Ты жмешься ближе к куртке и чувствуешь соломенный мех, скребущий по твоей шее и щекам. Тебе противно, но выбирать не приходится. Санс внимательно смотрит за тобой и усмехается, когда маленькие ранки покрыли щеки следами «прутьев» его куртки, и не спешит помочь. Всё также не доверяет.
Ты кутаешься в ней, просовывая в рукава исхудалые руки. Все в порезах и царапинах, не раз быв отрезанными его тесаком, они уже привыкли лежать на снегу или стойке его станции. Шею покрывают точно такие же, и ты не понимаешь, почему они остаются даже после смерти.
Сквозь следы шрамов и порезов прорубаются грязные цветы, охрой обрамляя твои руки. Их жутко больно дергать, а этот скелет, что сейчас лишь в футболке и шарфе, с сумасшедшим интересом выдергивал их из твоей кожи. Как же ты кричала, всё подземелье должно было слышать твою боль.
Лицо покрыто цепочками из них, а на веке уже пророс один и полностью закрыл тебе правую сторону. Ты с упоением вспоминала, когда ещё могла видеть обоими, но в тоже время чувствовала себя на месте Флауи, который с одним глазом живет довольно долгое время. Печален факт, но спасти тебе его не суждено. Теперь только его на вид хрупкие лозы сдерживают гневные порывы матери, чей ребёнок снова сбежал. Даже после смерти, Флауи о тебе заботится.
Ноги покрыты чем-то вязким и липким, и ты невольно всхлипываешь от бессилия. Кажется, будто монстры могут разлагаться, и это ты сейчас собираешь на свои пальцы их обглодавшую временем плоть. Монстры тоже были оголодавшими… по твоему нежному телу. Будь возможность и ты накормила бы их всех настоящей человеческой едой, но здесь ей являешься только ты.
Санс наблюдает за твоими действиями и ухмыляется до тех пор, пока не услышит всхлип. Как же ты хотела бы попасть домой, избавиться от всех этих цветов и помочь монстрам выбраться из подземелья. Но кто-то хочет слишком много и всего сразу, а насчет последнего ты бы несколько раз покрутила пальцем у виска у себя же в голове. Скелет берет твою руку в свою и пытается её согреть, но кости ледяные и не греют.
— Не кисни, цветик, иначе скиснешь прямо в этом болоте, — его тонкие шутки почти всегда внушали страх, а это явно было угрозой. Но тебе лишь стало хуже и, сглотнув противный ком в горле, ты выдавила несколько слезинок. Они стекли по щекам и были таковы. Но… их стерли фаланги пальцев твоего единственного подопечного в мире отчаявшихся чудовищ. — Такая же наглая, как и при первой встрече…
Настроение поднялось, и невольно вырвался смешок из твоих уст. Твоё нахальство не знало границ, когда отказавшись от спагетти, быв напуганной видом зубов его брата, ты спокойно согласилась на хот-дог из рук Санса. За что поплатилась. И ты не сможешь скрыть все свои поступки от его алого глаза, безумно глядящего на тебя из единственной глазницы. Тебе почему-то это кажется смешным, ведь не только ты слепа на один глаз.
— Так-то лучше, а теперь пошли. Иначе эти руки утащат нас обоих за собой, — И ты невольно всмотрелась в рогоз, который и в правду напоминал эти части тела.
Как бы ни была по-жестки тепла его куртка, это не спасает тебя от цветов. Смело они вырастают даже в самых недоступных местах твоего тела, чем и пугают. Ты боишься, что когда-нибудь они прорастут тебя изнутри. Перекроют твою носоглотку. Но, пока что они покрывают только снаружи, что уже неприятно.
Тебя, как ребёнка, проводят через глубокую часть за руку, и ты устало смотришь на землю. Санс наслаждается покойной тишиной. Ноги адски мерзнут в воде, ты никогда не носила обувь за всё пребывание в подземелье. Края платья тоже промокли насквозь. И ты резко поскользнулась об склизкую вещь на дне и стремительно падала в воду, пока полностью не оказалась в ледяном аду.
Санс обернулся и силой поднял бедную тебя оттуда, раздраженно цокнув, видимо, на то что ты промочила его куртку. Он трясет тебя за плечи и капли попадают ему на лицо и белую футболку, образовывая узор. Будто осиновый лист, ты дрожишь на ветру. Неожиданно ты теряешь опору в виде земли и чувствуешь страх, колющий твои пятки, а из живота будто вынули все органы и оставили чистую пустоту. Лицо скелета нависает прямо над тобой, и ты чувствуешь его пальцы на своей спине и ногах, что временами меняются местами.
— Говорят, наглость — второе счастье, и это точно про тебя, цветик, — ты смущенно опускаешь взгляд на кулон с звездочкой. Она единственная, кто дружелюбно относится к тебе за всё это время. — Только посмей брыкнуться, как окажешься снова на земле.
— Ха-кха, — ты закашливаешься собственным словом, — Ты очень добр, Санс. — Тянешь последнее слово, на что получаешь маниакальную улыбку и убийственный взгляд.
— Осторожнее со словами, малыш. Ты должна думать, что и кому говорить. За такое от прежнего меня ты получила бы тесак в спину.
Ты лишь опечаленно вздохнула и погрузилась в тягучую дрему, что тревожила твою голову еще после тряски за плечи.
Твой сон больше ничто не сможет потревожить.
***
Тебе холодно и страшно. Грустно и одиноко… Последнего ты боялась до паники. Ведь здесь никого нет и полная пустота, ты одна и никто не поможет. Сердце не прекращает биться об стенки груди и тебе хочется вырвать его, чтобы оно не приносило страх. Или в этом виноват мозг? Тогда ты хотела бы не иметь черепа и достать его оттуда. Страшные вещи приходят в голову от отчаяния.
Ты начинаешь звать кого-нибудь, чтобы пришли, чтобы помогли и забрали отсюда, но сон странный и до ужаса пустой. Обнимаешься себя только ты и смотришь на чашечки коленей, покрытые цветами. Невольно хочется сдернуть их. Удерживаешься.
И настолько тихий голос доносит до тебя слова, и сердце бушует.
«Цветик… очнись, ты должна проснуться!»
…
Но ты не проснулась.
***
Новый цветок охры прорастает прямо у века левого глаза и ты учащено дышишь, но жива. И ты все ещё можешь видеть этим глазом, ты рядом со скелетом, который защитит и проведет тебя, хоть и виду не подаст. Ты чувствуешь и любишь, а значит ты живешь и будешь жить до тех пор, пока можешь проявлять эмоции.
Санс смотрит на тебя, что снова плачет и тянется к его лицу своими ладонями.
— Пожалуйста, Санс, можешь мне пообещать кое-что? — Он удивляется и его руки расслабляются, возможно, почти роняя тебя.
— Я силён в обещаниях также, как ты в попытках от меня убежать, но… валяй.
Ты берешь в свои руки всю настойчивость твоей души, даже если она возрождала тебя на моментах самого жуткого страха. И ты дрожишь.
— Обещай мне не дать остаться в одиночестве.
Молчание… секунда… две… Твоё дрожащее тело. Нежно до дрожи тебя опускают на землю.
— Обещаю.
