Круги на воде

Камень прошелся по воде, разводя широкие круги, прежде чем окончательно скрылся под кромкой воды. Один, второй, третий. Они плавно и размеренно расширялись, постепенно сходя на нет. И снова камень. Невольно напрашивалось сравнение с собственной уже привычной меланхолией, на которой изредка появлялись такие же круги из эмоций. Такао мог часами наблюдать за этим, бросая камни один за другим, теряя им счет. Это по-своему, по-хорошему, опустошало. Мир сужался до диаметра очередного круга, а за ним ни вселенной, ни людей, ни мыслей, ни тебя самого. Только круги на воде, одинаковые, не отличающиеся друг от друга. — Такао. — Рука дергается, и следующий камень с громким отрезвляющим плюхом идет ко дну, мир снова становится таким, каков есть: с вселенной и звездами, людьми, мыслями. Но с тобой ли? — Такао, — второй раз настойчивее. Казунари оборачивается, слабо улыбаясь окликнувшему и жестом предлагая сесть рядом на пирсе, — начинает темнеть. «Ты опять просидел здесь два часа, и я, черт бы тебя побрал, волнуюсь.» — Где-то между строк, между фраз, отдельных слов. Мидорима молча садится рядом, поправляет очки, думая, что за этим жестом незаметен кинутый вскользь недоуменный взгляд. — Ты когда-нибудь пускал «блинчики», Шин-чан? — Не приходилось, — отвечает он несколько секунд спустя, явно осторожно подбирая слова, сдерживая почти сорвавшееся с языка «Это бесполезная и нецелесообразная трата времени». «Может, оставишь немного камней берегу?» — примерно там же, меж слов, при взгляде на кучу из плоских камушков рядом с Такао. — А зря. Знаешь, это даже напоминает чем-то наше существование, — Такао подбросил в руке новый «снаряд», прежде чем запустить еще один «блинчик». — Ты и философия? Ты только что пошатнул мой скептицизм относительно параллельных вселенных, в нашей такого сочетания случиться не могло. — Мидорима снова поправляет очки, пряча обеспокоенность за жестом и полушутливой фразой (от кого только набрался?). Он знает, что Такао давным-давно расшифровал значения всех его неосознанных жестов, привычек, и знает их даже лучше него самого. Но на то и расчет, таков уж его бессловесный стиль общения. Такао делает вид, что ничего не заметил. — Ровная и спокойная гладь воды, тревожимая волнами и кругами от ударов камней. — Такао хмурится, смотря куда-то на воду, или на противоположный берег, или не смотря вообще никуда, и говорит слишком тихо и серьезно, — но всему есть конец. Логический, неотвратимый конец. Что именно — его тон, вид, слова, сразу все? — вызвало у Шинтаро неприятное, ноющее чувство тревоги он не знал, и даже не был уверен в том, что хочет знать. Кто-то запустил обратный отсчет, он почти действительно слышал это навязчивое тиканье часов электронных, звук ссыпающегося песка, скрежет минутной стрелки. Вот только отсчет до чего? — Погода портится, нам следует поторопиться, вот что. — Мидорима неловко натягивает рукава на ладони, ежась от прохладного поднимающегося ветра, и медленно поднимается, крайним зрением по-прежнему следя за Казунари. — Твоя правда, Шин-чан, — говорит он, совершенно другой интонацией. Своей, привычной. Переводит взгляд на сгущающиеся облака на горизонте, вскакивает резко и, кинув последний взгляд на воду, нагоняет ушедшего вперед Шинтаро. Мидорима слышал надвигающуюся бурю.