/
Ночник светит тускло, и они сидят в почти кромешной темноте — Джэхен, Читтапон и Марк на полу, Сычен и Донхек — на вторых ярусах своих кроватей, спускаясь только для того, чтобы завертеть, собственно, бутылку. Это создает некоторые неудобства, потому что, сидя вот так, играть в бутылочку довольно-таки затруднительно — если Сычен почти не пререкается и всегда отвечает, когда горлышко бутылки показывает в его сторону (а это случается очень редко, наверное, за вечер раза два), то Донхек, попадающий под прицел через раз, треплет всем нервы, отнекивается, кидается пуховыми подушками и кричит, что отвечать должен Марк, хотя Марк сидит на другой стороне комнаты. Сычен, натянуто улыбаясь и чуть сонно покачиваясь из стороны в сторону, наблюдает за ним, а Джэхен и Читтапон, ловя летящие с верхнего этажа подушки, запускают их обратно в Донхека, уже скрывающегося за тоннами одеял. — Еще раз ты кинешь в нас подушки, и мы отправим тебя спать, — пытается командовать Читтапон, находясь на правах старшего хена, но выходит у него, честно сказать, так себе, — понял? — Поняль, — дразнится Донхек, но утихомиривается. — Я выбираю действие. — Действие? — переспрашивает Сычен, хоть загадывать и не он должен, — правда же лучше. — Если загадывает Марк, то лучше выбирать действие, потому что с фантазией в этом плане у него плохо, — шепчет в ответ Донхек, но замечает просверливающий снизу взгляд Минхена: — Я все слышу. Твоё действие — слезть с кровати насовсем и сесть к нам. — Марк-хён, я не могу. — Почему? — Винвин-хён останется один, — грустно тянет Донхек, обнимая оставшиеся подушки. — Можешь идти, ничего страшного, — говорит Сычен и получает в ответ фырканье Донхека, который никак не ожидал, что китаец вот так просто возьмет и предаст его в мгновение ока. — Если Марк сказал ... — Вот видишь, он не против. Спускайся и прекращай трепать нам нервы, — серьезно произносит Марк, оттягивая рукава чуть сползшей велюровой пижамы. — Или мы отправим тебя спать, — поддакивает Читтапон, но все и так прекрасно понимают, что никого они спать не отправят, а скорее отправит их всех самих какой-нибудь заспанный Тэен или злой Юта, которому, видите ли, они своими воплями, чередующимися со стуками и звонами пустой бутылки, мешают играть в приставку. Донхек нехотя скатывается со второй полки, цепляясь за все, за что можно зацепиться, закатывает глаза в ответ на то, как Сычен мило пытается помахать ему рукой на прощание, и усаживается между Марком и Читтапоном. — Но с фантазией у тебя все равно плохо, — пихает Марка в бок Донхек и шепчет на ухо: — Продолжай в том же духе. Марк и рад бы, но все желания у него какие-то слишком простые выходят, даже если он пытается придумать что-то назло Донхеку, который, кстати говоря, заставил его надеть шорты и танцевать женские танцы на балконе, чтобы никто вдруг не пропустил такого зрелища. Вряд ли кто-то снаружи наблюдал за этим балаганом, но Читтапон чуть живот не надорвал, Джэхен завалился в угол, трясясь в неконтролируемых конвульсиях, а Сычен тихо жевал край наволочки. Донхек спрашивает Читтапона о том, действительно ли они с Джонни мылись вместе в душе; Читтапон отодвигается, молчит несколько секунд (они ведь клятвенно пообещали друг другу говорить только правду), а затем кивает. У Донхека глаза на лоб лезут, Сычен фарфоровыми глазами смотрит на всех сверху вниз, Марк оттягивает губу, а Джэхен вроде бы как не удивлен. — Держи, — Донхек подталкивает бутылку к Читтапону. Читтапон долго готовится, закручивает бутылку и внимательно, как и все остальные, наблюдает за ее стремительным вращением, напоминающим движения волчка. Она медленно останавливается, очень долго ползет мимо трепещущего Донхека (уже уставшего быть у хенов на побегушках) и все-таки показывает на Джэхена. Тот вздыхает, потягивается и готовится стать мишенью для дротиков Читтапона, уже коварно улыбающегося и зачем-то разминающего руки. — Правда или ... — Правда, — перебивает Джэхен. — Ты всегда выбирал действие, Джэхенни, — удивляется Сычен, свешивая мордочку со второго яруса, отчего его темные волосы падают на лоб и прикрывают уши, — почему? — Ну, думаю, правда все же интереснее, а с действиями мы ограничены, — отвечает Юно. — Мы еще не вымазывали лица хенов зубной пастой! — вскрикивает Донхек, за что получает легкую оплеуху от Марка. — Боже, так только дураки делают, — вздыхает Ли и облокачивается на кровать. — Ну вот пусть Донхек в следующий раз и делает, — ехидно смеется Читтапон, а зачем вспоминает, что его жертва — Джэхен; таец долго думает, закусывает губы, пялится в потолок, что-то пританцовывает руками, потому что Джэхену как-то трудно загадывать — вот он сидит напротив и смотрит такими спокойными глазами, что у Читтапона самого сердцебиение начинает замедляться странным образом. — Джэхенни. — Да. — В кого бы ты влюбился, если бы был девушкой? Марк давится слюнями: — Ну и вопрос, хен. Это неловко. — Мы же пообещали друг другу говорить только правду и что все сказанное нами сегодня останется только между нами. Так что, Джэхенни? — переспрашивает Читтапон, прерывая смятение младшего. — Из хенов или из всех? — Ну, если это кто-то из нас, то так и быть, можешь не отвечать, — смеется Читтапон, потому что это действительно смешно — вряд ли кто-то из них подошел бы на эту роль. Марк и Донхек младше, да и вообще представить подобное довольно сложно; Сычен — ну, тоже маловероятно. Самого себя Читтапон в расчет тоже не осмелился бы взять. Остаются только хёны. — Нет, нет, не из вас. Но мне надо подумать. Я могу ответить позже? — А потом ты скажешь, что уже все, и нам надо идти спать, — ворчит Донхек, — или придет кто-то из хенов и наорет, что мы здесь ерундой занимаемся. — Разве не так? — спрашивает Сычен. Он изначально не особо горел желанием играть, но раз Джэхен согласился, то и Сычен тоже. Самыми большими энтузиастами были Читтапон (ну он хотя бы отвечал и выполнял нормально) и Донхек (это уже удивительно, потому что все, что ни попроси, в его исполнении было сделано из-под палки). — У нас же выходные, так почему нет? — Если кто-то из хенов придет, то Джэхен просто скажет, что влюбился бы в него, родись он девушкой, — подтрунивает Читтапон и отдает бутылку Джэхену. — Отвечай сейчас. — Я правда не знаааююю, — жалобно протягивает тот. — Наверное ... — Выбор-то не так велик, — говорит Марк. — Джонни-хен, Тэиль-хен, Тэ... Донхек пихает его в плечо и цыкает. — Пусть сам думает. Джэхен сидит и думает сам; вспоминает, кто был с ним добрее всего, кто вытирал рукавом с его заплаканных прозрачных глаз и мокрых щек соленые слезы, кто делился едой, кто был с ним нежнее всего, трепетнее. А потом ловит себя на мысли, что уплыл куда-то далеко, когда вспоминает, как они с ... — Ну? — напористо переспрашивает Читтапон. — Наверное, Тэен-хен, — на выдохе произносит Джэхен, и комната почему-то повисает в тишине. — Так я и думал, — преспокойно отвечает Донхек, — знал с самого начала. — Почему он? — спрашивает Сычен. — Только не говори, что просто должен был кого-то назвать. — Ну, — мнется Джэхен, прищуриваясь, потому что он даже сформулировать не может, почему Тэен; наверное, потому что Тэен классный, ему с ним хорошо, комфортно, и ему нравится прикасаться к Тэену как и на людях, так и наедине; трогать его за руки, когда они держат микрофоны, шептать что-то на ухо, заставляя старшего краснеть и отпихивать его в сторону, потому что джэхенни, хватит, это выглядит неправильно, джэхенни, это слишком, а потом сам Тэен проделывает то же самое, а в глазах у него ни капли сожаления и ни тени сомнения в том, что он делает. — Я говорил, что мы связаны судьбой. Наверное, поэтому. — То есть, ты влюбился бы в него, даже не будь девушкой? — спрашивает Донхек, повисая на руке Марка и теребя ее из стороны в сторону, на что старший даже внимания никакого не обращал; за долгие годы он уже привык быть лианой для Донхека, вечно виснущего на нем, тянущего за одежду, чуть прикасающегося к его волосам своими пальцами. Потом, правда, Донхек обязательно выдает что-то, за что его хочется побить. Правда, очень хочется. — Нет, при чем тут это. И вообще, чего вы прицепились? Вы хотели, чтобы я ответил, я ответил. Тэен стоит возле двери, прижавшись к стенке, словно пытаясь слиться с ней, стать единым целым и больше никогда не появляться в общежитии и — тем более — попадаться кому-либо на глаза. Он, вообще-то, просто собирался сказать им, что выходные несколько дней подряд (что большая редкость) это, конечно, хорошо, но в почти три ночи лучше все-таки спать. А потом он слышит задаваемый Читтапоном вопрос вполне провокационного характера и уже не может просто так взять и вломиться в комнату, ворча и вздыхая; он не знает, кому задан вопрос. Следом говорит Джэхен, и Тэен понимает, что отвечает он. Они, кстати, ни слова не говорили про бутылочку и "правду или действие", но Тэен все понял сам, когда услышал пару раз чисто бутылочные звуки и — тем более — когда Сычен на цыпочках вышел из комнаты и принялся заплетать Джонни косички, объясняя это тем, что спадающие на лоб и глаза волосы мешают играть в приставку (это было действием от Донхека, не скупящегося ничуть). Слышно плохо, и Тэен, к своему стыду, прикладывает ухо к двери и прислушивается. Сердце стучит слишком громко, и ему кажется, что оно его выдаст с потрохами, потому что гул от ударов громким эхо стоит в ушах и, похоже, даже разговоры из другой комнаты заглушает. А затем он слышит свое имя, произнесенное Джэхеном; он бы усомнился, но Джэхен правда сказал его слишком отчетливо на фоне всех шебуршаний и приглушенного шепота. Тэен понимает, что Джэхен про него говорил, и ему становится немного не по себе; не по себе ему и от того, что он сейчас абсолютно потерян и не знает, идти ли ему к себе обратно или же все-таки заявиться к младшим, чтобы напомнить о существовании времени. Но прямо сейчас он зайти не может, потому что все станет слишком очевидным, и Тэен молча уходит обратно к себе, ловя недоуменные взгляды Юты и Джонни (все еще с мило заплетенными Сыченом косичками на голове).//
Ночью Тэен сталкивается с Джэхеном в ванной; на том лишь шорты и небрежно висящее на плечах полотенце. Они мечутся из стороны в сторону, никак не могут обойти друг друга, топчутся на одном месте совершенно синхронно, а потом Джэхен смеется, берет Тэена за плечи и отходит вбок. — Все в порядке, хен? Выглядишь взволнованным. — Нет, то есть, да, все хорошо. Я просто хочу спать. — Мне подождать тебя? — Иди спать, Джэхенни. Уже почти утро. Вы очень долго сидели. — Прости, так вышло. Спокойной ночи, хен, — Джэхен касается руки Тэена на прощание и выходит из ванны, шаркая ногами и бормоча что-то себе под нос. Тэен желает спокойной ночи ему в ответ, а потом его передергивает от спокойствия Джэхена; но почему ему не быть спокойным? Он, наверное, и значения не придал своим словам. Но Тэен думает об этом, и это не дает ему спать; он снова встает и тихо, стараясь никого не разбудить, идет в комнату, где спит Джэхен, и зачем-то долго смотрит на него. У него чуть вздымается грудь, а взлохмаченные волосы лежат на подушке. Тэен зачем-то мягко касается его лба губами и идет спать.///
Стоит ли говорить, что спалось Тэену отвратительно: мало того, что ему казалось, будто Джэхен не спал, когда он целовал того в лоб, так еще и Джэхен ему снился. Тэен чувствует себя дураком — начиная с того, что он, словно младшеклассник, некрасиво подслушивал под дверью (а ведь они наверняка хотели сохранить конфиденциальность всего сказанного), так еще и Джэхен в его снах был таким сладким и мягким, словно леденец на языке. Он не помнит точно, что именно они делали, но он помнит, что было много тактильного контакта, и Тэену это точно понравилось. Он чувствует себя загнанным в угол самим же собой, и когда во время завтрака Джэхен просит передать его соль, то Тэен вместо "да, держи", чуть не выпаливает "я бы в тебя тоже, Джэхенни", но вовремя останавливает свой язык и молча передает солонку. Читтапон щиплет Джэхена за коленку, и в ответ на это тот лишь убирает его руку и продолжает есть. Все они выглядят как-то напряженно; все, кроме Сычена, у которого, словно у новорожденного котенка, кажется, после сна еще глаза не открылись. Тэен и Джэхен встречаются взглядами, и старший боится быть заподозренным; ему вообще кажется, что он все слишком уж гиперболизирует, и словам, сказанным невзначай в какой-то игре в три ночи, не стоит придавать такого глубокого смысла, но забыть о них тоже не получается. Джэхен же, в конце концов, не девушка, чтобы влюбиться в него.////
После репетиций Джэхен подходит к Тэену и просит попить воды; Тэен отдает ему бутылку, а младший благодарит. Тэен внимательно наблюдает за тем, как Джэхен пьет, как он касается губами горлышка бутылки; Джэхен замечает, и во взгляде его читается "хен, что такое?". Тэен отворачивается и отходит в сторону. — Можешь допивать всю, — говорит он. — Тэен странный, — подходит к Джэхену сзади Читтапон и нагло, опять же, забирает бутылку с водой. — Как будто все знает. — Знает что? — спрашивает Джэхен. — А помнишь нашу игру? Ну, когда ты ляпнул, что влюбился бы в Тэена. — Ляпнул? Я вполне осознанно говорил. — Вот даже как, — задумывается Читтапон. — Ну, мне кажется, кто-то ему рассказал об этом, и теперь он ходит, углы считает, боится на тебя посмотреть. Не замечал? — Тебе-то какое дело? — фыркает Джэхен и забирает бутылку с водой обратно. — Вы вообще с Джонни-хеном мылись вместе. — Я это и не скрываю, — отмахивается Читтапон, — а вот Тэен, кажется, сейчас в затруднительной ситуации. Я бы на твоем месте присмотрелся. Джэхен пытается вспомнить обо всем, что Тэен говорил и делал в последнее время; все ли с ним так? Кажется, нет./////
Когда они остаются одни, Тэен сидит в комнате и переключает каналы с одного на другой, даже не успевая понять, что там крутят; он не сразу замечает, что Джэхен садится рядом и кладет голову на его плечо. — Хен, — слова Джэхена тянутся, словно мед на ложке, — у тебя все хорошо? — Джэхенни, о чем ты? — Ты ... если тебя что-то волнует, то ты можешь сказать об этом мне. — Хенни, все хорошо. Я правда не понимаю, о чем. Джэхен точно так же касается губами лба Тэена, как однажды сделал старший; у Тэена мгновенно приливает кровь к лицу, откуда-то снизу по телу поднимается волна дрожи, смешанная с (не)приятным волнением, от которого тянет внизу живота, как будто тебя туго к чему-то привязали. Джэхен отстраняется, опускает глаза и откашливается. — Что это было? — спрашивает Тэен, хоть и сам прекрасно понимает. Джэхен, этот дурак, не спал вовсе; разве так можно? Сейчас Тэен сидит красный, прикасается рукой к месту, только что поцелованному Джэхеном (он все-таки поцеловал его, не просто коснулся губами), и понятия не имеет, что говорить дальше. — Я решил, что мне стоит сделать это в ответ. — Ты не спал тогда! — чуть повышает голос Тэен и начинает колотить Джэхена подушкой, оказавшейся по воле случая рядом; тот во время очередной атаки выцарапывает ее у старшего, отбрасывает и крепко хватает того за кисти рук. — Нет, — тихо смеется Джэхен, по-прежнему нагло держа Тэена за руки прямо перед его лицом, мол, смотри, хен, я сильнее тебя, я тебя держу, и ты ничего не можешь с этим поделать. Тэен глубоко и громко дышит, что выдает его целиком и полностью. — Джэхенни, прекрати, пожалуйста. Мне больно. После этих слов Джэхен наконец отпускает его руки и извиняется; Тэен говорит, что все в порядке и проводит рукой по его спине, а затем удаляется со слишком уж громко звучащими словами "всегда будь честен со мной, джэхенни", и ему не очень легко это говорить, потому что сам он себя корит за это же.//////
Тэен решает сделать все проще, чем хотел изначально; ну, начнем с того, что ту самую фразу он вообще чуть ли случайно не выпалил, когда они всей группой завтракали. Скоро День рождения Джэхена, а, значит, и День Святого Валентина. Тэен не может оставить это просто так, потому что Джэхен, кажется, ему правда нравится. Хоть Джэхен и не девушка вовсе (как и Тэен). Все было бы проще, учись они в старшей школе; там можно подбросить записку анонимно либо в портфель, либо — а в некоторых школах такое бывает — в специальную коробку для валентинок. Но они живут в общежитии, где все парни, и вообще Тэен сам не знает, хочет он рассекречиваться или нет. Как получится. Тэен пишет ту самую фразу на закладке из книги, которую сейчас читает Джэхен, молясь всем богам, чтобы ее не вздумалось открыть кому-то другому. И ему будет до жути неловко, если Джэхен обнаружит записку, когда он будет неподалеку; Тэен прямо видит, как младший, прочтя ее, поднимает глаза и в упор на него смотрит, потому что теперь все становится ясно, как божий день. И Тэену хватит сил признаться в том, что да, он подслушивал, да, он хен, да, ему не стыдно (но на самом деле очень). И почему вообще Джэхен выбрал его, а не Юту или Джонни, например? Джонни высокий, а девушкам, наверное, такие нравятся, думает Тэен, но, если честно, он понятия не имеет, какие нравятся девушкам, а вот ему самому лично, кажется, больше по вкусу Джэхен. И он ему тоже? Становится еще сложнее, когда им говорят, что требуется больше взаимодействий, потому что фанатам так нравится; Джэхен шепчет что-то ему прямо на сцене, касаясь губами мочки уха, отчего Тэену становится очень щекотно, а потом трогает за ногу во время интервью. Еще хуже становится, когда Джэхен начинает спрашивать, все ли нормально, не смущает ли это Тэена; тот говорит, что все хорошо. Открывал ли Джэхен книгу? Иногда Тэену кажется, что открывал. И ему хочется провалиться сквозь землю. Тэен написал на закладке "я бы в тебя тоже, Джэхенни".///////
Джэхен неожиданно целует его в губы; совсем невинно, как ребенок, легким касанием, длящимся меньше, наверное, чем секунду. Тэен закусывает губу, все еще не веря тому, что произошло. — Хен, — начинает говорить Джэхен, теребя рукава рубашки (тэеновой, кстати; он, несмотря на все упреки старшего, продолжает таскать его одежду), — я не девушка. — Я знаю, — уже не может не смеяться Тэен; и ему становится легче оттого, что Джэхену тоже немного неудобно от всего, что происходит с того самого дурацкого вечера. — Ну, я не совсем это имел в виду. Я хотел сказать, что влюбился бы в тебя, даже если бы не был девушкой. Вот. Джэхен мягко прижимает старшего к кровати, запуская руку в его волосы и чуть оттягивая воротник рубашки, чтобы поцеловать его в шею, потому что в губы он теперь очень стесняется; это, кстати, был его первый поцелуй. — Хорошо же ты читаешь, Джэхенни. Две недели не открывал книгу. — Я дочитаю ее сегодня же. — Обещаешь? — Да. Джэхен не хочет спрашивать, кто сказал о тех словах Тэену; Тэену же это на руку, потому что он не хочет признаваться в том, что подслушивал. Ему хватает того, что он признался в кое-чем похуже.