Цепная лисица

Кожа у меня была бледная, ближе к молочной. Голубые глаза смотрели угрюмо из-под отросшей чёлки. Губы — плотные, крупные, вечно яркие, как полоски непрожаренного стейка. Оскалилась сама себе — и между передними зубами обнаружилась щербинка. Так и не дошли руки поставить брекеты, а ведь сколько раз собиралась. Рост — чуть ниже среднего, фигура худощавая, но подтянутая, спасибо ненавистным стометровкам. Да, без особенных форм, но и плоской меня не назовешь. В общем, обычная. Мимо пройдёшь — не заметишь. Я стиснула челюсти, сосредоточила взгляд. Отражение в зеркале выцвело, а на его месте проявилась белая вытянутая морда с умными жёлтыми глазами и блестящим носом. В пасти — клыки и влажный язык. Шерсть густела на шее и плотными волнами покрывала тело. Я тронула себя за пушистые плечи, за бока. Это всё ещё было моё тело — тело человека, но покрытое белым мехом, с полукружиями когтей на вполне человеческих пальцах, и пастью, полной острых клыков. Если бы я сосредоточилась и прогнала образ лисы, то под пальцами снова обнаружилась бы человеческая кожа. Два в одном, как говорится… Лиса и человек объединились, и всё же я различала свои чувства и её. Иногда мы действовали вместе, а иногда словно раздваивались, противореча друг другу. Я тянулась в одну сторону, лиса в другую — точь в точь двухголовая гидра… У других людей, как я заметила, было так же. Иногда человек и его зверь действовали заодно, как единое целое, а в другой миг показывали разные эмоции, смотрели в разные стороны, будто между ними случился рассинхрон, и они не могли договориться, что сделать и как действовать. Что если зверь — это вроде рудимента? Забытый звериный предок, который всегда рядом, как часть тебя, и вместе с тем — отдельно? Невольно мне вспомнился один мальчик из детства. Обычный паренёк, с которым мы познакомились в кружке рисования для младшеклассников. Не помню его имени, только прозвище, полученное за белобрысую макушку — Репа. У Репы на ноге было шесть пальцев. Почему-то родители не стали удалять рудимент. Может быть, они посчитали это забавным? Сын-мутант — вот так шутка. Или были из приверженцев “натурального подхода”. В итоге, шестой палец гордо демонстрировался всем желающим в свободное от рисования время и был предметом всеобщей зависти. Палец умел сгибаться и вздрагивать от щекотки, но Репа как-то поделился, что хоть и чувствует прикосновения, не может до конца управлять лишним пальцем, что тот двигается по своему собственному усмотрению и желанию. Репа однажды сказал, брезгливо рассматривая аномалию: “Словно пиявка к ноге присосалась”. Но подумав, добавил: “Но если эта пиявка делает меня особенным, то какая разница”. Я думала про лису, как про свою собственную “пиявку”. Она делала меня особенной, была связана со мной. Я чувствовала её, как чувствую руку, но всё же не была способна ею управлять. Лиса могла испугаться, запаниковать или даже обрадоваться помимо моей воли. Единственное, что было мне доступно — это фокусировать собственное зрение и менять местами образы: человеческий и звериный. Но даже когда я не видела лису, она никуда не девалась. Просто была спрятана от моих глаз. Прямо сейчас я стояла перед зеркалом второй час подряд и училась различать зверя. Увидеть его не составляло труда. Стоило расслабиться, отвлечься, и он приходил сгустком тумана. Комковался, обретал плотность и цвет, и вскоре облеплял меня, как вторая кожа. Руки удлинялись, лицо вытягивалось, по полу начинал недовольно метаться пушистый белый хвост. Затем, стиснув зубы, усилием воли я заставляла зверя блекнуть, распадаться, превращаться в едва заметную дымку. Дымка повторяла очертания моего тела и не исчезала, как бы я ни старалась. На ум приходило слово — аура. Интересно, не её ли изучают так называемые экстрасенсы и колдуны? На часах был полдень. Занятия в институте уже начались, но я трусливо откладывала момент, когда придётся переступить порог дома и выйти на улицу. Мир был похож на сафари с дикими животными, которые только и ждали, чтобы вцепиться кому-нибудь в глотку. Лиса была со мною солидарна. Поджав хвост, она скулила, стоило мне выглянуть в окно. Мы с ней — та ещё парочка. Не знаю как она, а я всегда была трусихой. Однако, час назад звонила мама. Я не взяла телефон, отправив смску, что на занятиях. Но страшно было представить, что деканат всё-таки связался с ней… У них нет её телефона, но чем чёрт не шутит! Даже зверо-монстры меня так не пугали, как перспектива вернуться в родной дом… Я потёрла лицо, желая прогнать воспоминания. Сейчас я живу одна, и всё это в прошлом. Мама далеко, в другом городе, да и с возрастом она стала куда терпимее. Вот только удушающий страх остался со мной — он жил в лёгких и напоминал о себе, стоило подумать про мать. “Забудь!” — сказала я себе. — “Нашла из-за чего париться! Что, других проблем нет?” Сейчас, важнее всего было поговорить с Алеком. Удостовериться, что он назвал меня “лисицей” по ошибке. Да, подходить к Псу лишний раз, то ещё унижение. Но какие у меня были варианты? С этими мыслями я и вышла из дома. Улица встретила осенним ветром и неприятной мелкой моросью. Ветровку давно было пора менять на что-то посерьезнее… Закутавшись в шарф, и обходя встречающихся на пути зверо-людо-монстров, я грустно поплелась к остановке, к которой уже подъезжал нужный автобус. Дойти до аудиторий мне было не суждено. У каменной арки, служившей входом на территорию университета, поджидал серый Койот. Я заприметила его ещё издали. От неприятного предчувствия похолодели ноги. Делая вид, будто вспомнила про важные дела, я резко развернулась и торопливо двинулась в обратном от универа направлении. Глупость, конечно, вряд ли староста поджидал именно меня. Делать ему что ли нечего? Но Лиса так испуганно тявкала, а инстинкты так громко вопили, что игнорировать их было невозможно. “Лучше отойду подальше, подожду пока этот стрёмный тип свалит, и тогда уже решу, как действовать”, — подумала я. Я шагала прочь, пытаясь отделаться от пугающего запаха Койота — сырой земли и полевой травы, но тот словно преследовал по пятам. Оставалось надеяться, что мне попросту мерещится из-за страха. Пройдя ещё остановку, я, наконец, оглянулась. И вздрогнула. Павел стоял прямо за моей спиной и миролюбиво улыбался. Вероятно, он редко практиковался в улыбках, потому что получалось у него из рук вон плохо. Скорее походило на оскал. — День добрый, — хмыкнул он, как ни в чём не бывало. — Ты ко всем людям подкрадываешься? — неприветливо спросила я. — Нет, только к прогульщикам. по-другому их не поймаешь. — Непрогуливающий студент — подозрительный студент, — глупо отшутилась я, но голос прозвучал, как жалкий писк. — Тебя же зовут Аустина, если не ошибаюсь. — Тина, — поправила я. Терпеть не могла своё полное имя. — Ти-ина, — протянул староста, его звериные глаза прожигали во мне дыры. — Нам нужно поговорить, Тина. Давай посидим где-нибудь, — Он оглянулся. — Как тебе вон та кафешка? — Он указал на ближайшую вывеску “Кафе У дома”. — Некогда мне с тобой рассиживать. — Да? А чем это ты занята? Давай, я настаиваю. Угощу чаем, так и быть. — Никак не могу, — я всё ещё лелеяла надежду сбежать, когда вдруг Койот, растеряв всю свою напускную вежливость, крепко взял меня под локоть. Я почувствовала его когти даже сквозь ветровку. Он буквально волоком потащил меня за собой. Его не волновали ни оборачивающиеся прохожие, ни моё мнение, ни уж тем более прогул занятий. На середине пути я пришла в себя, вырвала руку и дальше пошла с гордо поднятой головой, словно это была именна моя идея: посидеть в кафе с мутным типом. А что оставалось? Не съест же он меня, в конце концов? Мы сели за столик, и к нам процокала каблучками официантка. У неё была кроличья мордашка и торчком стоящие локаторы — уши. Плечи расправлены, грудь выставлена вперёд, как гордый трофей. И только глаза — мутные… Крольчиха замерла у нашего столика, поглядела на Койота, моргнула в растерянности и вдруг съёжилась под его взглядом. Кроличий нос заплясал, словно его кто-то дёргал за невидимые ниточки. Вжав голову в плечи, она протянула нам меню и, спустя пару секунд, уже была в противоположном конце помещения. Неужели учуяла, что столкнулась с хищником? Чувствует, но не понимает, в чём дело? Или тоже видит? Павел повернулся ко мне. Вид у него был самый что ни на есть плотоядный. — Ты же не собираешься её съесть? — неловко пошутила я. А в голове прозвучало продолжение — “а меня?”. — Не люблю выковыривать шерсть из зубов. — Для такого давно существует разделочный нож. Койот окинул меня цепким взглядом, точно выискивая что-то на моём лице. Кивнул каким-то своим мыслям и серьёзно спросил: — Про нож — это твоя навязчивая идея или просто неудачная шутка? Растерянно пожав плечами, я схватилась за меню, стрельнула взглядом по столу, выискивая, чем в случае опасности можно огреть этого психа по голове. — Поэтому поздно-прозревшие так опасны, — пробормотал Павел себе под нос. — Слушай, может хватит загадок? — у меня кончалось терпение. — В конце концов, это ты меня сюда затащил. Тебе чего нужно-то? Моё исключение так парит? — При чём тут исключение? — отмахнулся он, будто я глупость сморозила. — Хотел удостовериться кое в чём. Вот скажи… кто я? Отложив меню, я нацепила дежурную улыбку. — Староста потока. Грубиян. Стрёмный тип. Достаточно? — Кто ещё? — он ничуть не обиделся. — Может сравнишь, ну не знаю... с животным? — А можно с деревом? Я ясно понимала, чего он хочет, но такой поворот пугал только сильнее. С чего вдруг он мною так заинтересовался? Может, он отлавливает таких, как я, почём мне знать? Проверять желания не имелось. — Куда подевалась вчерашняя бравада? — Койот расслабленно откинулся на стуле, его два хвоста легли ему на колени. Он задумчиво постучал когтями по столу: — Зря упрямишься. Я твой единственный шанс дожить до конца недели. Или даже до конца дня. Думаешь, я один заметил, что ты прозрела? — Что, прости? Павел сделал неопределённый жест рукой. — Возвышение, прозрение, эскалация — называй, как вздумается. Вот только с чего вдруг у такой невзрачной, замкнутой зазнайки проснулся Эмон? — Он окинул меня задумчивым взглядом, будто высматривая что-то и не находя. — Выглядишь довольно заурядной. И родители, видимо, незрячие, раз совсем не в курсах. С тобой случаем чего-то драматичного в последнее время не происходило? Может, не знаю, родственник особенно эпично откинулся у тебя на глазах? Или, там, парень бросил? Для таких девушек как ты, это равносильно концу света. Я только головой покачала, не зная, как реагировать на такую наглость. — А не пошел бы ты? — я встала. Подавшись вперёд, Койот мягко обхватил моё запястье и потянул вниз, приговаривая, словно неразумному ребёнку: — Ну-ну, расслабься, не психуй. Может, чаю? Давай-ка, садись обратно. Я не закончил. Желания продолжать разговор не было, но ноги приросли к земле, колени подогнулись, и я села, словно под гипнозом — как тогда, в аудитории, когда Павел требовал ответа на вопрос. Только в тот раз получилось воспротивиться, а теперь — нет. Морда Койота расплылась, за ней проявилась человеческая личина. Впалые виски, резкие черты лица, угрюмый, тяжёлый взгляд, нахальная улыбка. Он отпустил мою руку. — Тина, у меня почти нет сомнений, что ты прозрела, — самодовольно сказал Павел, забрасывая ногу на ногу. — Таких, какой ты была, мы называем “Слепыми” или “Незрячими”. Обычно зрение на звериные души открываются в подростковом возрасте, когда разум ещё пластичен и готов принять мир в любом виде. Но прозревшие после восемнадцати — чаще попросту сходят с ума. Они не готовы поверить, будто мир населён клыкастыми тварями, — староста прищурился, точно на глаз определяя мою адекватность. — Бывает, крыша у таких едет постепенно, сразу и не распознаешь. А в итоге жди беды. Нередки даже случаи массовых убийств и других ужасов. — Намекаешь, что мне пора в дурку?! — начала закипать я. — Просто хочу предупредить… что если не найдешь себе поручителя из зарегистрированных зрячих, то любой из нас может удавить твою лисичку без всякого наказания. Просто в целях профилактики. — Дай угадаю... ты в этой схеме тот самый благородный “Зрячий”, готовый бескорыстно прийти на помощь? — Ну, почему бескорыстно? Посмотрим, что ты можешь предложить в обмен. После этих слов старосты, мне окончательно стало ясно, что стоит держаться от него подальше. Я только надеялась, про “удавить” — он приукрасил для пущего эффекта. Шестое чувство подсказывало, что это именно Койота, а не кого-то другого, опасно встречать в тёмных переулках. — Паша, так тебя зовут? Предлагай-ка свой бартер кому-нибудь ещё. А лучше прочисти голову, а уж потом подкатывай к девушкам. Не хочу разбираться в твоих диагнозах. Извини уж, но мне пора! На этот раз он не стал меня останавливать, только проводил долгим нечитаемым взглядом. *** Я сидела у закрытых дверей аудитории в ожидании окончания пары. Мне очень было нужно поговорить с Алеком, он оставался единственным человеком, которому я могла доверять. Даже если у нас случались разногласия, я знала — он не предаст. Да и у кого ещё я могла вызнать, говорил ли Койот правду? Староста сказал: “У меня почти нет сомнений, что ты прозрела”, — значит всё-таки не до конца уверен. А если узнает точно, что сделает? Как эта зрячесть вообще определяется? Может быть, по глазам? Если подумать, то у большинства людей звериные глаза перетянуты мутной плёнкой. Но не у Павла. Не у Алека… Значит, я не первая, кто видит зверо-людей? Значит, не сошла с ума? Эта новость вдохновляла. А вот остальное пугало до чёртиков! Из-за получасового опоздания профессор не пустил меня в аудиторию, так что приходилось сидеть в коридоре и ждать. “Ну и чёрт с этим профессором!” — мысленно ругалась я. — “Зачем мне дурацкая философия? Все эти заумные рассуждения яйца выеденного не стоят. Я теперь и без того гуру! Могу поведать и про иллюзорность мира и про бренность бытия. Куда до меня какой-то черепахе в профессорских очках?” Пораздумав над сегодняшней встречей, я решила не принимать помощь Койота ни под каким соусом. Такого помощника и дьявол поберёгся бы брать на работу. От Павла за версту разило хитростью и подлостью, хотя лиса тут вроде как я. А ещё в его присутствии у меня отнимались ноги, взять тот же случай в кафе, когда хотела уйти — и не смогла. Или давление, когда он требовал ответа на вопрос, почему меня не было месяц? Или тот давний случай с деньгами. Словно у старосты была сила. Сила подчинять. Может, у всех прозревших есть супер-способность? Тогда, интересно, какая у Алека? И какая у меня? Было бы здорово становиться невидимой, или, например, телепортироваться в любую точку мира! А что, бывают же паранормальные силы, может, вот оно — их объяснение. Нда. Быстро же человек ко всему привыкает. Ещё месяц назад думала утопиться в канаве, а сегодня уже размышляю о плюсах положения. О суперсиле, блин! Что, если пройдёт неделя, и я сама буду не прочь закусить крольчихой из “кафе У дома”? Может, это вроде вампиризма, и скоро овощи мне в глотку не полезут? Тут двери аудитории рядом скрипнули, и в коридор вышли две студентки. При их виде у меня зачесался нос — воняло рыбой и розмарином. Ещё дверь не закрылась, а одна из девушек уже доставала сигареты. Видимо отпросились в туалет, а у самих никотиновая ломка. Одеты были в обтягивающие джинсы и майки с открытыми вырезом, точно они на пляж собирались, а в универ заскочили по случайности. — О, какие люди! Тинка, чего тут кукуешь? — неприятно осклабилась одна из девушек. Раиса. Её зверем была белая кошка с плоской мордой и длинными, густыми усищами. При желании ими можно было пол подметать вместо веника. — Если ты ждёшь Алека, то зря булки отсиживаешь, — вмешалась её подруга Катя, Тоже из кошачьих, но тигрица. У обоих зверей глаза были мутные, бессмысленные. — Это почему? — настороженно спросила я. — Он теперь кутит с кудрявой гимнасткой, — Катя, не смущаясь, подпалила сигарету. — Ну той, с накаченными губами... ты разве не в курсе? Ох, бедняжка, не расстраивайся так. Знаешь, вы всё равно друг другу не особо подходили. Алек — парень востребованный, он любит девушек ну… нормальных, а не… — наклонившись так, что грудь едва не выпала из майки, Катя покрутила пальцем у моего виска, — ...не психованных! Я оттолкнула её руку, злясь, что вообще поддалась на провокацию. Надо было этих дур игнорировать и всё! “Валите!” — хотелось крикнуть мне, но, стоило взглянуть на клыки и когти, слова застревали в горле. Я и раньше не умела постоять за себя, а теперь и подавно. Кошки противно хихикали, а у меня от злости зубы сводило. — Тю, ну поплачь ещё, может, полегчает. Глядишь, сжалится над несчастной ботаничкой и проведёт с тобой вечерок, — не унималась Тигрица. — Ну, чего скуксилась? Мы же тебе помочь пытаемся. От доброго сердца! Я стиснула челюсти до хруста, сжала кулаки. От гнева рябило перед глазами, покалывало затылок… а злиться мне было нельзя, иначе… Вдруг Тигрица закашлялась, сигарета выпала из её размалёванного рта. Она схватилась за горло. Меня потом прошибло от испуга. Тигрица хрипела так, словно собиралась выкашлять лёгкие. — Эй, ты чего! — Раиса стала хлопать её по спине. — Это всё от курева… — Д-да уж, — прохрипела Катя, сквозь выступившие слёзы. — Фух, вроде полегче… Кха-Кх-ха. Пора завязывать. А ты чего вылупилась! — прикрикнула она, явно недовольная, что я стала свидетелем приступа. “Она просто подавилась, так бывает”, — успокаивала я себя, глядя на удаляющиеся спины кошек. Где-то в глубине души пряталась подленькая радость за чужое страдание. Поплатились! И тут же, без промедления, в атаку кидалось чувство вины. “Ты виновата. И сама это знаешь! А если бы что-то плохое случилось? А если будут последствия?” — мрачно шептала оно на задворках сознания. Сложно было отрицать, ведь не раз и не два случалось, что для других моя злость оборачивалась бедой. Даже Алек однажды стал жертвой. Я поглядела на часы. Пара должна была вот-вот закончиться. Хоть бы Алек согласился поговорить со мной. Раньше мы могли беседовать часами. Всё изменилось после того, как в девятом классе Алек чуть не упал с крыши. С тех пор он избегал наших встреч, каждое слово из него приходилось вырывать клещами. Я же, напротив, с той поры не могла дня прожить без мыслей о нём. Сколько бы ни мучила себя, события той давней ночи представали размытыми кляксами, словно кто-то окунул в воду холст со свежей акварелью. Цвета, образы, звуки — на полотне воспоминаний всё смешалось. Помню только, что гуляли по крыше многоэтажки. Потом, поссорились из-за ерунды, я разозлилась. А ведь знала, что злиться нельзя, уже тогда знала. Ещё с детства так бывало — если злюсь, с людьми плохое случается. Вот и тут случилось. А что именно — не знаю. Не помню… Кажется Алек с крыши едва не упал, но до деталей, хоть убей, не додуматься. Точно стёркой по памяти провели. Может, вот она, моя суперспособность — злиться... и людей от себя отталкивать? Если так, то я самый большой неудачник во вселенной. До ушей донёсся нарастающий гул голосов, двери аудитории распахнулись, и в коридор вывалила толпа сонных студентов. Профессор совсем их уморил. В воздухе разлился медовый аромат. Алек. Через пару секунд я его увидела, и сердце, точно по команде, сделав кульбит, забилось чаще. Алек шёл в обнимку с какой-то Енотихой и весело болтал со своим долговязым другом — раздолбаем, прогульщиком и любителем травки, верблюдом Ромой… Я уже было двинулась к ним, когда Алек вдруг заметил меня. Я несмело помахала. Перемена на лице Алека походила на смену дня и ночи. Глаза потемнели, губы скривились, словно от зубной боли. Он что-то тихо сказал друзьям. Те, кинув на меня любопытные взгляды, кивнули и направились к выходу, а он торопливо зашагал ко мне. Мои и без того слабые надежды на разговор скукожились под пристальным взглядом Пса. — Слушай, Тина… Чего тебе опять нужно? — раздражённо рыкнул Алек, беря меня за плечо и, точно надоедливого ребёнка, отводя в конец коридора. Туда, где никто не мог нас услышать. — Заняться больше нечем, кроме как путаться у меня под ногами? — его взгляд переместился мне за спину, куда-то выше моей макушки. — Куда ты смотришь? — не удержалась я, оборачиваясь. Но за спиной было пусто. Никого… Алек отошёл на полшага, скрестил руки, сказал медленно и чётко, точно вбивая гвозди: — Давай-ка договоримся, что ты меня оставишь в покое, ладно? Я уже устал тебе намекать на это. Вроде же не дура? Поэтому просто скажи, что поняла, и давай разойдёмся. Он был взбешён, как может быть взбешён пёс, которого надёргали за хвост надоедливые дети, но ещё я видела отпечаток страха за сведёнными бровями, боль за сжатыми кулаками, отчаяние за напрягшимися плечами. Взгляд его карих глаз то и дело прыгал куда-то мне за спину, словно даже смотреть на меня ему было противно. Стоять рядом — неприятно. Говорить — мерзко. Почему он так со мной? За что? И зачем я продолжаю этого человека любить? Вот бы вырвать больное сердце, да заменить на новое, чистенькое. Но нет, стою тут, чувствуя себя медузой на песке, в которую тыкают палкой, чтобы она побыстрее издохла. И ничего не могу поделать! Лиса не шевелилась, словно боясь сделать хуже. — Мне нужна помощь, и... кроме тебя не к кому обратиться, — прошептала я в отчаянии. — Что ты там бубнишь? — ... на счёт вчерашнего, — громче сказала я. — Почему ты назвал меня “Лисицей”? Алек скривился, точно ему наступили на больную мозоль. Оглянулся, пошарил взглядом в опустевшем коридоре, обеспокоенно потёр лоб: — Тина, если это то, о чём я думаю, то мой тебе совет — ни с кем не говори о своих странностях. Никто не должен знать, понимаешь? Ты привыкнешь. Просто живи, как жила. — Ты тоже... — Ни с кем. Не. Обсуждай. Даже. Со мной, — отчеканил он. — Мне проблемы не нужны. Тем более чужие. — Но, подожди! Объясни мне… мы же друзья. — Мы были друзьями в детстве, Тина. Но это в прошлом. Пойми уже, наконец. После этого он развернулся и молча ушёл, оставив меня одну. *** В университете пришлось задержаться. Профессор философии, тот самый, который утром не пустил меня на пару, завалил работой в счёт пропущенного занятия. И как только умудрилась попасться ему на глаза! Несколько часов кряду я проверяла контрольные студентов, проклиная Койота, из-за которого и опоздала на пару. Память услужливо напомнила, что я и не собиралась сегодня учиться, но вина старосты в моих глазах от этого не уменьшилась ни на йоту. Когда я закончила, настроение было наиотвратнейшим. Итог дня: Алек послал куда подальше. Староста зубы на меня точил… Ещё и на улице царила темень, добавляя мрачных мыслей. И почему в Питере даже осенью так рано наступает ночь? Фонари только-только зажглись, и их свет едва пробивался через влажный воздух. Осенняя морось неприятно холодила кожу. Вжав голову в плечи да подняв повыше воротник куртки, я поспешила к выходу с территории университета. Я всё думала про слова Алека. Даже в воспоминании они отдавались тянущей болью в сердце. Может действительно, просто притвориться, что всё в порядке? Ведь научилась же видеть человеческие лица за звериными масками, так может, если тренироваться, звери и вовсе исчезнут, и буду жить, как прежде? Я уже шагала к остановке, когда меня настигло короткое, но властное “Девушка, постойте!”. Это оказался Ящер-декан. Он укрывался от дождя под аркой университета, примерно там же, где утром подкарауливал Койот. — Подойдите, пожалуйста! — крикнул декан. Я приблизилась не без опаски, ведь это именно с ним вчера разговаривал Павел. Интересно, декан знает о моих прогулах? Как бы с бюджетного не выперли… — Здрасте, — неловко поприветствовала я, стараясь не смотреть на Ящера. Уж больно жуткие у него были глаза — неподвижные чёрные бусины с жёлтой каймой, и никакой мутной плёнки. Мощную шею покрывали вертикальные складки, кожа вся в мелких чешуйках. Одет с иголочки — чёрный костюм, белая рубашка, точно Джеймс Бонд на задании. — Добрый вечер, — очень вежливо поприветствовал он. Голос был хоть и по-стариковски хриплый, но глубокий, а тон вкрадчивый. — Сегодня вы, милая, что-то подзадержались. Закрывали долги? — Ага, — невнятно откликнулась я, чувствуя странную дрожь в коленках. Ящер смотрел внимательно, словно ощупывая взглядом. Интересно, сколько ему лет? По голосу — старик. А по осанке — в расцвете сил. Странно, но рассмотреть человеческое лицо за маской рептилии никак не получалось. Словно звериная форма была у декана плотнее и... реальнее, чем у остальных. Мы несомненно встречались раньше, ведь откуда-то же знаю его должность — даже сомнений не возникает. Но вспомнить облик не выходило, тот словно ускользал из памяти. — Напомните, пожалуйста, как вас зовут? — Тина, — настороженно ответила я. Дождь усилился, вода попадала за воротник, но я не спешила спрятаться от непогоды под аркой. — Тина. Да, это имя вам подходит, — как бы между прочим сообщил Ящер. — Живое. От него пахнет болотом. Берегите его. О, у вас тут сбилось. Можно? — он протянул ко мне чешуйчатые руки. Я кивнула, и Ящер, поправив мой съехавший на бок шарф, буднично сказал: — Милая, вы сегодня ничего не бойтесь. Если запутаетесь, то ищите светлое стекло. И ладонь не отпускайте, договорились? — Какую ладонь? Я вас не понимаю, — пролепетала я, вконец растерявшись. — Поверьте, Тина, и сам не понимаю. Просто знаю, что вам необходимо помнить про стекло. И про ладонь. А уж зачем, вы сами должны понять. Скоро, уже скоро всё случится... — добавил декан и вдруг тихо засмеялся стариковским, похожим на кашель, смехом. Я плотнее засунула руки в карманы, пытаясь справиться с охватившей тело тревогой. В голову мне пришло, что декан не просто какая-то ящерица. А варан или вроде того. Но кем бы он ни был, его смех настораживал, а непонятный смысл сказанных слов — пугал. Вечерняя темень вдруг показалась зловещей, а путь до дома — таким длинным, что настигнуть могла любая беда. Щурясь от дождя, я решилась спросить снова: — Не понимаю. Вы меня предупреждаете? Но о чём? — Я прищурилась, вдруг замечая на лбу Ящера, между чешуйками, выпуклость, пересечённую чёрной прорезью. Это вроде третьего глаза, или что? — Просто будьте осторожнее, — буднично откликнулся декан. — А мне пора, — И, не говоря больше ни слова, прихрамывая на правую ногу, он поплёлся вглубь территории университетского городка. За ним по земле волочился толстый, блестящий от дождя хвост. Я стёрла капли с лица и, полная дурных предчувствий, поспешила под стеклянную крышу остановки. Мозг, перегруженный за день загадками и недомолвками, требовал отдыха. Какие цели у декана? Зачем эти нелепые намёки, если я ни слова не понимаю? Следует ли чего-то опасаться? И если да, то чего? Ещё и Алек со своими предупреждениями. И Павел, будь он неладен. Может это именно он меня подстерегает в ночи? Может, о нём предупреждал Ящер? Единственной хорошей новостью было то, что, похоже, мои прогулы совершенно никого не волновали. Но радоваться я не спешила. В висках болезненно стучали молоточки, хотелось сжать голову руками и давить, пока они не замолкнут. Темнота сгущалась, а нужного автобуса всё не было. Время стремилось к отметке “десять вечера”. Скорей бы добраться до дома и завалиться в кровать, проспаться. Может быть утром всё окажется сном... Я нетерпеливо ходила вдоль остановки. Старые кроссовки, не выдержав испытание Питером, давно уже вымокли и противно хлюпали при каждом шаге. Автобусы и маршрутки словно смыло дождём, иначе как объяснить, что за сорок минут ни один так и не подъехал? Пальцы у меня знатно продрогли, зубы не попадали один на другой. Молоточки в висках потяжелели и грозили проломить череп. Чтобы хоть как-то сдвинуться с мёртвой точки, я решила прогуляться до ближайшего метро. А то так и состариться можно в ожидании. Пока шла, капли барабанили по куртке, волосы прилипли к лицу гадкими сосулькам. Обиженно тявкала моя Лиса, выражая общее настроение. Плотнее затянув шарф, я семенила по улице, приглядываясь и прислушиваясь к каждому прохожему. Мне то и дело мерещился запах сырой земли и травы, а ещё странный дух гнили, от которого сводило нутро. Тревога накатывала волнами. С каждым шагом она ширилась и множилась, грозя перерасти в беспричинную панику. “Успокойся, ты просто накручиваешь”, — уговаривала я себя, как вдруг уловила звук шагов позади. — “Это, наверняка, прохожий и только”, — в волнении подумала я, но всё же обернулась. Улица была безлюдна. Редкие машины скользили тихо, словно тени. Звуки поглощал дождь. Но стоило начать идти, и уши вновь уловили отчётливую, тяжёлую поступь за спиной. Сразу вспомнились разговор с деканом про стекло и про руку… а ещё его слова: “Вы сегодня ничего не бойтесь”. Ага, проще сказать, чем сделать! Моя белая Лиса настороженно принюхалась. Запах гнили ударил в нос столь отчётливо, что я снова в испуге обернулась, крикнула в темноту: — Эй! Кто тут!? Павел, это ты!? Я вглядывалась в бессловесную стену дождя, как вдруг в ней мелькнула чья-то зловещая тень — словно гигантский волк с горящими глазами. К чёрту всё! Я побежала, что было духу. Метров через триста жалобно заныла печень в боку. Теперь я уже не бежала, а ковыляла. Самым странным было то, что мне навстречу не попадалось ни одной живой души. А там, где должен был быть поворот к зданию метрополитена — поворота не оказалось. Я в панике оглядывала дома. Неужели пропустила поворот?! Что вообще это за место! За спиной слышалось тяжёлое дыхание, дух гнили душил. Что же мне делать! С бешено колотящимся сердцем, я, задыхаясь, понеслась, куда глаза глядят. Из-за дождя никак не получалось включить навигатор на телефоне. Пытаясь нажать нужные кнопки, я свернула на очередную улицу и застыла. Та оказалась тупиком. Позади раздалось рычание, от которого душа упала в пятки. Я прошептала с мольбой: — Павел, пожалуйста… — и медленно обернулась. Передо мной стояли двое. ********* ********* ********* Роман Цепная Лисица полностью окончен и выложен на сайте: https://author.today/work/73287