Жертвы во имя любви

Дилан любил просыпаться раньше Томаса и наблюдать за тем, как в свете первых лучей солнца кожа юноши переливается, а ресницы едва подрагивают. Тишина комнаты не отвлекала от жадного поглощения глазами деталей тела любимого человека. Тот спал и тихонечко похрапывал. Едва уловимо, так что это не раздражало, а скорее, заставляло умильно вслушиваться и улыбаться. Дилан «выполнял роль большой ложки», крепко обнимая блондина со спины. Тот совсем близко прижался к нему во сне и так до утра и не двигался. О’Брайен порой поражался этой способности юноши. Но он совершенно точно не был против. Положив руку на талию блондина, он тихонечко, «шагая» пальцами, спускался ею к бёдрам и огладил слегка выступающие косточки. Какой же Томас был худой! Но брюнету это всегда нравилось, Сангстер вообще любым ему нравился. Мягко обхватив рукой тело парня, он прижался лицом к его шее и счастливо улыбнулся: Сангстер всегда дарил просто нереальные ощущения лишь своим присутствием где-то поблизости. Дилан был просто безумно счастлив находиться рядом с юношей, он по-настоящему чувствовал себя принадлежащим блондину и в ответ требовал такой же верности. И то, что Томас с такой готовностью растворялся в нём, дарил свою любовь, было чем-то удивительным. О’Брайен уткнулся в шею блондина, видя несколько темнеющих следов от поцелуев, что он оставил на его теле несколькими часами ранее. Волосы Томаса отросли и мягко касались лица брюнета. Тому нравилось ощущать их запах и шёлковую мягкость. Утро только начиналось, и Дилан был благодарен Томасу за его любовь к утреннему сну, ведь он мог часами смотреть на него и ловить неизменный кайф от этого. Блондин зашевелился и перестал похрапывать, Дилан мягко пододвинул руку и почувствовал, как тело любимого снова расслабляется: он вновь уснул. Дилан усмехнулся, словно чеширский кот, и, одёрнув одеяло, стал мягко проводить рукой по животу парня, слегка щекоча. Тот нахмурился во сне и попытался отодвинуться, при этом всё ещё не просыпаясь. О’Брайен коварно улыбался и потёрся носом о шею Томаса. Мягко дыша, он своим дыханием опалял шею парня. Коснувшись медленно губами её поверхности, он оставил один из самых нежных поцелуев, что только возможны. Щекотка прекратилась, и разгладившееся лицо Сангстера вновь приняло безмятежный вид. О’Брайен стал оставлять мягкие поцелуи на шее юноши, один за одним. Перецеловав каждый сантиметр шеи парня, он мягко закинул свою правую ногу на парня и довольно прижался к нему. Поза была не очень удобная, да и рука, на которой лежал блондин, затекла и немного побаливала, но Томас так приятно пах, а обнажённая кожа спины так нежно касалась груди брюнета, что тому претила даже мысль отстраниться. Томас проснулся несколькими минутами позже, почувствовав на себе тяжесть ноги брюнета. Шею опаляло горячее дыхание Дилана, а поза оказалась совершенно неудобной. Прижатый к груди брюнета и удерживаемый его рукой, он чувствовал тепло, исходящее от парня. В груди возникло щемящее чувство нежности к парню, и вместо того, чтобы лечь удобнее, отстранившись, он лишь сильнее прижался, хотя и так ближе некуда. Нежная рука брюнета, почувствовав лёгкое движение блондина, лишь крепче прижала его. — Я так тебя люблю, — шёпотом сказал Дилан, отдаваясь ощущениям. — И я тебя, — ответил блондин, ощущая себя в объятиях О’Брайена, как в самом безопасном месте на Земле. Так парни и лежали ещё несколько часов, наслаждаясь друг другом. Оба чувствовали, что так лежать неудобно. Но подвинуться и лечь по-другому значило отстраниться и потерять значительную часть тепла второго. Ни один не пожелал этого сделать. Поэтому оба, слившись в единое целое, продолжали прижиматься друг к другу, стараясь почувствовать каждый вдох второго, каждый стук сердца. Наверное, когда по-настоящему любишь, то терпишь любые неудобства, чтобы быть рядом с любимым человеком и показывать ему силу своей любви…