Спустя два дня. Остров Соктомор. Юго-восточные позиции, полевая казарма. Рядовой-адъютант Аскирт Винкон.
— И вот стоит он такой перед нами… В крови и кишках весь, с ног до головы… А на него ж солнце светит, и он блестит еще… Из одной руки клинок торчит, с него кровь стекает… А во второй руке меч держит… И тот тоже весь в крови и кишках… В общем, смотрит он на нас этими своими… Глазами искусственными… Черными такими… И улыбается… Император меня помилуй, никогда не видел, чтобы кто-то так искренне улыбался… Вся казарма молчала, слушая историю одного из гвардейцев, которого мы встретили в конце того проклятого боя. У многих в глазах сейчас виднелась дикая заинтересованность рассказом, и они с жадностью впитывали каждое слово. Другие же, сидя немного дальше от остальных, молчали и смотрели в никуда, явно погрузившись в воспоминания о том, что они пережили. Я был более чем уверен, что пережить им пришлось не меньше, чем нам. — А потом… что потом-то было? — спросил один из гвардейцев. — А потом рухнул без сил. Его адъютанты оттащили, а мы прикрывать начали. Так и отступили до своих. Потом нашелся огнеметчик и дал залпом по траншее, прямо в толпу… Ух блять, визжали так, что словами не передать… Смрад так и вовсе… Убойный, — продолжил рассказывать парень. Он был акитосцем, это я отлично слышал, по акценту. Насколько я успел понять, тут большая часть солдат была как раз местные, просто уже мобилизованные в Гвардию. Насколько я уже услышал, многих принимать в Гвардию начали просто с поля. Те, кто прибился к сержантам в бою, те, кто сам попросился, или те, кому предложили пойти в качестве пополнения взамен убитых — у гвардейских командиров не было времени ждать пополнения с континента, пускай оно и прибывало, а желающих хватало с лихвой. Как-никак, новое правительство не стало отменять выплаты тем, кто пошел добровольцем. Эти новости радовали. Нехорошо получилось бы, если бы они решили всех кинуть. Эти парни заслуживали того, чтобы их труды были вознаграждены. И вот сейчас все эти парни вместе с нами сидели в одном лазарете, под двухметровым слоем почвы и бетонным потолком, и ждали выздоровления. Собственно, как и мы. У меня лицо до сих пор было все забинтовано. Левого глаза уже не было, пришлось удалить после того, как один из карликов прыгнул в окоп и резанул по лицу, а заменить было нечем: глазная аугментика в здешнем санитарном пункте уже кончилась, слишком много раненых, и это только среди Гвардии, на СПО-шников их не тратили. Дальше от глаза рана шла через всю щеку и обе губы. Все это уже зашили, но было до сих пор больно есть или разговаривать — регенеративные препараты, которые могли ускорить заживление, на лицевые раны тоже не тратились. Плюс — все ноги были изранены колотыми и резаными ранами. Вот на них и ушли регенеративные препараты, благодаря которым я вообще сейчас мог ходить, пускай и приходилось терпеть боль — обезболивающие тоже выдавались ограниченно, и если человек мог терпеть, то он терпел. Филгеирту сейчас было не лучше, чем мне. Обе ноги тоже исцарапаны, одна рана от заточенной арматурины вообще дошла до бедренной кости. Плюс огромная рана на шее: тварь впилась ему в глотку, и только его хорошая реакция не дала твари добраться до артерий, а свертывающий спрей дал возможность продолжить бой. Хотя шрам от зубов будет серьезный, в этом я не сомневался. Еще было несколько ран на руке, но там тоже все было поправимо. Хуже всех из нашей четверки помощников было, понятное дело, Рингеру — он до сих пор лежал без сознания на прочистке крови. Ран на ногах у него было много, но хуже дела обстояли, как я понял, с внутренними органами, которым нужно было дать время отдохнуть после всех тех медикаментов, что парень принял за один бой. С Августином все было еще хуже — у него развились более серьезные проблемы. Из-за этого врачи давали Рингеру на поправку еще сутки, после чего он встанет и вернется в строй, а вот наш комиссар мог проснуться разве что через двое суток. Учитывая масштабы происходящего, это была целая вечность — ситуация на фронте менялась быстро. Пока мужики болтали, рассказывая еще всякие байки про комиссара, я решил проветриться. В помещении не курили, но вентиляция была херовая — жара на улице была и так невыносимой, а здесь и подавно. Кондиционеров тут не завезли и вряд ли собирались. Взяв свою деревянную палку, на которой был расположен мешок с каким-то лекарственным раствором, что сейчас капал мне в руку через небольшой шланг, я отправился к единственному выходу отсюда. Филгеирт, как я заметил, отправился вместе со мной, со своей палкой. Ходил я медленно, сил было не так уж и много. Единственное, у чего было полно сил — это у моей аугментической ноги. Мне еще иногда было трудно поверить в то, что у меня она была. В первый день, когда мне ее включили и я начал ею пытаться управлять, я поражался тому, что разницы с живой ногой, по сути, почти нет. Стоит мне подумать, и она двигалась с тихим металлическим звуком. Кто бы мог подумать, что у меня когда-нибудь будет стоять такое вместо ноги. Правда, несмотря на то, что она ничего не чувствовала, она все равно иногда болела. Боже-Император Милостивый, я мог Троном поклясться, что у меня болели пальцы, хотя на самой аугментике пальцев не было. Августин объяснял мне, что это «фантомные боли». Типа мой организм все еще считает, что у него есть нога, потому такое и происходит. По его же словам, у него иногда болели веки, которых у него не было, и рука. Я, в принципе, понимал, что он говорит, и кивал, хотя и не понимал, как организм мог «все еще считать». Переспрашивать я не решился — времени тогда на это не было, да и не сильно это было важно. Важно было, что она работала и я мог ходить, бегать и воевать, а остальное меня не особо волновало. Вскоре я и Филгеирт выбрались в широкий окоп, где народу не было — все были или в казармах, или в дозоре. Стояла ночь, половина луны ярко светила на безоблачном небе в окружении звезд. Это было единственным источником света — ничего больше не было, так как работала светомаскировка от авиации орков. Свежий воздух сразу же наполнил все внутри меня. Он казался холодным — настолько был силен контраст. Вдалеке гремели бои. «Сотрясатели», «Василиски», «Кувалды», «Катки» — все это добро стреляло без устали то там, то тут, то еще где-то. Вместе с ними можно было расслышать звуки «Гидр», танковых орудий и даже реактивной артиллерии, не говоря уже о тяжелых болтерах и «Мясниках». Зарева пожаров над краями траншей я не видел. Раньше их можно было увидеть, когда горел лес, но гореть уже было нечему — там, где шли бои, леса не осталось в принципе, а земля горела только в том случае, если орки использовали какую-нибудь жгучую вещь, навроде прометия или белого фосфора. Последнее многих особенного пугало — мало того, что горел жарче прометия, так еще и газы какие-то выделял, от которых помереть можно было довольно быстро. Повезло, что орки его применяли не сильно много. — Все нормально? — спросил меня Филгеирт. Он беспокоился, это было слышно. Наверное, решил, что раны дают о себе знать. — Нормально. Просто там уже дышать нечем, — тихо и спокойно проговорил я. Раны отозвались новой порцией боли, но это было еще терпимо. Бывало и хуже. На том проклятом терриконе — так точно. — А, понял. Это уж точно, — согласился бывший арбитр. Лица я его практически не видел, так что пытался ориентироваться больше на слух. Повисла тишина. Говорить особо не хотелось, потому я просто начал наслаждаться прохладным ночным воздухом, смотря на луну. Где-то вверху послышался реактивный рев. Орки. Снова летают, ищут, в кого еще бомбы кинуть или просто что-то интересное, чтобы потом рассказать своим. В этот момент я заметил, как по небу летит ярко-желтый огонек. Наверняка ракета, только не было понятно, чья она и куда именно летит. Еще несколько секунд он летел, немного изменяя траекторию, а потом вспыхнул шар огня, который затем начал также лететь и, как я понял чуть позже, падать. — Еще один урод отлетался, — с радостью, но все так же тихо проговорил я, задрав голову к небу. — Что? — спросил Филгеирт. Похоже, я его отвлек. — Вверху. Огонь летит. Ракета попала, — объяснил я коротко, пытаясь терпеть боль на лице. — Вижу, — спустя несколько мгновений произнес Филгеирт, явно также подняв голову, — Благослови Бог-Император зенитчиков, что это сделали. — Аминь, — прозвучало от меня. Пускай говорить было и больно, но эти парни сейчас заслужили того, чтобы их помянули перед Его Божественным Величеством. Огонек продолжал падать, все ниже и ниже, пока наконец-то не скрылся за краем траншеи. Взрыва я не услышал — даже если отсюда это можно было сделать, он полностью слился с артиллерийской канонадой. Вновь повисла тишина. Не очень хотелось разговаривать. Пускай у Филгеирта наверняка была еще куча разных историй, чтобы их рассказать, но без Рингера как-то не хотелось. Зато было время подумать. Вдали от других людей, вдали от разговоров и расспросов о том, что и как было у нас в тот день, как мы выбрались, и так далее, и тому подобное. Многие даже спрашивали, правда ли, что мы видели настоящий «Бэйнблэйд», потому что это, как оказалось, новость невероятная. На мое удивление мне даже рассказали верлонскую сказку «Про Большого Бэйнблэйда», где этот самый Бэйнблэйд превозмогает и побеждает. Мне понравилось. Правда, мысли в голову приходили совсем уж странные. Хотелось поесть хорошего сочного жареного мяса с хирколем, хотелось выкурить пачку сигарет, чтобы внутри стало полегче, хотелось напиться до беспамятства, чтобы хоть ненадолго забыть про все то, что здесь было. А еще хотелось девушку. Боже-Император, как мне хотелось сейчас хотя бы часик провести в постели с какой-нибудь милашкой, слушать ее стоны, почувствовать тепло ее тела… «Блять…» — проговорил я себе, чувствуя, что зря я начал об этом думать. Хотя как уж тут не подумать, когда вокруг одни мужики и все как на одно лицо — грязные и заебаные, по-другому не скажешь. А еще хотелось что-то другое. Шум моря. Шум листвы от ветра. Да даже простой шум городской автострады — и то было бы лучше. Или хотя бы увидеть что-то другое. Лес. Или город. Даже не знаю, что лучше — и то, и то имело свою красоту. Однако ничего этого в перспективе не было. Ведь перспектива эта имела свои размеры — максимум дня три, может, четыре, пока Августин не придет в себя, не встанет на ноги и не отправится куда-то еще согласно своим обязанностям. Вот так и получалось у нас. Теперь у нас вот такая жизнь. Бой за боем, а между ними — передышка в окопах и опять по новой. И ничего нового у нас уже не будет. Да, Августин иногда возил нас на континент, но это тоже была передышка, просто длинная. Но я не собирался хныкать по этому поводу. Да, было хреново, а дальше будет еще хуже, как я чувствовал, однако я знал, на что иду, когда соглашался стать Гвардейцем. Как-никак, в этом было намного больше смысла, чем оставаться никому ненужным сиротой, который сможет жениться на какой-нибудь совсем нищей девице, для которой даже такой, как я, будет лучше, чем остаться не у дел. Другие со мной и общаться не станут — сироты всегда были, есть и будут на этой планете отдельным слоем дерьма. А уж если все же выберемся, то отметим по полной. Тогда будет и мясо, и выпивка, и женщины. «Только на этот раз без младших комиссаров…» — с сарказмом подумал и улыбнулся, о чем сразу и пожалел, когда боль снова прорезала половину лица. Да, младших коллег Августина брать с собой на пьянку не стоило. Главное, не забыть ему об этом напомнить. Еще немного постояв на свежем воздухе, я начал чувствовать, как ноги начинают ныть. Лучше было вернуться. — Так, пойду я полежу… Ноги не держат еще, — проговорил я, обращаясь к Филгеирту, который все это время стоял в лунном свете, прильнув к стенке окопа. — Та сам такой. Уже спать буду ложиться, — ответил тот. — Это ж как ты собираешься спать там? — удивленно спросил я, почувствовав новую волну боли на лице. Как-никак, там было сейчас под полсотни мужиков, что рассказывали друг другу истории, чтобы не свихнуться от скуки и ноющей боли в ранах. Под такое попробуй заснуть. — Поверь мне, с этим я справлюсь. Нас учили спать в любых условиях, — ответил мне бывший арбитр. И если уж на то пошло, причин не верить ему у меня совсем не было. Вернувшись в лазарет, мы сразу же добрались до своих коек и улеглись на них. Солдаты продолжали рассказывать истории, кто и что видел. Сейчас рассказ был о том, как один из гвардейцев взобрался на танк «Махариус» и закинул ему в открытый люк крак-гранату, чем и вывел его из строя. Многие солдаты совершали воистину безумные подвиги, с этим спорить было невозможно. Но про остальные я уже не слушал и просто закрыл свой единственный, теперь уже, глаз, пытаясь уснуть. Все же это была моя передышка между боями, и нужно было вдоволь ею насладиться.Утро следующего дня. Рядовой-адъютант Филгеирт Лонтисаль.
Утро не заладилось сразу же. Вначале проснулся от того, что едва ли не спутал свою кровать с нужником и не обмочил ее — нам сказали пить много воды, вот только одной из побочек наших лекарств как раз было недержание. Повезло еще, что успел добежать. Потом выяснилось, что многим повезло не так сильно, и уже к моменту завтрака весь лазарет пропах мочой тех, кто спал слишком крепко. Выслушивать отборнейшие маты пациентов не очень-то и хочется, я решил отправиться заняться полезным делом — следить за дисциплиной в войсках. В отсутствие комиссара Мерцелиуса, который все еще лежал без сознания на попечении благословенных Биологусов, нужно было проявлять наблюдательность, чтобы ничего не произошло. Как-никак, он возлагал на нас надежды, как на своих помощников, и лично я не мог подвести его доверие к себе. Это было бы позором. Аскирт со мной согласился, но он все еще был слаб, чтобы проводить патрули по окопам, потому решил следить за казармами. Скорее всего, он там будет играть и рассказывать анекдоты, однако ему можно было доверять. Каким бы весельчаком он ни был и как бы близко он ни дружил с комиссаром, в плане обязанностей он действительно был ответственным и не давал себе спуску. Подобное меня успокаивало — а то мало ли чего ждать от человека, который стал близким другом самого комиссара. Воистину, пути Императорские неисповедимы. Раньше поверить в нечто подобное для меня было немыслимым. Однако раз проблем не было, значит, вмешиваться не требовалось. Но и следить тоже нужно было. Во избежание. «Будь бдителен, и воздастся тебе», — так гласили Святые Писания, и возражать им я не собирался. Грешно. Потому сейчас я, с лазганом на плече, ходил по траншеям, внимательно высматривая все, что могло посчитаться проблемой. В бараках и «дзотах» сейчас никто не сидел — в такую жару там была натуральная духовка и всем хотелось на свежий воздух, даже под угрозой бомбежек. Все себя утешали мыслью, что орки сейчас бомбили совсем другие места. Когда я проходил, взгляды солдат устремлялись на меня, чему я не удивлялся — ярко красная нашивка с черным знаком Официо Префектус на правой руке ясно давала понять, кто я такой. Таких, как я, здесь опасались, но как раз к этому я был более чем привычен. Когда я ходил в патрули по цехам десятинных мануфакторумов Мангарнаса, рабочие встречали меня такими же взглядами. Это были правильные взгляды. Никакого спокойствия — значит, знает, кто перед ним. Никакой злости — значит, никакой скрытой обиды. Никаких улыбок — значит, никакого сумасшествия. Здесь было так же, что радовало. Можно было идти дальше. Правда, делать это было не очень удобно — раны на ногах ныли и кололи, несмотря на регенеративные и обезболивающие препараты. Но я терпел. «Терпи боль, ибо она есть препятствие, а путь к победе — их преодоление, какой бы вид что одно, что второе ни принимало». Спорить со словами Святого Имарата я не собирался. — Да ты можешь успокоиться уже?! — неожиданно услышал я громкий голос, который доносился откуда-то из-за угла траншеи. — Какой успокоиться тут, а?! Ты понимаешь, что мы в дерьме?! А?! Понимаешь?! — донесся до меня второй голос, говоривший очень эмоционально. Уже по второму предложению было ясно, что нужно было вмешаться. — Кишки Императорские, успокойся уже, пожалуйста, пока лейтен не пришел и… — И что, а?! И что дальше будет?! — перебил второй говоривший третьего. — У орков танков дохуя и больше! Орки летают над нами, как хотят, а у нас ни одного самолета нет и ПВО нихера не делает! Орки продвигаются все дальше и дальше, пока полковник нихуя не делает! Ни-ху-я! Пройдя по траншее под настороженные и даже испуганные взгляды гвардейцев, я пришел на минометную батарею — большую яму полтораметровой глубины. Сейчас на ней были десять минометов калибром в сто пятьдесят миллиметров, множество ящиков со снарядами, вход в подземное хранилище, расчет СПО, минимум человек тридцать, и десять гвардейцев, полное отделение. И как раз один из гвардейцев сейчас стоял перед остальными девятью с лазганом на плече, произнося свою речь и при этом активно жестикулируя. Я же снял лазган с плеча, а затем с предохранителя. Так требовали инструкции арбитрес при разговорах с подозрительными субъектами и сейчас они были достаточно актуальны. — Тилгон, — резко произнес сержант гвардейцев, когда я подошел уже близко к солдату, что сейчас стоял ко мне спиной. — Что «Тилгон»?! Я что, не прав?! Мы только и делаем… — Тилгон. — …что обороняемся! — Тилгон, — продолжал настойчиво говорить сержант, пока я наконец-то не остановился и не посмотрел ему в глаза. Тот стал настолько мрачным, насколько это было возможно. — Твое имя, солдат, — громко и четко приказал я, стоя в двух метрах от солдата. Стандартное расстояние для подобных случаях. Гвардеец сразу же развернулся. Импульсивно, рывком. Рассмотрев его лицо, я сразу же понял, что происходило — истерика. Солдат не выдержал происходящего и начал говорить все, что думает, наплевав на все вокруг. Я такое помнил. Еще с детства, когда работал в санитарном лагере с матерью. Там солдаты срывались часто. — Тилгон Гранзорт! — выпалил он. — А ты еще что за хер? — Распространение панических слухов… — Каких еще слухов?! Это правда! Правда, которую никто никак не видит! Мы просираем всю эту войну! Просираем, потому что полковник уже сам не понимает, что делает! — …карается смертью. Резко сделав шаг назад и направив лазган на солдата, я выстрелил. Лазерный луч попал прямиком в грудную клетку, прожигая броник моментально. Солдат не успел ничего сказать и сразу же рухнул на землю. На позиции воцарилась тишина. Лишь артиллерия и рев реактивных двигателей можно было услышать на фоне. — Сержант, — обратился я к командиру отделения. Тот встал с ящика, на котором сидел все это время, а затем вытянулся. Пускай я был всего лишь рядовым, моя связь с комиссаром Мерцелиусом делала меня выше его. — Сержант Рингер Майцорт, сэр, — спокойно произнес он, смотря мне в глаза. В них не было страха. Правда, чего-то другого в них тоже не было. Только безразличие. Скорее всего, из-за усталости. Я видел таких, в детстве. Таким пистолет к голове приставь, так они на него даже не посмотрят. А может, даже скажут: «Давай». — В следующий раз, когда ваш солдат начнет говорить нечто подобное — убейте его сразу же, без промедления. — Есть, сэр, — коротко ответил Майцорт. — Хорошо, — я отвернулся от сержанта в сторону затихших СПО-шников. Вот у них в глазах был страх. С подобным было проще работать. — А теперь слушайте все! — громко произнес я. — То, что сказал этот трус — полный бред! Полковник Шеркин — ветеран многих войн! Он имеет огромный опыт войны с орками, и уж он прекрасно знает, что делать! Да, вам может показаться, что все плохо и что мы отступаем! Но как человек, близкий к комиссару, а значит — и к Центральному Штабу, я могу заверить всех, что это не так! Все идет согласно плану, который был составлен полковником! И этот план, в конце концов, приведет нас к победе над ксеносами во Имя Бога-Императора! — Да! — неровным строем начали кричать солдаты один за другим. Лишь через несколько секунд все прекратилось. Я же развернулся и, поставив лазган на предохранитель, направился дальше. Речью я был не сильно доволен. Скомкано слишком. Но ее я выдумывал прямо на ходу, так что, скорее всего, это было хоть как-то простительно. К тому же — не сказать, что я был хорошим оратором — итоговый балл за «Ораторское мастерство» у меня стоял шесть из десяти, что едва ли не потянуло меня вниз по шкале успеваемости, если бы не боевые предметы, где были одни десятки. Единственное, что меня радовало — удалось выдержать стиль комиссара. За время, пока я был с ним, мне все же удалось разобраться, как именно он пытается составлять свои речи. На мой взгляд — довольно экстравагантно. Он очень мало оперировал религиозными тезисами, больше ссылаясь на принцип «все плохо, но это поправимо». Наш преподаватель по ораторскому мастерству, профессор Витторио Альцанари, поставил бы ему где-то семь, может, семь с половиной из десяти. Сколько лет прошло, а я все еще помнил его. Однако стоило признать — комиссар умел вдохновлять людей. Скорее, из-за своего имиджа и заслуг, но умел. А это было самое главное. — Филгеирт? — неожиданно услышал я свое имя, идя по траншее. И голос, который его произнес, был мне хорошо знаком. Развернувшись, я заметил сразу три знакомых лица. Горат, Орит и Филик. Три арбитра, вместе с которыми я был изгнан. Все трое сейчас стояли рядом с пулеметом «Мясник», в специально сделанной выемке в траншее, прикрытой деревянным настилом и землей. Как раз из-за него я их не заметил — они сидели в тени. Но вот они меня заметили. И приходилось признать — я был удивлен увидеть их здесь. — Все же не обознался, — проговорил Орит, поднимаясь с ящика для патронов к пулемету и вставая прямо ко мне. — Вот уж не думал, что увижу тебя здесь. — Аналогично, — коротко произнес я. — Я так понимаю, мы можем тебя поздравить, да, Филги? — спросил меня Горат с едким сарказмом в голосе. Поздравлять меня никто не собирался. — И с чем же? — решил все поинтересоваться я. Следовало во всем разобраться сейчас. — С тем, как ты успешно смог подняться, сбежав и бросив нас, — злобно прошипел Филик, также поднявшись с другого ящика. — Вот как получилось хорошо, а? Ты уехал первым и успел занять теплое местечко у комиссара под ручкой. Молодец, ничего… Резкий удар кулака в нос застал Филика врасплох. Он не успел уклониться и приготовиться, из-за чего начал падать назад, но почти сразу же подставил ногу, чтобы сохранить равновесие. Я не смог сдержаться. Такое нельзя было спускать с рук. — Эй-эй-эй, парни-парни! — резко и с опаской начал говорить Орит, встав между мной и приготовившимся бить в ответ Филиком, при этом расставив руки в стороны. — Эй! Что здесь происходит?! — проревел грозный голос. Я повернулся и увидел, как с левой стороны к нам быстрым шагом идет сержант, правая половина лица которого была изуродована ожогом, а правый глаз — заменена на аугментический имплант. — Здесь ничего не происходит, — сказал я, немного повернувшись к нему корпусом, демонстрируя красную повязку. Сержант резко остановился на полушаге. Посмотрел на меня настороженным взглядом. Потом на всю троицу. Сделал шаг назад. — Послышалось, наверное, — наигранно спокойным голосом произнес он, после чего развернулся и немного нервным шагом ушел от нас. Ему все было понятно. Вмешиваться в ситуацию не стоило, раз тут представитель комиссариата. Все же не лазганами тут размахивали. Я повернулся к троим бывшим коллегам, что сверлили меня немного сердитыми взглядами. Хотя Орит, скорее, был просто на взводе от ситуации. — Чтобы ты знал, Филик, — грозно произнес я. — Я свое место рядом с комиссаром заслужил тем, что спас ему жизнь, это понятно? Филик посмотрел на меня так, словно старался успокоиться. Из его носа вытекали две капли крови. Не перелом, но достаточно неприятно, чтобы запомнить, Его несдержанность я мог понять. Все же он был моложе меня, да и в арбитрах он пробыл всего года три, насколько я помнил. — Да… Понятно, — произнес он, вытирая лицо рукавом. От этого вся кровь размазалась по левой щеке. Посмотрев на руку, Филик это заметил и недовольно скривился. — Почему ты нас бросил тогда? — спросил Горат. — Потому что вы были готовы идти и работать вышибалами в клубе, — прямо ответил я. Это было честно. Для лжи тут не было места. — Вот, блять, причину нашел, — прошипел Филик. — Да, нашел, — я посмотрел на Филика взглядом, который прямо намекал на возможный повтор рукоприкладства. — Вы прямо тогда сказали, что готовы нарушать закон, лишь бы найти работу получше. Это было… недостойно Адептус Арбитрес. — Арбитрес нас изгнали, если ты вдруг забыл, — произнес Горат. — Но это не значит, что можно опуститься настолько низко, — парировал я. Все трое посмотрели на меня раздраженными взглядами. — Однако, должен признаться — приятно видеть, что вы тоже здесь. Это было правдой. Если они были в Гвардии, значит, они не работали в каком-нибудь клубе, прикрывая дворянских детишек, чтобы те не натворили чего-нибудь под действием наркотиков. Значит, они не опустились на самое дно. — Ладно уж… — проговорил Орит. — Разойдемся — и все тут. — Хорошо, — я решил не спорить. — Храни вас Император. — И тебя, — вновь произнес Орит, после чего я развернулся и направился дальше по траншее. Это был странный разговор. И я даже не знал, что по этому поводу чувствовать. Всех троих я не знал до того злосчастного суда. По сути, нас связывало только изгнание. Что уж тут говорить, все то время, пока я пробыл в Гвардии, что рядовым, что рядовым-адъютантом, я их ни разу не вспомнил. Однако при этом я радовался тому, что они не ушли на дно, а так же, как и я, пошли в Гвардию. Возможно, это было напоминание о моем прошлом, чтобы я не забывал, кем я был и кем я стал. А возможно, это был дар. Знание о том, что три потерянные души, некогда изгнанные вместе со мной, также встали на праведный путь служения Ему. Но скорее всего, это было все вместе. С такими мыслями я продолжил патрулировать траншеи, мысленно благодаря Бога-Императора за его мудрость, щедрость и заботу обо мне. Значит, я все делал правильно. И должен был делать так же.В тот же день. Вечер. Центральный Штаб. Полковник Верманд Шеркин.
— Я не могу санкционировать это, покуда мы не получим более точные данные, — произнес я твердым голосом, обращаясь к Себастьяну, Лотиму и Гунарту, чьи голографические головы сейчас находились рядом передо мной. Вживую со мной сейчас находились только маршал Монларт и магос Финцельд. — Мы знаем достаточно, чтобы нанести удар, — вновь начал майор Монтиас. — Мы знаем только то, что маяк находится в зоне, диаметром в семнадцать километров. Это слишком много, — продолжил объяснять я. — В городе практически не осталось строений, а те, что все же остались, не выдержат ядерного взрыва, — сказал уже Лотим. — Вот только не забывай, что снарядов у нас слишком мало, а их мощность не настолько большая, чтобы быть точно уверенными в успехе, — все не уступал. — Если там целых и прочных зданий мало, значит, Корвуарец спрятал маяк под землей. — Единственное место, где он мог это сделать — это канализация. Это не подземный бункер, она спокойно схлопнется от удара, — продолжил уже Себастьян. Этот спор длился уже непозволительно долго — минут десять, судя по небольшому таймеру на голоэкране, который отсчитывал длительность встречи. Все началось в тот самый момент, как Уинстон прислал последний отчет о своих изысканиях. Из них следовало, что маяк мог быть спрятан где-то в центральных районах города Соктомор. Вот только он давал слишком большую погрешность, из-за чего вместо определенной точки или хотя бы района мы имели в качестве цели семнадцатикилометровую зону. Причем маяк мог быть в любой точке этой самой зоны — как в самом центре, так и на краю. Но было еще две проблемы. Во-первых, после последнего сеанса медитации Уинстон был на пределе сил и сейчас отдыхал под пристальным надзором Биологусов Финцельда, которых он пригласил с континента спецрейсом, наплевав на активность орков в воздухе — риски были оправданы. Пока что еще не было понятно, когда он сможет вернуться к работе, и следовало ждать заключения консилиума. А во-вторых, у нас практически не было возможности атаковать эту самую зону с помощью артиллерии. На данный момент у нас было лишь две батареи «Сотрясателей», на юго-западе от города, которые находились достаточно близко, чтобы обстрелять зону с помощью зарядов повышенной дальности, наплевав на износ казенников. И обе эти батареи уже как четыре дня беспрерывно атаковали орки. Я осознавал, насколько они важны, а потому отправлял туда все новые и новые войска из числа Гвардии и СПО при поддержке сервиторов и артиллерии. Потери были кошмарные — три тысячи человек из числа второго батальона майора Ригарта и еще где-то пять тысяч СПО-шников. Сами же орки, похоже, почувствовали хорошую драку и с каждым днем усиливали атаки. Несколько раз они штурмовали батареи при поддержке бронетехники, и было лишь вопросом времени, когда они соберут столько войск, сколько хватит для захвата батарей наскоком. Однако я все еще не мог дать приказ на удар ядерными снарядами. Их было слишком мало, чтобы рисковать промахнуться. Даже один снаряд, потраченный впустую, был непростительным расточительством. Потому мне нужно было больше данных, более точные координаты от Рафкана. У нас была одна попытка, иначе Корвуарец мог убежать с острова, почуяв угрозу маяку. Я не сомневался в том, что эта тварь поставит свою безопасность превыше всего острова. Майоры, в свою очередь, как один твердили мне, что можно рискнуть. — Однако нет гарантий, что маяк под землей все же будет уничтожен, если мы промахнемся и лишь заденем его, — высказал я новую порцию аргументов. — И что ты тогда предлагаешь? Ждать, пока Рафкан придет в себя? — спросил Себастьян. — Именно. Одного сеанса должно хватить на то, чтобы уточнить координаты. — Мы не знаем этого наверняка. Плюс — мы не знаем, сколько он будет в отключке, и тем более не знаем, смогут ли батареи выдержать натиск орков, — возразил майор Монтиас. — Он прав, — поддержал Ригарт. — У нас слишком много неизвестных переменных, чтобы дальше тянуть. Надо действовать сейчас. И, если потребуется, то придется стрелять несколько раз. — Мы не в состоянии себе подобного позволить, — сразу же произнес я. — Мы вынуждены себе подобное позволить, — ответил сразу Лотим. — В данной ситуации любой риск оправдан. — Возможный результат перекрывает любые затраты на его достижения, — продолжил уже Себастьян. — Но если будем медлить, мы можем упустить момент. Нужно действовать быстро. Я закрыл глаза и выдохнул. Ладно, хорошо, тут они были правы. Возможность уничтожить телепортационный маяк Корвуарца, а вместе с этим — запереть его на острове, действительно стоила того, чтобы настолько сильно раскошелиться. Однако я все еще не хотел настолько сильно рисковать. Не сказать, что я совсем не любил рисковать, но риск оправдан тогда, когда шансы успеха действительно большие. Здесь они были мизерные, а вот возможные потери при неудаче — слишком серьезными. — Давайте дождемся вердикта консилиума и будем решать, что делать дальше, — предложил я. Пускай я мог просто приказать, делать этого не хотелось. Передо мной были не те люди, которых я хотел задавить уставом. Маршал Монларт же, в свою очередь, молчал и слушал, за что я ему был благодарен. Он все равно примет любое решение, просто потому, что у него выбора другого особо нет. — Приемлемо, — отозвался Себастьян. Остальные согласно кивнули. — Магос Финцельд? — обратился я к техножрецу, что, как и обычно, бесстрастно стоял, смотрел и молчал. За все время кампании я успел к этому привыкнуть. До такой степени, что иногда просто забывал, что он тут вообще есть. — Проводится анализ полученных данных. Расчетное время — шесть минут, двадцать пять секунд. Ожидайте, — прострекотал синтезированный голос служителя Адептус Механикус. — Принято, магос. Мы подождем. Никто не стал заводить какой-то разговор. Пока шло ожидание, все тихо занимались своими делами — как-никак, на каждом из майоров было по одному батальону и им требовалось постоянно мониторить ситуацию и раздавать приказы, а маршалу так и вовсе следить за всеми войсками СПО, у которых проблем было предостаточно. И вот, время истекло. — Анализ данных завершен. Вердикт консилиума вынесен. Расчетное время возращения объекта «Уинстон. Рафкан.» к профильной деятельности — двадцать восемь часов. Расчетная погрешность результатов — тридцать минут. Слова Финцельда звучали, как выстрелы болт-пистолета. В голову. — Мы не в состоянии столько ждать, — сразу же проговорил Лотим. — Я не могу гарантировать, что у нас получится удерживать хотя бы одну из двух батарей столько времени — орки слишком быстро подводят все новые войска. Если же бросать туда наши подкрепления, это грозит оголить другие участки фронта, особенно к югу от города. Спорить со всеми этими доводами было невозможно, как бы я ни хотел. У меня была последняя надежда — на то, что Рафкан придет в себя быстро, но этого не случилось. И теперь мы стояли на пороге полного провала всей затеи. Потеряй мы батареи сейчас — и для уничтожения маяка придется организовывать контратаку, которая может обойтись слишком дорого. — Магос Финцельд, Уинстон способен говорить в данный момент? — спросил я, понимая, что без него все равно ничего нельзя было сделать. — Да. — Хорошо. Тогда начинаем. Сообщите ему, когда мы выстрелим — нам нужно будет подтверждение, что мы попали и маяк уничтожен. — Принято, — произнес магос, в то время как я начал отсылать необходимые, заранее заготовленные приказы о применении ядерных снарядов, подтверждая их кодами и координатами. В это же время голографическая карта поменялась, и теперь на ней была видна схема города, фронта и батареи. — Лейтенант Амдис Хонсар, шестой артиллерийский взвод, сэр, — проговорил четкий голос из динамика голопроектора. — Приказ, координаты и подтверждение получены. Идет зарядка ядерного боеприпаса и корректировка орудия. Расчетное время — две минуты. — Так держать, лейтенант. Доложить по готовности, — проговорил я, при этом чувствуя внутри себя нарастающее волнение. Каждый раз, когда мы применяли эти снаряды, я волновался за то, что мы могли потратить их недостаточно эффективно. Их было слишком мало. Хотя я и радовался тому, что они у нас вообще были. «Спасибо, комиссар…» — произнес я про себя. Вот уж кто-кто, а он заслуживал благодарности за это. Если бы не его идея, мы бы вряд ли попытались провернуть тогдашнюю операцию. — Орудие заряжено и скорректировано, сэр. Готовы стрелять, — вновь прозвучал голос лейтенанта. Сердце забилось чаще. Я посмотрел на майоров. На маршала. Все кивнули. — Огонь. — Орудие-пять — огонь! На голографической схеме возникла желтая точка, обозначавшее орудие. От него отходила пунктирная дуга — расчетная траектория снаряда. Рядом с точкой — таймер, отчитывавший секунды и миллисекунды до детонации. И вот, в бледно-красном круге расчетной зоны вспыхнула небольшая ярко-белая точка, а вместе с ней — красное, оранжевое и желтое кольца, обозначавшие радиус поражения. Сложно было представить, что сейчас там творится кромешный кошмар, в котором двадцатикилотонная волна сминала все на своем пути, одновременно выжигая все, что могло гореть. В штабе воцарилась тишина. Я знал, что сейчас Финцельд дистанционно получал данные от Рафкана. Надо было ждать. — Сообщение от объекта «Уинстон. Рафкан.», — начал магос. — «Я… Я чу-чувствую… Ви-вибрацию… По-помехи… З-задели его… Не-не п-попали…». — Блять… — прошипел я, сжимая кулаки, прослушав запись голоса Уинстона. Промахнулись. Один снаряд впустую. Так и знал. — Нужно еще раз. Сейчас же! — громко произнес Гунарт. Стоило признать — он был прав. Если отступить сейчас, то все будет напрасным. — Магос, Уинстон может скорректировать нас? Быстро! — «Не… Непонятно… Сложно… Где-то… Юж-нее…» — вновь послышался голос Уинстона. Он был измучен до предела. Опасно было заставлять его работать в таком состоянии, но это было необходимо. — Магос, найдите самую вероятную точку дислокации маяка южнее от точки попадания, и как можно быстрее, — проговорил я, чувствуя, что сердце стучит еще сильнее. — Принято. Ожидайте, — все так же бесстрастно произнес магос. Уже через несколько секунд с его стороны начал доносится тихий гул, похожий на вентиляцию, а над головой, если присмотреться, было заметно марево, как от теплого воздуха. Скорее всего, это означало, что магос очень быстро думал. Я в этом мало разбирался. — Скорректированные координаты получены. Требуется подтверждение, — наконец-то произнес магос спустя секунд двадцать. Для него это было очень много. С помощью клавиатуры я вновь подтвердил координаты и отправил их вместе с приказом на новый обстрел. — Приказ, координаты и подтверждение получены. Идет зарядка ядерного боеприпаса и корректировка орудия. Расчетное время — полторы минуты, — произнес лейтенант с той стороны. — Принято, лейтенант. Доложить по готовности. Полторы минуты прошли невероятно медленно. Сейчас каждая секунда была на счету. Находился ли Корвуарец сейчас в городе или где-то на острове? Доложили ли ему обо всем или взрыв все же нарушил связь орков? Сколько у нас еще времени до того, как он все поймет? Эти вопросы не давали мне покоя. — Орудие заряжено и скорректировано, сэр. Готовы стрелять, — прозвучал голос Хомсара. «Боже-Император, помоги…» — Огонь. — Орудие-пять — огонь! Вновь мигнул желтый огонек, от которого отходила пунктирная дуга траектории. Вновь таймер отсчитывал секунды до детонации. Вновь вспыхнула белая точка, от которой отходили три кольца горячих цветов. «Ну давай же…» — «П-почти… Б-близко… З-запад… З-запад… А…» — послышался голос Рафкана из динамиков Финцельда. Я зажмурил глаза и сделал несколько вдохов, пока все три майора вовсю матерились, наплевав на любое приличие. «Блять, блять, блять!» Еще один промах. Еще один снаряд был потрачен. Однако шанс был. Мизерный, но был. И он был последним. — Магос, корректировка согласно последним данным. — Принято. Ожидайте. Ждать пришлось секунд пятнадцать. — Скорректированные координаты получены. Уведомление: радиус поражения затрагивает «Объект-Альфа-Пять», — послышался голос Финцельда. «Объектом-Альфа-Пять» называли десятинный мануфакторум «Соктомор». Его орки все еще даже не пытались взять штурмом, что нас сильно удивляло. По всей видимости, Корвуарец хотел оставить его на потом, когда разберется с нашими главными силами. Там находился большой гарнизон СПО. И сейчас они были в радиусе поражения. — Неважно. — Принято. Ждать, пока солдаты СПО отправятся в убежище, мы не могли — у нас на счету была каждая минута. Единственное, что меня утешало — там уже, скорее всего, поняли, насколько все плохо, и приготовились сами. Мельком я глянул на маршала Монларта. Тот тоже выражал волнение за ситуацию, но на ситуацию с СПО он никак не отреагировал. Или он понимал, насколько все важно, или ему было просто плевать на рядовых солдат. Сейчас это меня не волновало. — Приказ, координаты и подтверждение получены. Идет зарядка ядерного боеприпаса и корректировка орудия. Расчетное время — полторы минуты, — повторил лейтенант, все так же отвечая согласно уставу. Император свидетель, мне сейчас было плевать на устав. — Доложить при готовности, — все же произнес я. Следовало это делать, иначе лейтенант мог не узнать, что я его слышу, и повторить. — Орудие заряжено и скорректировано, сэр. Готовы стрелять. Я вновь посмотрел на майоров. У всех троих в глазах горело волнение. — Боже-Император, помоги нам… Лейтенант. Огонь. — Орудие-пять, огонь! Секунды шли, словно часы, а миллисекунды — словно минуты. Я смотрел на этот таймер, больше ни на что не отвлекаясь. Шесть… Пять… Четыре… Три… Два… Один… Еще одна белая точка, третья по счету. Оранжевое и желтое кольца полностью охватывают мануфакторум. О том, какие разрушения сейчас приносила с собой ударная волна, я даже думать не хотел — здания мануфакторума не были рассчитаны на боевые действия. Наступила тишина. Лишь мое дрожащее колено шуршало брюками. Пальцы были настолько сильно сжаты, что побелели. Мы все ждали. — «П-попали…» — послышалось со стороны Финцельда. — Слава Императору… — выдохнул я вместе с остальными. Хотелось кричать от радости. Кричать и материться. Остальные, даже маршал Монларт, были в таком же состоянии. — Внимание: остановка сердца объекта. Санкционированы реанимационные мероприятия, — прервал нашу радость голос техножреца. — Блять! — прошипел я, осознавая, что происходит. Все же организм Уинстона не выдержал нагрузок. — Зафиксирована сердечная активность. Реанимационные мероприятия продолжаются, — я выдохнул. Во всяком случае сердце было запущенно, а значит, дальше биологусы Финцельда смогут справиться. — Внимание! Зафиксирована нестабильная псайкерская активность. Санкцинировано введение псайко-ингибиторов. Внимание! Зафиксирован экспоненциальный рост псайкерской активности. Санкционирован протокол «Омега». Объект ликвидирован. Магос замолчал. В штабе повисла гробовая тишина. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы полностью осознать, что произошло. Уинстон Рафкан, наш полковой псайкер и мой старинный друг, с которым прослужили десять лет, мертв. Убит. — Бог-Император, прими душу слуги своего, ибо служил он достойно, — прошептал я, сложив руки в аквиле. Единственное, что меня утешало — его жертва была ненапрасной. Мы смогли. Мы уничтожили этот проклятый маяк. Ловушка захлопнулась.На следующий день. Полевой госпиталь. Комиссар. Августин Мерцелиус.
Вначале я услышал какие-то непонятные голоса. Было сложно определить, сколько их, и уже тем более — понять, о чем они говорят. Только потом начал понимать. Я проснулся. Я чувствовал свое тело — левую руку, две ноги, торс. Правую руку я не ощущал — скорее всего, выключена. Глаза тоже не работали. Вот слуховые аппараты мне уже поставили. Еще немного полежав, понял, что к левой руке подсоединен катетер, а к груди — датчики от кардиомонитора. Среди говоривших удалось разобрать минимум три голоса — два человеческих и один синтезированный. Техножрец. Однозначно. Суть разговора я тоже примерно уловил. Они говорили обо мне, о моих показателях и о том, что мне вводили и сколько. Неожиданно я почувствовал пальцы на голове. Секунда, и мои глаза включились. Первое, что я увидел — размытые силуэты и темный фон позади. Лишь когда глаза сфокусировались, понял, что это были два врача и, как я и думал, техножрец. Все трое смотрели прямо на меня. — Господин комиссар, вы меня слышите? — спросил меня один из врачей. — Да. Нормально, — сразу же ответил я. — Хорошо. Полежите еще десять минут, мы закончим ввод препаратов, — сказал тот же врач. — Понял, — спорить я не стал. Смысла в этом не было. Чувствовал я себя хреново — словно беспробудно бухал, смешивая все, что вообще можно было считать алкоголем. Голова болела невыносимо, все мышцы ныли, а желудок мутило. Однако я стойко потерпел все десять минут, после которых от меня отключили датчики и катетер. Сев на кровать, я начал разминать затекшие мышцы, одновременно треща каждой косточкой. — Ваши анализы в норме, господин комиссар, — проговорил один из докторов, проверяя какую-то книжечку. Это был уже немолодой мужик, лет пятидесяти, у которого на лице прямо жирными буквами было написана усталость. Можно было только представить, какой в Санитарном Корпусе творился аврал по части пациентов от одной только гвардии. — Какие-либо жалобы есть? — Кроме того, что меня словно прожевали и выплюнули — ничего, — ответил я без утайки. Смеха в моем голосе не было. Как и настроения шутить. — Хорошо. В пределах допустимого. Аугментика? Проверив вначале руку во всех местах, а затем глаза, я удовлетворился, что все нормально. — Норма. — Хорошо. Проверим рефлексы. Врач достал небольшой молоточек и ударил по коленным чашечкам. Те сразу же отозвались. — Рефлексы снижены в пределах нормы. Полное восстановление в течение десяти-двенадцати часов. Вы можете возвращаться в строй, господин комиссар. — Большое спасибо, доктор. Если что, вы можете идти, — сказал я, решив, что не стоит задерживать мужика. Ему явно было чем заняться, кроме как почти здоровым комиссаром. — До свидания, господин комиссар, — произнес мой собеседник и быстро ушел к другим пациентам, которых в этом госпитале хватало с лихвой. Затем я повернулся к своей четверке. — Сколько я пролежал? — Трое суток и шестнадцать часов, — отрапортовал Дима. — Понятно. Что по обстановке? — Полковник обстрелял Соктомор тремя ядерными снарядами, — сразу же начал Аскирт. — Маяк орков уничтожен. Вместе с ним уничтожили и глушилку, потому у нас теперь есть связь. — Вот так новости… — удивленно произнес я, внутренне радуясь тому, что услышал. Наконец-то. Наконец-то мы смогли одержать победу. Причем сразу же две. Без маяка и глушилки орки лишались огромного преимущества над нами. — Теперь к плохим новостям, — продолжил Аскирт, отчего настроение сразу же начало идти вниз. — Орки как с цепи сорвались. Атаки идут по всем направлениям. На южном участке полный пиздец, орки продвигаются все дальше, а у артиллерии начинается дефицит боеприпасов — слишком много потратили на то, чтобы остановить танковый прорыв. Плюс авиация снова устраивает массовые бомбардировки. Зенитки их гасят, но и сами несут потери. В общем и целом, как сказал майор Веркис, цитирую: «Мы больше погружаемся в дерьмо, чем выплываем из него». Если что, через десять минут начинается собрание офицеров — майор Веркис назначил его к твоему пробуждению. — Ясно. Тогда не будем заставлять его ждать. Я быстро стал одеваться в новую форму. По сути своей, это была форма гвардейца — от формы комиссара я уже давно отказался, чтобы не привлекать лишнего внимания. Правда, некоторые отличительные черты все же были. На груди, с правой стороны, черной краской был нарисован ровный знак Официо Префектус. Такой же знак был нарисован на всю спину и на каске. Плюс ко всему к экипировке шел болт-пистолет с магазинами и цепной меч. Не самая легкая ноша, но все же полезная, с этим нельзя было поспорить. Особенно после прошедшего боя. Закончив со всем и схватив сразу несколько батончиков у Аскирта, я вышел из лазарета вслед за Димой, одновременно начав быстро есть, запивая все водой. Конечно, вкус у них был отвратный, однако на голодный желудок и они казались прекрасной едой. К моменту, как мы подошли к штабу майора Веркиса, я успел съесть уже пять штук и выхлебать всю свою флягу. Голод не уходил, но я знал, что это временно — просто надо, чтобы все начало перевариваться. — Господа, — произнес я, входя в зал совещаний. Здесь были сам майор, десять капитанов, младший комиссар Финтур и множество офицеров СПО вместе с несколькими техножрецами, которые, судя по броне и аугментике, являлись командирами местных подразделений. — Господин комиссар, — ответил мне майор Веркис. За последнее время он стал очень похож на полковника Шеркина. Такой же уставший и заебаный. Посмотришь на него и не скажешь, что он может быть весельчаком и душой компании. — Очень рад, что вы уже на ногах и смогли к нам присоединиться. — Как и я, майор, — я сел на выделенный мне стул за столом, на котором сейчас была бумажная карта. — Общую ситуацию мне уже объяснили, так что предлагаю начинать. — Ситуация осложнилась еще сильнее, — без всяких предисловий начал майор, окинув всех взглядом. — Полчаса назад связь с Центральным Штабом оборвалась. Мы предполагаем, что орки уничтожили все антенны связи на горе и не дают оттуда носа высунуть своими бомбардировками. Однако даже не это самое плохое. Как вам уже известно, орки начали массированное наступление по всем фронтам. Но особенно упорно движется их танковая армада — судя по сообщениям, там просто долбаная бойня, а резервов у нас не так уж и много, особенно по части бронетехники. И движутся они прямиком к горе. Наш морской флот прибудет лишь через восемь дней — мы расположили его достаточно далеко, чтобы исключить шанс обнаружения орочьей авиацией. До этого времени орки точно смогут пробиться к горе и без особого труда захватить ее. Как только это произойдет, Корвуарец сможет залечь в тамошних шахтах намертво, и тогда его ни ракетами, ни даже ядерными снарядами не достанешь. Более того, у него будет достаточно времени, чтобы создать новый телепортационный маяк и сбежать с острова. Полковник ясно дал понять, что этого допустить нельзя. Потому у нас остается лишь один вариант — отвлекающий маневр. Мы не успели обсудить с полковником цель нашего предстоящего удара, однако я взял на себя смелость действовать под свою ответственность и выбрать ее самому. Ею станет порт Соктомор. По штабу пронеслась волна удивленных шепотков. Я и сам был удивлен словами майора. Порт являлся глубоким тылом орков, противоположной частью города, который был ими наводнен. Пытаться идти туда было той еще затеей. Однако я знал, что майор совсем не дурак. И если у него был план, значит, была и аргументация. — Майор, почему мы не можем атаковать танковые силы орков во фланг, особенно, если у нас есть связь со всеми подразделениями? — спросил один из капитанов гвардии. — Мы можем организовать контрнаступление одновременно с севера и юга, тем самым окружив их. — У орков слишком много бронетехники, — сразу же ответил Себастьян. — До уничтожения телепортационного маяка они смогли не только закрыть все свои потери по части бронетехники, но и увеличить ее численность. Мы не осилим подобное. Порт же, в свою очередь, сейчас открыт, как никогда — три ядерных удара вычистили огромную часть города. Более того, мы все еще имеем хорошие плацдармы возле самого города, что увеличивает наши шансы. Но самое главное — это то, насколько важен порт теперь для орков. Именно там сосредоточены корабли, на которых еще можно уплыть. Именно через него идет основное снабжение. Корвуарец потерял маяк, и порт теперь единственный способ сбежать отсюда. Даже простая угроза ему заставит ублюдка повернуть назад — в этом сомнения нет. Нам остается только всеми силами атаковать и создать эту самую угрозу, после чего продержаться до подхода флота, не дав никому сбежать. После этого судьба орков будет предрешена. Возражений не последовало. Никаких. Все обдумывали слова майора, и я вместе с ними. План был хорош. В этом не было сомнений. Пускай это было авантюрой — идти в наполненный орками город, когда по всем фронтам ситуация была едва ли не катастрофической. Однако с другой стороны — это могло сработать. Если мы заставим Корвуарца повернуть назад, если мы не дадим ему занять гору и при этом не дадим покинуть остров на кораблях, то это будет означать конец войны. — Что ж, майор, — произнес я, решив, что самое время сказать свое слово, — ваш план действительно может сработать. Предлагаю начать подготовку незамедлительно. И с благословения Бога-Императора, мы одержим победу. — Аминь, господин комиссар, — проговорил майор, и за ним сразу же повторили все остальные. И после этого мы начали обсуждение плана операции, от которой зависел итог всей этой войны.