Семья Брагиных делает уроки или о том, кого и чему учат в школе

      За окном светало. Первые, скромные, стеснительные и неловкие лучи солнца пробивались сквозь пыльные жалюзи. Ночное дежурство Сергея Анатольевича близилось к завершению. Ночь выдалась спокойной, поэтому ему удалось как следует выспаться, что не могло не радовать. — А я тебе говорю, Брагин, что ты неправильно все сделал! — раздался сквозь дрему уверенный голос Марины Владимировны. В ответ что-то неразборчиво промычали. — Что вы орете как резанные?! — возмутился Сергей Анатольевич, не переставая тереть заспанные глаза и болтать голыми ногами. — Уроки обсуждаем! Всю ночь делали! — пояснил Олег Михайлович и обессилено рухнул на расшатанный казенный стул, — Вот ты, Сергей Анатольевич, знаешь, какая основная потребность человека? Не знаешь, поди… — Поспать и поесть! — зевая и потягиваясь, до хруста в суставах, лениво протянул Сергей Анатольевич, и, в подтверждение своих слов, прошлепал к холодильнику. Там со вчерашнего вечера оставался приготовленный Ольгой плов. — Не угадал! — обрадовался Олег Михайлович, — Двойка тебе! — Брагин, прекращай уже, а! — посоветовала Марина Владимировна, засевшая за медицинские карты, которые она теперь просто хронически не успевала заполнять. — Брагин, там суицидника везут — из окна выпал, возьмешь? — втиснулась с вопросом в дверной проем Нина. — Конечно! — деланно улыбнулся во весь рот Олег Михайлович, — Пойдем, Марина Владимировна, удовлетворим с тобой основную человеческую потребность… — Че-е-е-г-о-о-о? — хором поинтересовались Нина с Сергеем Анатольевичем, непонимающе уставившись во все глаза на коллег. — Брагин, я не шучу, правда, везут! — на всякий случай уточнила Нина. — Да понял я, понял… — лениво оторвавшись от стула, со всей серьезностью, на которую только был способен, ответил Олег Михайлович, — Иду! — Слушай, Шейнман, а у тебя есть национальный костюм? — ни с того ни с сего заинтересовался Олег Михайлович ассистируя Юрию Михайловичу на вентрикулоатриостомии. Юрий Михайлович от такого неожиданного вопроса чуть клипсу на пол не уронил. — Ребенку задали нарисовать национальный костюм одного из народов, проживающих в нашем крае, — пояснил ошарашенному коллеге Олег Михайлович, — Ты же давно в Москве живешь, так что подходишь! Поэтому, если есть костюм, приходи завтра ночью позировать к нам в ординаторскую — у Марины дежурство, она тебя нарисует. В рабочую тетрадь по окружающему миру, — зачем-то добавил Олег Михайлович. Анестезиолог Константин выразительно хрюкнул и блестящими глазами уставился на Юрия Михайловича. Представил картину, вероятно. — Брагин, ты… ты… — так и не нашел подходящих слов Юрий Михайлович, размахивая мозговым шпателем и начисто позабыв про пациента. Марина Владимировна молча отняла инструмент у ошалевшего коллеги и продолжила работу, бросив убийственный взгляд на мужа. — Папа! П-а-а-п-а-а-а! — плакал навзрыд в трубку огорченный чем-то шестилетний отпрыск Олега Михайловича — Гоша, так, что слышала вся ординаторская, — Ты неправильно подписал части тела! Афродита Васильевна сказала, что голова — это голова, а не капут… И что такое таламус она понятия не имеет… Ты — двоечник, папа! — белугой ревел наследник, успокаиваемый на все лады няней. — Да дура твоя Афродита Васильевна, — буркнул Олег Михайлович, расстроенный мгновенной потерей авторитета у собственного ребенка, — Она анатомию просто не учила! И латынь не знает! — Брагин! — рявкнула Марина Владимировна, дожидаясь, пока старенький рабочий компьютер откроет страницу с электронным дневником. На родительском собрании ей настоятельно рекомендовали открывать электронный дневник как можно чаще. В самом дневнике ничего существенного, кроме домашнего задания, не было — оценок первоклассникам пока не ставили. Но статистика открываний и закрываний как-то влияла на рейтинг школы. Поэтому все родители послушно открывали и закрывали двадцать раз в день. Тех, кто не следовал рекомендациям, тщательно пропесочивали на родительских собраниях. — Что, Брагин?! — завелся Олег Михайлович, — Я виноват, что ли, что училка не знает строение мозга?! Там же ясно было написано — подпишите части! Завтра схожу к ней с анатомическим атласом и объясню что к чему! Вообще! Чему только детей учат! — Тела, Брагин! Подписать надо было части тела! А не мозга! — ехидно уточнила Марина Владимировна, и в ординаторской повисла гробовая тишина. — Ничего, завтра я с ней поговорю, она проникнется ко мне самыми светлыми чувствами, и можно будет больше ничего не делать… — мечтательно протянул Олег Михайлович и уставился в потолок, предвкушая как он с пользой проведет освободившееся время с Мариной Владимировной и Егором Олеговичем, а не с кисточкой, клеем и рабочей тетрадью для первого класса. — С какой стати? — со скепсисом поинтересовалась Марина Владимировна, нервно дергая компьютерную мышку. Страница все никак не загружалась. — Ты же сама говорила, что в мире нет ни одной бабы, которая меня не любит! — пояснил свой коварный замысел Олег Михайлович, — И эта грымза точно не устоит! — Брагин, ты не перестарайся, главное! — предостерегла на полном серьезе Марина Владимировна, — Ей шестьдесят три года! И она все время жалуется на собраниях на свое больное сердце! — Слава богу, что Никита давно вырос! — облегченно прокомментировал Сергей Анатольевич разыгравшуюся на его сонных, неумытых глазах драму и поспешно покинул ординаторскую, чтобы не стать, чего доброго, свидетелем семейного скандала.       Здесь, весьма кстати, позвонила няня с вопросом, чем ворона отличается от галки. — Чем? — вопросительно уставился Олег Михайлович на Марину Владимировну. — Перьями? — неуверенно предположила Марина Владимировна, не успевшая переварить очередную новость из дневника. Новость гласила, что ее в целом кроткий, иногда послушный, и даже местами воспитанный мальчик сегодня на физкультуре болтался на канате, пока все скакали на козле. Марина Владимировна долго соображала, откуда в школе взялся козел. В живом уголке, вроде, жил только хомячок и три улитки. Потом, как оказалось, мальчик пришел на урок по чтению в одних трусах и заявил, что с Пушкиным лично не знаком. А потом напугал учителя, притворившись мертвым. — Брагин, слушай… — подбирая слова, прошептала окончательно выбитая из колеи школьными новостями Марина Владимировна, хватаясь за сердце. Но Олег Михайлович, заглядывающий ей через плечо и почесывающий свой нос об ее шею, уже ознакомился с происшествиями и ничего криминального в них, новостях, то есть, как ни старался не усмотрел. — Ой, Нина! — нехотя оторвался он от шеи Марины Владимировны, заслышав скрип открывающейся двери, — Вот ты-то, наверное, точно знаешь, чем отличается ворона от галки? — Да ничем не отличаются! — не задумываясь, выпалила Нина, — Обе порядочные кикиморы! Одна деньги с пациентов трясет, другая расходными материалами приторговывает! — Здесь надо уточнить, что Ворона Анастасия Петровна была врачом из отделения интенсивной терапии, а Галка, или Галина Ивановна Золотова — старшей медсестрой все того же отделения. — Записывай домашнее задание на четверг, — устало подергала Марина Владимировна за халат отвлекшегося на треп с Ниной Олега Михайловича, — Развернуто ответьте на вопрос, что у нас под ногами… — Собачьи какашки! — сходу ответил некстати явившийся в ординаторскую с улицы Константин Германович в сопровождении чем-то недовольной Александры Алексеевны. — Иди ты! — уныло пробормотал Олег Михайлович, лениво карябающий ручкой по серой бумаге. — Найдите на небе созвездие Большой Медведицы и сфотографируйте его… — беспристрастным голосом продолжила Марина Владимировна, не отрывая взора от монитора и не отвлекаясь на посторонние шумы. — О, это мне! — обрадовался Олег Михайлович, — Я сегодня дежурю ночью. Буду смотреть в окно! — Соберите бумажную модель самолета, подпишите название каждой части… — монотонно читала Марина Владимировна дальше. — Это тебе! — на правах главы семьи распределил обязанности Олег Михайлович, — Я в самолетостроении все равно не силен. — Да ты вообще — двоечник! — не преминула подколоть Марина Владимировна, — Анкету тогда еще заполнишь, прилепили тут для родителей какую-то… — Анкету? Анкету это можно! — легко согласился Олег Михайлович, снова уткнувшись носом в макушку Марины Владимировны. — Дайте-ка, я вас сфотографирую! — оживился Константин Германович, вытаскивая телефон, — Где еще увидишь, как доктор наук и кандидат наук битый час не могут сделать домашнее задание из учебника первого класса! — Сволочь ты! — вынес вердикт Олег Михайлович, старательно прикрываясь от новоявленного папарацци «Атласом звездного неба». — Ага! — с издевкой подтвердил Константин Германович, — Заведут детей, а потом не знают, что с ними делать! — Школьные годы — чудесные! — ехидно поддержала его Александра Алексеевна. — Чего сидим? — вихрем ворвалась в ординаторскую Ирина Алексеевна, которой сегодня, к вящему ее сожалению, так и не удалось раскрутить нового фармпредставителя на удовлетворение своей основной потребности, — Жертв ДТП уже привезли, вперед — работать! — бодро скомандовала она, захлопывая дверь и что-то на ходу подписывая старшей медсестре.       Поздно вечером Марина Владимировна с Егором Олеговичем, вымазанным в клею с ног до головы, безуспешно пытались склеить самолет. Самолет не клеился — тонкая бумага, намазанная клеем, размокала и рвалась во всех местах, предварительно сделанные надписи частей самолета сиреневыми неровными пятнами расплывались на белой поверхности. — Скорее бы каникулы! — зевнул Егор Олегович, раскачивающийся на стуле и послушно повторяющий за Мариной Владимировной названия животных на английском. С произношением у Егора Олеговича была беда. — Да! — горячо согласилась с ним Марина Владимировна, нервно тыркая пальцами в клею в дисплей телефона. Телефон норовил выскользнуть из рук и брякнуться об пол.       Олег Михайлович, мельком бросивший взгляд в окно, на небо, затянутое темно-серыми тучами и не обнаружив там, разумеется, никаких созвездий и даже отдельных звезд, с чистой совестью засел за анкету. И в тот момент, когда он героически заполнил графу «пол», аккуратно вписав туда «паркетный» и теперь размышлял, что лучше вписать в графу «количество сделанных абортов»: «не делал» или «делал регулярно, но точно не помню сколько» позвонила расстроенная Марина Владимировна с новостью о расклеенном самолете. — Ты, главное, не психуй! — отреагировал Олег Михайлович, — Самолет — дело житейское, а ребенок-невротик — дело серьезное. Зачем нам невротик?! — грозно вопросил он у Марины Владимировны. — Незачем! — вяло согласилась она, отковыривая от пальцев прилипшие намертво куски бумаги и выкидывая их в мусорное ведро, — Но самолет… — Будет тебе завтра утром самолет! — заверил Олег Михайлович, окидывая взглядом ординаторскую в поисках ненужных картонок и прикидывая, удобно ли прямо сейчас разбудить пациента Безбородова или лучше дождаться утра, — Спать ложитесь и не балуйтесь там без меня! — Скорее бы каникулы! — мысленно взвыл Олег Михайлович четвертый час под чутким руководством Безбородова мастерящий самолет. Попутно Олег Михайлович узнал кучу всякого полезного про помпаж, фюзеляж и Кобру Пугачева, а, заодно, пообещал познакомить Безбородова с Егором Олеговичем. Чтобы тот тоже узнал про фюзеляж из уст специалиста, а не противной Афродиты Васильевны. — «Над рожей плыли облака», — безуспешно сражаясь со сном, читала в пятый раз Афродита Васильевна переписанные корявым детским почерком фразы из учебника. В учебнике черным по белому было написано «Над рощей плыли облака», — Но что-то в этом есть… — меланхолично отложив тетрадь Георгия Брагина в сторону задумалась она, — При таком бешеном графике над рожей не только облака могут поплыть… Скорее бы каникулы!       До каникул оставалось еще три долгих недели…