***
Карл в дурацкой шапке с кисточкой. В руках аттестат, в голове — скучный план его жизни авторства Рика. У Карла оба глаза на месте. Но в свете тусклых библиотечных ламп, он ни черта не может увидеть. Потому что на часах уже три, а завтра итоговый тест. А может быть, нет никакого теста, и Карл уже два года как работает в дешевой придорожной закусочной, подливая кофе в потемневшие от налета чашки. Ему не хочется возвращаться в грязную дыру, которую в коротких телефонных разговорах с матерью он гордо называет «дом». И каждый вечер после смены идет в какой-нибудь в бар. Надирается. Рассказывает случайному собеседнику, как однажды, устав от постоянного контроля папаши, хлопнул дверью и свалил, куда глаза глядят. Глаза вывели его на захолустье с работенкой в придорожной забегаловке и тараканник с дешевой арендой, зато теперь он сам хозяин своей жизни. И это его охуенно-взрослое решение. Тест все-таки был, и Карл, ослабляя удушливый галстук, устало смотрит на панораму приевшихся серых высоток. Наполированные ногти отбивают по красному дереву фортепианную партию ре-минорного концерта Баха, дорогие часы бликуют на стекла очков в тонкой оправе. Вместо падающих на лицо волнистых прядей — прямые волосы, зачесаны назад. Карл достает пистолет из ящика стола и вышибает себе мозги. Наверное, так поступают эти нервные парни, осознав, что скоро готовы будут убить за банку консервов и антисептик. А их кредитка неплохо сгодится вместо ложки, чтобы эти консервы жрать. Если, конечно, не делают этого раньше, как в той истории про официанта в закусочной. Или пронырливого страхового агента. Таксиста, инженера, музыканта, фотографа, садовника, хирурга, полицейского, в конце концов… Он подставлял его лицо к чужим телам как в тантамареску, и всегда выходило смешно. Всегда был только один Карл. И тот Карл ловко орудует мачете, рассекая хрипящие черепа. Метко стреляет по мишеням из своего пистолета, и плевать он хотел на то, что у него всего один глаз. Холодный взгляд, расчетливый ум, беспристрастный выбор — это Карл. Ниган воспитал его сильным бойцом, и это лучшее, что могло с ним случиться. Что в том мире, что в этом. Его голос не дрогнет, отдавая приказы, как не дрогнет и его рука, забирающая свою половину. Ни один мускул на лице не выдаст эмоций. Как сейчас, когда он спит. Спящий Карл мало чем отличается от Карла не спящего. Его открытый глаз обычно выражает только гнев и печаль. Должно быть, второй выражал остальные эмоции, но его просто нет. Поэтому Ниган чаще смотрит на губы. Смотрит сейчас и пытается вспомнить, слышал ли он хоть раз его настоящий смех.***
Карл отводит взгляд и тихо усмехается, когда на собрании Ниган, матерится, как старый матрос, умудряясь одним только матом составлять предложения, смысл которых понятен ему одному. С гордой ухмылкой Карл швыряет карты на стол и сгребает все фишки. Гэри бьет кулаком по столу и предлагает Карлу в следующий раз спрятать за патлами все лицо, а не только половину. На что тот достает нож и, приставив к глазу противника, предлагает уравнять шансы. Карл не любит эту тему. А бывает, Карл зависает. Смотрит куда-то в сторону, немного прищурившись, а уголок его рта едва заметно плывет в горькой улыбке. Ниган ненавидит это.***
Прежде чем подумать о том, что выглядит сейчас чертовски странно, он указательным пальцем легко касается мальчишеской верхней губы. Тут же убирает руку и замирает, услышав в ответ недовольное мычание. Карл не просыпается. Только быстро облизнувшись, подергивает носом. Так по-детски. Он спит на животе, уткнувшись в подушку правой щекой. Не видно дыры вместо глаза, не видно шрама от огнестрела. Выглядит таким беззащитным, что кажется, шелк на подушке в кровь расцарапает кожу. Спит так безмятежно, как только могут спать дети. Дети, которые умеют убивать, но в остальном остаются беспомощными. Они жаждут знать, но могут только верить. Заставишь верить тебе, станешь их Богом.***
Нет, он не должен думать о нем так. Не после того, что с ним сделал. Не после того, что еще будет. Эти губы делают то, что не положено делать детям. С этих губ срываются совсем не детские стоны. Пусть улыбку на них можно заметить нечасто, Ниган знает: когда они по-особому приоткрыты и слегка подрагивают, Карлу хорошо. Пожалуй, это все, что ему нужно знать. Каждый раз, глядя на Карла, он напоминает себе, о том, что это все сраный конец света. Кажется, однажды он посмотрит на него, спящего рядом, и возникнет опасное чувство, что все хорошо. Посмотрит — и пропустит удар. Как пропустил тот момент, когда из забавного мальчишки, так отважно грозящегося его убить, он превратился … В кого?***
Карл не был его правой рукой и не должен был ею стать. Скорее мечом в этой руке, занесенным над отцовским сердцем Рика, лишь потому что голова его еще пока нужна Нигану. Нужна целой, чтобы Рик мог собирать для него барахло, за которым вскоре приедет его же собственный сын. Нужна целой, с глазами, и чтобы их хорошо было видно в тот самый момент. Мысль об этом забавляла Нигана. Он был гребаным ценителем забав, ведь в конце света забавного мало. А Карл забавный. Перерезав живых и мертвых столько, сколько не режет потомственный мясник за всю свою жизнь, он не знает, как бриться «Опаской». «Против роста, пацан, всегда против роста». Глядя в зеркало, Ниган сжимает меж пальцев его намыленный подбородок, а грудью чувствует, как напрягаются плечи мальчишки, когда лезвие бритвы доходит до кадыка. Ниган улыбается — Карл боится сглотнуть. Забавно, что в мире, где всем насрать, есть ли тебе двадцать один, Карл ни разу не пробовал пить. «Давай, пацан, пей!». Карл сидит напротив. Задумчиво вертит стакан в руке, прежде чем подносит к губам. Замирает и смотрит на Нигана то ли, выжидая, пока тот сделает первый глоток, то ли хочет еще раз услышать, что «можно». А потом вдруг отводит взгляд, шмыгает носом и отпивает уверенно. Видимо, осознав, что запретить ему больше некому, а тот, кто и мог бы — сейчас позволяет. Карл падает на спинку дивана и выглядит так, будто кто-то разом вспорол все веревки, опутывающие его с ног до головы. Он дышит как тот, кто всю жизнь находясь под водой, делает первый свой вдох на поверхности. Говорит, будто старая ведьма вернула ему его голос. Карл, — забавный и пьяный, — даже чем-то похож на обычного подростка, если не смотреть в его глаз и не спрашивать, как вышло, что он только один. Нигану, — нетрезвому и любопытному, — почему-то кажется, что сейчас лучшее время спросить об этом. Карл рассказывает спокойно, будто ему все равно. В доказательство этому даже срывает повязку, послав ее к черту. Нависает над Ниганом и предлагает потрогать пустую глазницу, припоминая, как не дал это сделать в прошлый раз. Злится, наверное, что чуть не заплакал тогда. И всем своим видом кричит о своем равнодушии, но щеки тут же краснеют, как только чужие пальцы касаются рваных краев. Нигану кажется, что лицо Карла слишком близко к его лицу, а потом ощущает тяжесть на своих коленях. Карл забавный, пьяный и смелый. Приятный на вкус. Нежный на ощупь. У Карла крутой прогиб в спине. Джинсы явно ему велики, и ладонь Нигана, свободно скользнув ниже поясницы, сжимает упругие мышцы. У Карла густые длинные волосы — приятно проходят сквозь пальцы. У Карла горячий влажный рот. Неумелый, но Нигану нравится. Нравится настолько, что, с трудом оторвавшись от чудного вида меж своих ног, он закрывает глаза и не может сдержать улыбку, представляя взгляд Рика. Взгляд Рика, узнавшего, что сейчас держит во рту его сын. И это забавно. Частенько представляя взгляд Рика, Ниган не замечал того, как смотрит на него Карл. Смотрит задумчиво, подолгу не отводя глаза. «Давай, пацан, пей!» Говорит он с циничной улыбкой, зная, как после трех глотков виски, щеки Карла начнут розоветь. Зная, что скоро он пересядет на диван, и «незаметно» будет пододвигаться все ближе и ближе, пока рукавом своей рубашки не начнет щекотать Нигану плечо. А где-то на середине бутылки руки Карла найдут повод «случайно» его задеть. Зная, что от выпитого виски у Карла притупляется инстинкт выживания, а на смену ему приходит какой-то другой. Тот инстинкт, что позволяет Нигану сделать то, что было лишь вопросом времени. У Карла сильные ноги. Они так крепко сжимают талию Нигана, что, тому даже больно. Конечно, не так как Карлу. Карл горячий снаружи и горячий внутри. У Карла мокрые волосы липнут к лицу. Он, задыхаясь, глотает воздух через приоткрытые губы. У Карла голос с хрипотцой, когда ему хорошо. И это забавно. Забавно, что Ниган вообще тратит время на все эти игры. Тратит виски на пацана, вместо того, чтобы подойти и взять в любое время то, чего ему хочется. Так, как он привык. Но с Карлом почему-то тянет — цедит через соломинку, когда мучает жажда. И поцелуи вкуса сладковатой родниковой воды, делают жажду только сильнее. Карл целует нежно, трепетно, отчего ладони Нигана сжимаются в кулаки. Нечто подобное он ощущает внутри себя, когда понимает, что отдает ему Карл. И чего ждет в ответ.***
Он больше не видит взгляд Рика. Он занят тем, что не смотрит на Карла. Убеждает себя в том, что нервно поглядывает в окно из-за подозрительного движения в здании напротив. Десять минут назад. И двадцать, и тридцать, и сорок… Похмелье, ноющее запястье и в целом хреновый день — причина, по которой он срывается на Саймона, докладывающего о том, что патрульный отряд задерживается на час. Тот самый отряд, где Карл. И когда нога Карла только касается пыльной земли у ворот, сходу начинает орать на него за то, что тот хреново справляется, а сам пытается стереть из мыслей навязчивый образ одноглазого мертвеца в шерифской шляпе. Карл молча разворачивается и уходит, кинув на землю какой-то серый сверток бумаги. В нем – пара шикарных черных перчаток, определенно не на изящную кисть. Нахрена Карлу перчатки? Блять. Ниган еле сдерживает себя, чтобы не поправить пряди волос, которые вот-вот выбьются у Карла из-за уха и свалятся к нему в тарелку. А когда это происходит, еле сдерживает улыбку, услышав, что из его «французского» Карл все же кое-что почерпнул. Он не замечает его родинку под нижней губой. Не знает, что по памяти сможет нарисовать карту всех этих блядских шрамов, веснушек и родинок на его теле если потребуется. Не замечает, что у Карла длинные красивые пальцы. Не представляет их скользящим по струнам или бегущим по клавишам. Ему достаточно того, что днем они крепко сжимают рукоять и ловко взводят курок, а по ночам - впиваются в его спину и судорожно комкают простыни в его постели. А когда, эти пальцы смыкаются на его естестве, у Нигана перехватывает дыхание, и, кажется, они как раз на том месте, где должны быть.***
Карл не спит. Глаз широко распахнут. Ниган смотрит на него, и не видит, как от утреннего солнца крохотный зрачок тонет в голубой радужке. Он пытается прикинуть, как давно этот паршивец таращится на него в свой монокль, и почему он вовремя этого не заметил. — Проснись и пой, блядское милое личико! — Ниган подмигивает и широкой улыбкой прикрывает перед Карлом свою наготу. И Карл улыбается в ответ. У Карла всего один глаз, но он видит, как смотрит на него Ниган.