — К-как это было? Мать вздрогнула и посмотрела мне в глаза. — Это было безумно долго. Вроде длилось все около 8 часов, но мне казалось целая вечность. Сначала он стонал во сне, потом проснулся. Он весь горел, и я, конечно, побежала за таблетками. Но вернувшись, я поняла, что таблетки ему не помогут. Он ужасно мучился, боль пронизывала все его тело. Дошло до того, что он потерял сознание. Я вколола ему морфий и он перестал кричать. Однако долго это не помогало. Приходилось колоть наркотик каждые два часа, иначе он переставал действовать, и он снова кричал. Он говорил, про тебя, про меня, про Ваську и коня… Я бегала вокруг него, пыталась хоть чем-то помочь… Мать снова заплакала. Красные и большие от слез и бессонницы глаза выражали глубокую печаль. Я просто молчал. Я был шокирован, и не знал, как ее успокоить. Да, наверное, и не нужно было. Может ей нужно высказаться или наплакаться, поэтому я молча гладил ее по волосам. — Знаешь, — сказала она, чуть успокоившись, — он был прав. Он будто знал, когда это случиться. Ведь с того времени, когда ему приснился сон, прошла ровно неделя…