Прикосновения

Когда тишина в комнате становится более-менее осязаемой, а дневная духота немного ослабляет хватку на горле разгоряченного Сеула, когда сумерки начинают тихонечко скрестись в двери, влетать в форточку, медленно ползти по полу и витать под потолком общежития — тогда наступает вечер, и прохлада проникает под обои и палас, позволяя наконец-то вздохнуть полной грудью и насладиться жизнью. Шин вместе с Ёнсоком сидят на полу в гостиной и спорят, какой же фильм им всё-таки посмотреть. В конечном счете их выбор падает на «Рейд 2», до которого у них всё руки не доходят. — Санмин… — жалобно тянет Шин. — Ты скоро? Сколько ещё ждать? — Уже иду, — ответ следует незамедлительно, как и Санмин, появившийся из-за угла с большой миской свежеприготовленного попкорна и принесший с собой карамельный шлейф. На запах еды сразу же приходят Каспер, который не обращая внимания на возмущения ШинСоков, умудряются стащить по горстке воздушной кукурузы. — А где две другие заблудшие души? — спрашивает Каспер и садится рядом с Санмином на диван. В эту же секунду в комнату заходят эти двое. Такуя что-то увлеченно рассказывает Сеёну, активно при этом жестикулируя, смеясь и даря парню один из своих фирменных оскалов. Тот слушает внимательно, жадно ловя каждое слово и спотыкаясь чуть ли не о все предметы мебели. Парни пытаются понять, что в очередной раз Тако втирает Сеёну, но когда осознают, что ничего не разобрать, удивляются тому, как это удается сделать брюнету. Терада плюхается на пол, предварительно подложив под попу гору подушек. Сеён садится позади него и устраивает ноги по бокам старшего. Шин и Ёнсок тоже садятся внизу и наконец-то нажимают на «Play». К середине фильма в комнате уже слышится отчетливое сопение Санмина и Каспера, которые удобно устроились на диване. Шин и Ёнсок с треском за ушами добивали уже вторую миску попкорна и были полностью поглощены действием фильма. А Сеён уже не знал куда себя деть. Пока другие во всю глазели на то, как бородатый мужчина с мачете убивал плохих дяденек, парень заметил, что на их обоях, оказывается, есть рисунок, на потолке семнадцать трещин, в правом верхнем углу паласа два пятнышка, а от волос Терады пахнет корицей. Такуя же в оба глаза наблюдал за миловидной девушкой в солнцезащитных очках, виртуозно разбивающей молотками головы, рёбра и ломающей кости мужикам, которые неслись в её сторону. Наконец-то взгляд Сеёна остановился на спине впереди. Что-то внутри него зачесалось и начало истерично бить по мозгу, заставляя протянуть руку. Тако дернулся, почувствовав сквозь футболку прикосновение кончиков пальцев. Се провел две линии параллельно позвоночнику, очертил лопатки и начал вырисовывать только ему понятные узоры. Мурашки не заставили себя долго ждать. Они пробежались по рукам, ногам и перескочили на спину, будто бы забравшись под кожу. Сеён ощутил непонятный кайф от наблюдения за бегающими по коже Терады мурашками. Хотя он ещё не до конца осознавал, что делает. Просто осторожно водил по спине, совсем чуть-чуть надавливая пальцами, смотря на то, как под ними волнами собирается ткань. Мозг Тако отключился ровно в тот момент, когда чужие пальцы прикоснулись к его спине. И мелькающие кадры на экране, представляющие собой кровавое месиво, уже не так волновали. Лишь нескончаемые линии и ворох мурашек, которые накрывали его волна за волной. Он получал непомерное наслаждение от того, как Сеён водил пальцами туда-сюда. Через его тело будто проводили ток. Терада вздрагивал снова и снова, чувствуя, как что-то приятное впитывается в клетки кожи. Такуя прикрыл глаза, слегка запрокинув голову, и прикусил губу, дабы не застонать в голос, потому что это было божественно приятно. Но когда тонкие пальчики прошлись по пояснице, тот ахнул, выгнулся и распахнул глаза, от чего Сеён испуганно отдернул ладонь. И будто бы палку, вставленную в позвоночник, кто-то резко согнул. — Ещё, — глухо простонал Тако. — Сделай так ещё раз, пожалуйста… Парни ошарашено уставились на недопарочку, не понимая, что вообще происходит. Се сжался от такого внезапного внимания к своей персоне, но всё же сделал то, о чём его попросил Терада. И тот прогнулся ещё сильнее и застонал ещё громче. Мурашки, словно слоны, промчались под кожей, прямо внутри позвоночника, слетели с нервных окончаний и осели под ребрами. Никто не заметил блестящих от восторга глаз старшего, который наблюдал за реакцией Тако на чужие прикосновения. Все удивленно уставились на блаженное лицо Терады, который, кажется, был готов кончить от нежных прикосновений Се. С тех пор Сеён бессовестно начал пользоваться обнаруженным по счастливой случайности слабым местом Таку. Он подкрадывался сзади, осторожно, словно дикая кошка, прижимался и захватывал японца в тесное кольцо рук, слегка надавливая на рёбра. А потом быстро скользил по бокам, легонько щекоча и перебирался на спину, пропуская мимо ушей возмущения старшего, который повернул голову и «пытался» отбиваться. Очерчивал талию, вверх-вниз по позвоночнику, витиеватые узоры на лопатках и наконец-то поясница. Не спеша, наблюдая за подрагивающими ресницами на закрытых глазах и слушая тяжелые вздохи через раз. Потом снова обнимал, но уже очень мягко и едва касаясь губами уха, шепотом просил купить шоколадку в тайне от менеджеров. Ведь нельзя, а очень уж хочется. И Терада с подернутыми дымкой наслаждения глазами, растаявший в чужих объятиях, соглашался. В таком состоянии он был согласен на всё. Кажется, даже если бы Се попросил помочь ему убить человека — тот бы согласился. Но старщий просил о мелочах: сладости, помощь в мытье посуды, в уборке общежития, совместный поход в магазин или просмотр фильма, очень уж понравившегося Сеёну, но который Такуя видел уже три раза. Или мог пользоваться этим в качестве успокоительного. Когда Такуя в очередной раз ругался с Каспером, тот подбирался сзади, быстрыми легкими движениями массировал плечи, проходился по лопаткам, скользящим движением надавливал на позвоночник и в завершение касался поясницы. А потом ловко утаскивал размякшее податливое тело прочь, будто бы даже не замечая ошарашенного взгляда Каса. Другие тоже пытались домогаться до слишком чувствительной спины японца. Но тот ловко уворачивался, бил по рукам, кусался, брыкался, в общем — не давал наглым парням прикасаться к своей ахиллесовой пяте. И Сеён так и не узнал, что тем единственным, кому можно было получить желаемое одним лишь простым прикосновением, был он. Потом массаж спины перешел во внезапные тисканья во время передышки в тренировочном зале, в зажимания у двери в ванную и в приятные пробуждения по утрам от легких прикосновений к позвоночнику. И пальчики блуждали уже не только по спине. Теперь нападениям подвергались и руки, и шея, и живот и, кажется, даже ноги. А Тереда медленно таял, когда чувствовал на себе холодные руки Се, неторопливо скользящие по коже. Тот вёл от плеча к кончикам пальцев, рисовал на ладони пару-тройку кругов, заставляя Тако хихикать и дергать пальцами от щекотных прикосновений. Старший мог внезапно дотронуться до шеи во время разговора, провести тонкую линию по выступающей венке и остановиться на ключицах. Он мог часами виснуть на Тераде, крепко обнимая за талию, спать в обнимку, дыша в шею, сидеть на коленях, да чуть ли не в туалет вместе с ним ходить. Но протестов со стороны он, как ни странно, не получал. Когда же Сеён замирал и осознание такой сильной зависимости и необходимости в лице одного единственного человека вставало прямо перед ним, светя и размахивая красочным постером, то он не знал: паниковать ему или же радоваться. Но ведь в один миг всё могло рухнуть. И такое сильное чувство привязанности могло разрушить их отношения, если бы переросло в нечто большее. И парень не знал, стоит ли ему начать войну и бороться, или же отойти в сторону и не ломать Такуе жизнь, ведь в битве всегда страдают все стороны, втянутые в сражение, а он не хотел сделать больно ни в чём неповинному человеку. Но эти чувства переполняли. Ему хотелось прикасаться к японцу, хотелось слышать прерывистое тяжелое дыхание, хотелось видеть, как сильно тот прогибается в спине, когда младший водит пальцами по пояснице, слегка царапая кожу сквозь ткань футболки. Хотелось оберегать. Хотелось быть рядом круглосуточно. Хотелось никому не отдавать, просто спрятать того в шкаф, подальше от посторонних глаз. Хотелось сделать его своей собственностью. И всё это сводило с ума и пугало ещё не до конца сформировавшееся сознание. Сеён неслышно подкрадывается сзади к ничего не подозревающему японцу. Подходит почти вплотную и шумно втягивает воздух. Такуя пахнет собой и ещё чем-то сладким. И у старшего уже чешутся руки. Ему не терпится прикоснуться, ощутить тепло, почувствовать наконец-то гладкость кожи. Эдакое маниакальное желание, которое преследует его уже несколько недель. И в голове проскальзывает мысль: кто же всё таки больше зависим от этих прикосновений — он или Терада? Таку вздрагивает, чувствуя резкий выдох в районе шеи, от которого волосы на затылке встают дыбом и резко поворачивает голову набок. — Что ты дел… — слова комом застревают в горле, когда Терада чувствует прикосновение холодных пальцев к своей спине, и молча вылетают вместе с рванным выдохом. Се, едва касаясь, проходится по бокам, от чего японец начинает дрожать, и дойдя до края футболки, ловко подцепляет его и тянет вверх. Такуя не сопротивляется, лишь послушно поднимает руки, помогая избавиться от ненужного предмета одежды. Когда футболка летит на пол, Сеён осторожно кладет ладонь в то место, где должно находиться сердце. Тако вздрагивает, чувствуя холод исходящий от ладони, а старший считает удары. Кожа на спине у Терады именно такая, какой он себе и представлял: гладкая, белоснежная, с россыпью родинок. Такая, какую хочется трогать и трогать, вырисовывать узоры и бесконечности. Сеён медленно скользит вниз по позвоночнику, проходясь по каждой выпирающей косточке, потом снова вверх, очертив выпирающие лопатки. Тако ахает, когда Сеён прикасается губами к седьмому позвонку и пытается устоять на ногах. А старший снова продолжает рисовать невидимыми красками по спине, но пока не доходя до самого важного и неприкосновенного — поясницы. А японец только этого и ждет. Он скулит почти умоляюще и вздрагивает, чувствуя новый наплыв мурашек, а Се блаженно улыбается, видя как кожа покрывается пупырышками. И он снова целует. На этот раз лопатки, потом проводит влажную дорожку по всему позвоночнику, спускаясь всё ниже и ниже, так и не трогая поясницу, замерев у резинки штанов. Терада судорожно выдыхает. Сеён закручивает завитки в запретной зоне, вслушиваясь в протяжный стон и наблюдая за тем, как сильно прогибается позвоночник. Японец теряет последние осколки здравого рассудка, когда мягкие губы прикасаются к ямочкам, находящимся у резинки штанов. А Се чувствует, что внутри него разрастается что-то теплое, когда он слышит тяжелое дыхание Таку, смешанное с тихими стонами. Терада рывком поднимает Се и, не моргая, смотрит в глаза. Сеён боится. Он наконец-то осознает, что вся вселенная может полететь по швам из-за его же глупости. И мозг начинает судорожно работать и придумывать план отступления. Но Такуя просто-напросто целует его. Не кричит и не бьет по лицу. А целует. Медленно, глубоко, вплетая пальцы в волосы, сплетая языки. Се касается губами кадыка, прикусывает кожу на ключице, слегка оттягивая, от чего японец недовольно шипит. Потом аккуратно целует ухо, проходится кончиком языка по хрящику и засасывает мочку. Целует скулу, кончик носа, глаза, уголок губ, кажется, не пропуская ничего. Такуя, почувствовав очередной разряд тока, жестко толкает Сеёна к кровати, и матрац радушно принимает обоих, прогибаясь под тяжестью двух тел. Майка брюнета летит в сторону, туда же летят и штаны Терады. Тако долго смотрит в большие темные глаза, будто пытаясь найти там что-то. Может быть, ответ на самый важный вопрос. Сеён касается подушечками пальцев скул, дотрагивается до губ, очерчивает брови, проходится по ресничкам и пытается не забыть о том, что нужно дышать, ведь Тако слишком красивый. И он хочет запомнить все эти важные мелочи, хочет запечатлеть их в лабиринте завитков на кончиках своих пальцев. Японец снова целует. И воздух становится таким настолько тягучим и горячим, что дышать невыносимо тяжело, а лёгкие плавятся при каждом вздохе. Он рывком стаскивает с Се штаны вместе с боксерами, и в воздухе зависает болезненный выдох. Старший смущается и сжимается под пожирающим взглядом Терады. Тот завороженно глядя на обнаженного Сеёна, проводит пальцами по худощавым бедрам, животу, который старший сразу же втягивает, гладит большими пальцами выпирающие тазовые косточки, а потом нагибается и целует в ямочку меж ключиц и оставляет парочку ярких засосов на шее. Се дергается, когда чувствует чужую руку на своём члене. Такуя поглаживает головку, размазывая выступившие капельки смазки и проходится по стволу, срывая с губ Сеёна громкий стон. Когда японец полностью вбирает орган в рот, брюнет судорожно цепляется за простыни и запрокидывает голову, толкаясь бедрами навстречу. Терада поднимает глаза, встречаясь взглядом с Сеёном, и на секунду замирает от увиденного. Горящие глаза, растрепанные волосы, легкий румянец на щеках, покрасневшие пухлые губы, с которых только что слетел очередной стон. Он втягивает щёки и ускоряет темп, продолжая неотрывно смотреть в глаза старшего. Головка проходится по задней стенке горла, японец подавляет рвотный рефлекс, а Се задыхается. — Такуя, я… Пожалуйста… Я сейчас… — Сеён сбивается, бормочет что-то невнятное вперемешку со стонами, всхлипами и тяжелым дыханием. Но Тако понимает. Он проходится кончиком языка по стволу и снова вбирает член во всю длину. Се кончает и его стон разбивается о стены. Очередной поцелуй уже со вкусом собственной спермы немного приводит в сознание, и дрожащими руками тот стаскивает с Терады трусы, кидая их к подножью кровати. Они снова целуются, но Сеён отстраняется, и в глазах японца красной строкой пробегает вопрос. Старший судорожно кивает и в подтверждение немного раздвигает ноги. Терада целует долго, проводя языком по небу, зубам. Потом отрывается и протягивает брюнету пальцы, которые тот принимается обильно смачивать слюной. И Тераду снова переклинивает, потому что слишком пошло. Сеён смотрит вызывающе, не моргая, глаза в глаза и двигает головой слишком двусмысленно. — Будет немного больно, — шепчет Тако. Се кивает и поджимает губы, зажмуриваясь. Японец понимает, что два пальца для начала — это слишком, когда замечает, что у старшего в глазах стоят слезы, а губы искусаны до крови. И в виде извинения начинает целовать его живот, грудь, лицо, успокаивающе водить пальцами по разгоряченной коже, покрытой испариной. Се пытается расслабиться и, кажется, выходит. Такуя разводит пальцы в стороны, слегка сгибает и пытается найти заветный комок нервов. — Ах! — Се распахивает глаза, прогибаясь в спине, и начинает самостоятельно насаживаться, разочарованно вздыхая, почувствовав пустоту внутри себя. Терада подхватывает его под колени, заставляя обвить свою талию ногами и придвигается ближе, наклоняясь ниже. И снова глаза в глаза. Сеён просит, почти умоляет — Таку отдаётся полностью, без остатка, заставляя младшего забыться, полностью снося крышу и ломая позвоночник. Он входит наполовину, часто дыша, потому что воздуха катастрофически мало от такой тесноты, окружившей его член, а Сен жмурится от болезненных ощущений. Японец замирает и внимательно смотрит на мальчика, но тот, спустя пару секунд начинает двигаться самостоятельно, цепляясь за плечи, как за спасательный круг. Тако двигается медленно, пытается найти правильный угол. Сеён вскрикивает и выгибает спину, впиваясь ногтями в кожу. — Да, Тако… Там… Ещё… — бормочет он в губы Терады между поцелуями. Японец начинает двигаться быстрее, стараясь проходиться по одному и тому же месту, ловя громкие стоны, в конечном счете совсем выпадая из реальности и чувствуя как по спине скатываются капли пота. Он шепчет Сеёну что-то бессвязное, бредовое, но слишком пошлое. Потом пытается сфокусироваться на его губах, но всё летит к чертям вместе с очередным сладким тягучим ахом. У старшего в голове нет ничего, кроме веса чужого горячего тела, скрипучей кровати и густого наслаждения, текущего по венам, выдворяющего последние крошечные остатки всё ещё кое-как работающего разума. Терада начинает надрачивать Сеёну, делая цветные пятна в глазах брюнета ещё ярче. Тот старается прижать Тако ещё ближе и ближе. Царапает грудь, спину и оставляет красные дорожки на руках. Пытается поверить, что это не сон и не галлюцинация. Шар внутри него лопается, выпуская десятки фейерверков наружу и Сеён кончает, пачкая свой живот, пресс и руки японца. Терада, чувствуя сокращение стенок и слыша тягучий голос Се, кончает следом, наполняя старшего теплым семенем, и падает рядом. Се обвивает японца руками и ногами, словно коала ствол эвкалиптового дерева, утыкаясь носом в шею и тяжело дыша. Терада нежно целует того в висок и вздрагивает, когда чувствует шаловливые ручки на своей пояснице. Глаза Сеёна игриво поблескивают, а на губах блаженная улыбка. Они молчат, а слова витают в воздухе, смешиваясь с запахом пота, незаметными остатками стонов и яркими картинками из будущих сновидений.