Выход есть...

***

Он никогда не давал продыха. Заставлял давиться липкой слюной, пузырящейся от белесой вязкой спермы, стекающей по губам на подбородок, а с него беспорядочно на пол. Горький кашель, едва не рвотный, разрывал глотку, стремясь низвергнуть наружу мерзкую плоть, что вбивалась глубже, тесня и давя гланды. Он думает, что глотка резиновая? Для таких целей ему стоило оставить своего врага в живых… Хотя, тот бы откусил и не позорился. Член же, по определению, тоже кусок мяса. Потом помер бы, но опускаться столь низко, сколь пал бывший шичибукай, не стал бы. А Ло терпел. Терпел нехватку воздуха, задыхаясь в собственных криках. «Победное посвящение» в раз утратило весь свой былой ужас, когда за дело взялся главный тиран, отставив пешки. Разорвав их в клочья. Он не знал пощады. Нельзя играть со львом у распахнутой клетки — позже он обглодает твои гнилые кости. Выход же перед унижением был всегда. Но пират им не воспользовался. Боялся ли он смерти? Ничуть. Но вынужден. Он остался радовать глаз в роли пустой игрушки, которая нужна только для справления нужды и ублажения больных фантазий психопата. Во всяком случае, иначе действий правителя Дресс Розы узник трактовать не мог. — Кха! Гм…! — на этот раз воздуха не хватило, и Ло почувствовал, как внутренности скрутило в узел. Изначально едва осмысленный взгляд, теперь не различал ничего, только бледные, туманные черты. Стёкла и острый камень на полу в сырой камере разодрали колени и ладони в кровь. Кислый запах ударил в нос и за склизкой жижей глотку заполнили вонючие испражнения короля. Это было последней каплей. Трафальгар почти сразу был брошен за волосы в другой конец камеры, как только послышались рвотные позывы. На господине были чистая рубашка и туфли. Хребтина затрещала до выката глаз из орбит, когда в истощенную спину впились обшарканные, ржавые металлические прутья. Смердящее месиво вперемешку с кровью и желчью хлынуло на пол, заливая острую гальку остатками мочи и утренней тюремной баланды, которую пленника заставили сожрать насильно, впихивая едва ль не через ноздри. Захлебываясь в собственной рвоте, Ло поймал ртом блаженный воздух — такой же спертый, гнилой, воняющий мертвечиной. Наполнив им лёгкие, мужчину вновь чуть не вырвало, только зябко передернулись осунувшиеся плечи, покрытые десятками шрамов и «разодранными» узорами тату. Дофламинго не прибегал к изощренным пыткам. Он пользовался только чистой силой. И этого для Ло было слишком, более чем достаточно. — Проблевался? — стальной голос отразился от высоких каменных стен и решеток, насилуя обостренный слух пирата. Ло обхватил себя за разбитые в мясо локти, подставляя под натиск камней костяшки пальцев. В этот раз некому защитить его голову от тяжёлого каблука молодого господина. Впечаться в собственную блевоту ртом, носом, чувствовать, как она пролезает сквозь крепко сжатые зубы обратно, оседая на кончике языка горько-кислой, напоминающей протухшую кашу в тарелках заключенных, парашей. Унизительно и мерзко. Нагое тело распластано на полу словно тряпка. Живого места на нем не будет. Почему же он не сбежит? Смерть, к примеру, была бы идеальным решением даже для него… — Жри, — шея Ло затрещала под каблуком господина. А может ли он? Вот главный вопрос. Ответа не послышалось из уст Хирурга Смерти. Ему не дали ни шанса. Да и о каком ответе может идти речь, если гордости не осталось? Уничтожать изнутри, подобно паразиту, пожирать душу и плоть, захлебываясь в кровавых соках — главная заслуга Небесного Дьявола. Перед ним ни одна Смерть не посмеет не преклонить колени. Приходится жрать. Выход есть всегда, верно? Подавляя отвращение, позывы рвоты и себя самого, мужчина, словно исхудалое брошенное животное, вылизывал грязный вонючий пол камеры. На раздраженные потом и ржавчиной раны вновь полилась моча. Видать, Ло недостаточно понял, что значит глотать. Урок на сегодня провален. Жжение вспыхнуло адской болью во всем теле, отключая сознание. Да. Есть. Пресмыкаться. Вот единственный выход.