ОТ ПЕРЕМЕНЫ МЕСТ...

Несмотря на конец июня, ночь выдалась внезапно холодной. Но обнажённое тело Стива в его объятиях буквально излучало жар. Совсем голые, они топтались на одном месте на полу в практически пустой комнате в их новой съёмной квартире. Вроде как танцуя под негромкое мурлыканье Зимнего, но на самом деле просто обнимаясь и прижимаясь друг к другу. После долгого и ненасытного секса все мышцы в теле довольно гудели от приятной сытой усталости. Кажется, даже искусственная рука с особым томлением перестраивала свои пластины, наслаждаясь, как и всё тело Баки. Стив Роджерс касался его теперь совсем не так, как в первые дни их близости. В его ласках больше не ощущалось ни растерянной неловкости, ни изумления, что ему вообще можно трогать Солдата… своего Баки, и тот лишь сам льнёт ему навстречу. Ни страха, что он может отпрянуть или вообще исчезнуть, как будто сон. Куда приятнее было видеть и узнавать в нём решительную однозначную властность юного Стиви, его по-детски бесстыдную, искреннюю ненасытность, готовность любить и быть любимым каждый раз, как в последний раз. Меньше четверти часа назад Зимний с ума сходил от счастья под его руками и губами, под жаркой тяжестью его тела, раскрытый и отдавшийся ему целиком и без остатка. В который раз подряд. И наплевать, что оба они были теперь потными и в липких потёках семени на животе, в паху, на ногах, сзади… сзади, в общем, тоже. На руках, даже на шее у Стива, в волосах у Солдата. Душ у них теперь был даже не один на этаж, а общий на весь дом, внизу, во дворе. Но это мелкое неудобство с лихвой искупалось тем, что дом, куда они перебрались все четверо, имел массу других достоинств. Дом был старый, но очень добротный, с толстыми кирпичными стенами и широкими подоконниками. С дощатыми полами и высоким потолком. Он стоял на отшибе, их окна выходили на железнодорожный тупик, просторный пустырь и много лет как заброшенную стройку. Они жили на третьем этаже, в двух отдельных комнатах с общей большущей кухней. По факту они занимали его целиком. Соседями их была только пожилая глухая пара эмигрантов-греков, занимавших первых этаж (с собственным входом), второй этаж почему-то пустовал, что их, впрочем, вполне устраивало. Дальше всех от их нового жилища работали Баки, всё ещё не сдающий позиций в гараже, и Стив капитан Роджерс, вместо Зимнего теперь шуровавший тюки и бочки в порту. Он утверждал, что это временно, что, впрочем, не помешало ему сходу вступить в профсоюз грузчиков, о чём там, кажется, немедленно пожалели, так как Роджерс, не сильно напрягаясь, последовательно и неотвратимо наводил там беспощадный шмон в соответствии со своими железобетонными представлениями о порядочности и справедливости. Для человека, практически в одиночку обрушившего такие организации, как Гидра и ЩИТ, профсоюз грузчиков был противником просто смехотворного уровня. Ткацкая фабрика, где резал лекала Стив, разорилась, но зато ему повезло найти работу в конструкторском бюро, в котором только приветствовалось, чтобы сотрудники трудились над чертежами, по возможности, у себя дома, не занимая место в небольшом зале бюро, не способного позволить себе аренду большего помещения. Так что едва ли не половину комнаты Баки и Стива занимали два собственноручно сделанных для него Баки и Зимним высоких кульмана, на которых он параллельно работал над проектами каких-то деталей станков. Зимний устроился на скотобойню, расположенную вообще-то за городом, но достаточно удобно, чтобы он мог добираться туда, при желании, даже пешком. Особого удовольствия от такой работы он, конечно, не получал, но старался быть честен с собой, и раз уж любил мясо, то считал правильным не отворачиваться от того, откуда оно берётся. Кряжистому неразговорчивому бригадиру мясников Солдат глянулся сначала своей физической силой и выносливостью. Потом умением быстро и аккуратно разделывать туши. И, наконец, безупречной милосердной точностью, с которой валил скотину. Зарплата была не такой большой, но зато его регулярно поощряли, что называется, натуральным продуктом. А в их семье это было очень кстати, потому что продуктов они поглощали просто немерено. Ежедневно в казане на общей кухне что-нибудь ароматно булькало и бурчало на газу, чтобы быть пожранным в тот же вечер. После ужина они играли в карты, или же оба Стива застывали в раздумье над шахматами, пока Баки и Зимний читали книги и жарко спорили над их содержанием. Или же они просто общались, обсуждая события дня, спортивные матчи, всякие новости, свои планы. Иногда Стив Капитан Америка рассказывал что-нибудь из того, что случилось с ним в будущем. Иногда фрагментарно и вырвано из контекста рассказывал что-нибудь Зимний. Честно говоря, он так особо ничего и не вспомнил из его собственного общего прошлого с его собственным маленьким суровым бруклинским Стивом, но ему вполне хватало того, что было у него здесь и сейчас. А дальше они желали друг другу доброй ночи и расходились по своим комнатам, чтобы неутолимо и восторженно наслаждаться друг другом. Сколько хватало сил. Зимнему и Капитану Америке хватало надолго. А потом хватало ещё и просто на нежности. - Поговори со мной о любви, Мария, - не задумываясь, по памяти выводил мелодию Солдат, положив голову на широкое плечо Роджерса. - Вся моя жизнь — это ты. Твои прекрасные глаза сверкают, пламя мечты искрится. Скажи, что мне не привиделось, скажи, что вся ты — моя. Здесь, на твоей груди я больше не страдаю. Поговори со мной о любви, Мария… - Даже у меня в руках, ты всё равно поёшь о какой-то женщине, - мягко упрекнул, касаясь губами его волос, Стив.– Я, может, быть ни слова не знаю по-итальянски, но имя Мария я разобрал, не сомневайся. - По-итальянски? – растерянно переспросил Зимний и фыркнул, догадавшись, почему тогда, в первый раз, когда Баки пел ему в ванной, ему показалось, что зубочистка во рту мешает ему правильно выговаривать слова. Баки не знал итальянского. Просто у него был прекрасный слух и, Зимний по себе это знал, природный дар к подражанию языкам. - Эй? – позвал его Стив, - Не спи стоя. Зимний поднял голову и с радостной вседозволенностью нашёл губами его губы. Радостно застонал в поцелуй, сладостно вдавил пальцы в могучие мышцы спины, сам прижался, притёрся всем телом. Спустя ещё час Стив приподнялся на локте на полу рядом с ним и сказал: - Знаешь, а я придумал, как нам с тобой добраться в Европу. Зимнему захотелось завыть и удариться затылком об пол, но Солдат не хотел портить чудесной сладости момента, поэтому спросил: - Ты так и не отказался от этой идеи? Стив посмотрел на него, не с осуждением, нет. Скорее просто озадаченно, как если бы не понимал, что его не устраивает: - Баки, пусть это и не наше с тобой прошлое, но история здесь развивается точно также. Этот мир еще не знает, что стоит на пороге страшнейшей для человечества войны. Разве можно сидеть сложа руки, зная, сколько жизней поставлено на кон? Бак, у нас есть уникальная возможность! И, говорю же, я уже придумал, как мы попадём в Европу. Зимний обречённо закрыл глаза. В голосе его Стива бескомпромиссно звенела сталь убеждённости хрупкого сопляка Стиви, бросавшегося в бой с хулиганами, в одиночку против нескольких бугаев. С этим ничего нельзя было сделать. Только ломиться в драку вслед за ним ему на подмогу. - Трансатлантические сухогрузы? – спросил он. – Хочешь попробовать наняться матросами? - Вообще-то, нет, - спокойно, как если бы они обсуждали обед, возразил Стив. – Через два года будет Олимпиада в Берлине. У меня достаточно времени для того, чтобы блеснуть в паре-тройке спортивных дисциплин и попасть туда. На этот раз Солдат не нашёлся, что можно на это ответить, и только потёр лицо железной ладонью. - Знаю, Бак, - огорчился Стив. – Сам знаю, что это будет подло по отношению к тем настоящим спортсменам, которые из-за меня лишатся шанса проявить себя на Олимпиаде. Но, мне кажется, угроза войны всё же достаточный повод, чтобы мы могли не думать об этом. Зимний невольно представил Стива, бегущего по стадиону впереди всех, метающего копьё и диск (особенно диск, да), и почувствовал, что у него рот буквально наполняется слюной. Если отвлечься от всего прочего, он хотел бы на это посмотреть. - Ставь на метание диска, сопляк, - хрипло сказал он. – В этом ты уже давно себе руку набил. Стив легко и радостно засмеялся. И резко оборвал смех, когда Зимний спокойно спросил: - Ты хочешь, чтобы я убил для тебя Гитлера, пока он не развязал войну? Убрать хорошо охраняемого политического лидера во время зрелищного мероприятия будет для Солдата не сложнее, чем для Стива метать диск. Зимний давно сбился со счёта, сколько раз он делал подобные вещи, как ему зачастую говорили, как раз ради сохранения мира во всем мире и спасения миллионов жизней. То есть не то чтобы головой он не понимал, что Гитлер - чудовище иного масштаба, но, в сущности, в такой работе для него не было бы ничего необычного. Пожалуй, он не имел права глубоко в душе тайно не хотеть ехать в Берлин убивать Гитлера, а хотеть остаться в их большой просторной комнате на третьем этаже, постепенно обставить её по своему вкусу всякой практичной и удобной мебелью, найти менее кровавую работу, чем на бойне… Стив разом помрачнел и нахмурился. Блин, стоило лучше следить за языком, прежде чем говорить "для тебя" в последнем предложении. - Вообще-то, Бак, я в первую очередь думал о том, чтобы успеть спасти семью Эрскина и его самого до того, как до них доберется Гидра. – Стив произнёс это так, будто признавался в какой-то стыдной провинности. Он коротко сжал переносицу пальцами, а потом прямо посмотрел Солдату в лицо. – Знаешь, я головой понимаю, что ты прав. Гитлер – ключевая фигура, надо обезглавить фашизм. Но мне всё равно тяжело думать о наказании до преступления. Не могу сказать, что я на 100% уверен, что мы имеем на это право, Бак. Мы же не рука бога? Тут уже Баки удивленно приподнял брови. Хоть он и не отличался особой религиозностью, глубоко внутри, лично он был уверен (возможно, всегда был уверен) в том, что если существует справедливая карающая длань Господа, то ей должен быть Стивен Грант Роджерс. Бескорыстный и болезненно справедливый. Если уж всякое (белокурое) дерьмо из Гидры считало себя в праве решать, в какую сторону кроить будущее, то уж Стиву самой судьбой было предназначено определять судьбу человечества. В соответствии со своими высокими представлениями о совести. - Не смотри так, Бак. Я не забыл, кем был и что делал Адольф Гитлер, - строго сказал Стив. - Но, возможно, когда я смогу поговорить с ним с глазу на глаз, мне удастся достучаться до него. В конце концов, если у него и есть какие-то хорошие качества, в которых ему нельзя отказать, то это высокий патриотизм и забота о своем народе. Вряд ли он захочет, чтобы его страну разорвали пополам после поражения, обескровленную и заклейменную в однозначном злодействе против всего мира. Зимний закрыл глаза и представил себя в одном из кабинетов Рейхстага, спиной блокирующим дверь, с пистолетами в обеих руках, пока в паре метров от него Стив (всё ещё в не слишком закрытом наряде дискобола) с огнём в глазах убеждает Гитлера пересмотреть свои взгляды, чтобы не обрекать Германию на поражение во второй по счету Мировой войне. Если у кого такое и могло сработать, то это, наверно, у Стива. А если Стиву не хватит знания немецких слов, Зимний бы с радостью перевёл для него. Хотя про себя Солдат считал, что демонстрация такой порции превентивной мощи, как дуэт Зимнего Солдата и Капитана Америки, способна заставить обосраться и более стойких людей, чем Гитлер. И надо будет, чтобы он обязательно увидел звезду на плече. Пусть знает, что, если что, рвать Германию пополам будут такие союзники, как Советский Союз и Соединенные Штаты. - Не знаю, сработает или нет. Но считаю, что мы обязаны попробовать. Остановить Гитлера, удавить Гидру в зародыше. Спасти столько людей! Всех погибших солдат со всех сторон. Всех невинных жертв. Всех замученных в лагерях. Спасти Эрскина… спасти тебя. - Спасибо, Стив, - отворачиваясь от ясного взгляда, сипло произнес Солдат. Он, конечно, понимал, что спасут они в таком случае не его, а того юного Баки, который сейчас часто дышал через две стены восточнее от них. Но он это ценил. Он сам бы всё отдал, чтобы уберечь этого красивого парня от того, через что пришлось пройти его потрёпанной шкуре со всем её сомнительным содержимым. А главное, спасти юного Стиви от того, чтобы ему пришлось дважды оплакивать своего остолопа. Наверное, он слишком долго молчал, или что-то такое излишне печальное отразилось на отвыкшем от привычного в Гидре жесткого контроля лице, но Стив вдруг мягко коснулся его щеки, повернул его за подбородок к себе и прямо спросил: - Что такое, Бак? Ты не хочешь ехать со мной? «Я не хочу, чтобы мы оба туда ехали», - про себя ответил ему Солдат, но ничего не сказал вслух. Только виновато поджал губы, отвел взгляд, признавая правоту Роджерса. Расписываясь в своей трусости. - Бак, - Стив неожиданно подался вперед, нависнув над ним, прижался лбом ко лбу, отчаянно прошептал, задевая губами щеку: - Баки, я не вправе тебя заставлять. Я пойму, если ты не хочешь туда возвращаться. Я не позову тебя еще раз ринуться со мной в пасть смерти. Твоя преданность слишком дорого обошлась тебе в прошлый раз. Я просто не в праве. И я сам… я не смогу потерять тебя ещё раз. Я просто не смогу ещё раз, тупица, - в горле Роджерса что-то незнакомо болезненно дрогнуло, и Солдат скорее поспешил обнять его обеими руками, крепко прижать к себе. - Послушай меня, Стиви, - тихо прошептал он в самое ухо, - право быть твоим любовником, - «твоим любимым», - дорогого стоит. Сложно поверить, что оно досталось простому парню из Бруклина, даже такому красивому и во всех отношениях восхитительному, как я, - «как юный Баки Барнс». - Мне, наверное, просто повезло по знакомству, - «одна рука, одна жизнь – смешная цена за такое запредельное счастье». – И ты всерьёз полагаешь, что существует хоть одна достаточно веская причина, чтобы я похерил всё это? – Баки взял ладонями лицо Стива и поднял его, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза. А потом подался вперёд, едва ощутимо коснулся губами приоткрытого рта. – Куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой. С кем бы ты ни решил сражаться, я буду сражаться вместе с тобой, - и, разбавляя пафос этой клятвы, добавил: - Ты же без меня там найдешь способ угробиться на хрен, придурок. За тобой глаз да глаз нужен, а то знаю я... Стив не дал ему договорить, не слишком вежливо заткнув его поцелуем. «Ты – мой ангел, Стиви, - тая под обжигающим жаром благодарных искренних ласк, подумал Солдат. – Великая душа и святое сердце, что в маленьком больном теле, что в огромном и сильном. Ты рука бога, Стив, и я буду счастлив, если ты пожелаешь видеть меня ножом или винтовкой в этой руке. Пусть я и предпочел бы быть мирным орудием, всё будет так, как решишь ты, любимый. Мой храбрый, мой сопляк, мой родной, мой Стиви». Стив благодарно и как-то восхищённо целовал его шею и плечи, вжимаясь в него сразу всем телом, и ни прошлое, ни будущее не могли изменить этих счастливых мгновений в жизни Зимнего Солдата. В жизни Баки Барнса. Без стыда и страха в голос кричавшего от своей бескрайней, беспомощной, бесконечной любви через две стены от них. Любви к их невозможному Стиви. Конец!!!!!!!!!!!!!