Орфей

His final words, faced with the sword, Cut short the bastard’s breath Talia’s ballad (вариант «Take me instead») Он так весел и опасен в пляске лунных теней, Но на шорох маракасов отзываться не смей! Ночь рыдает и колдует за открытым окном: Тот, кого боятся люди, постучался в твой дом. Не ходи за ним, не надо, хоть зовет – ну и пусть; С ним до рая и до ада я пойду и вернусь. Канцлер Ги – Samedy

- Если тебе нужен заложник, возьми меня вместо нее! Итан сам не помнил, как у него вырвались эти слова. Он дернулся вперед, позабыв, что стоит на помосте. Тогда он видел перед собой только Талию, бьющуюся в руках Рамси Сноу; помнил только, как Рамси ощупывал взглядом его брата и сестру – будто намекая, что может с ними сделать все, что захочет. Этого оказалось достаточно, чтобы развеять в нем лорда Форрестера, только-только начавшего поднимать голову; он стал снова испуганным мальчишкой, даже не умеющим держать в руках меч. Но и Рамси Сноу не был лордом, несмотря на все его желание быть принятым как таковой. Он развалил хрупкую церемонию встречи, которую Итан и Дункан так тщательно выстраивали – развалил, пожелав показать свою силу; он был всего лишь бастардом, был Сноу, непрошеным ребенком, и чем усерднее старался это затереть, тем отчетливей сказывалось его происхождение. Поэтому он выпустил Талию, услышав слова Итана, и обернулся к нему. Мать бросилась к Талии; один или два солдата угрожающе повернулись в их сторону, но Рамси смотрел только на Итана. - Вот так так, маленький лорд, - произнес он шепотом, эхом отдавшимся под сводами великого чертога. – А что ты можешь мне предложить? Он смотрел нагло, будучи уверен, что Итану не придумать достойного ответа; но из его маленьких холодных глаз еще не вполне ушло то выражение, с каким он изучал Риона и Талию, и теперь этот интерес был направлен на Итана. Итан сглотнул, чувствуя, как бегут по телу противные мурашки. Мама, что я наделал? Ему захотелось спрятаться далеко-далеко и не выходить оттуда, пока игра не будет окончена, пока Рамси с Уайтхиллом и солдатами не уберутся прочь из замка, пока Талия не позовет его, волнуясь, куда это он задевался. Рамси опередил его. - Любишь охоту? – спросил он, задумчиво наклонив голову. – Боюсь, тут мне нечего тебе ответить. Право охотиться в моей свите нужно заслужить. Он исподлобья взглянул на Итана, и тот почувствовал, что начинает терять его интерес. Холодная молния прошила позвоночник. Только удержав внимание Рамси, Итан мог надеяться выиграть эту битву. Уайтхилл слишком стар и слишком распален, чтобы уступать; но Рамси, посторонний, который уже проявил себя весьма непредсказуемым и опасным типом… - Я славлюсь своей игрой на лютне, - он вздернул подбородок, чувствуя, что наконец нашел правильные слова. – Искусство обработки железноствола почти такое же древнее, как и искусство музыки, и, смею сказать, я овладел вторым не хуже, чем плотники дома Форрестеров – первым. Мой отец часто говорил, что моя игра заставляет его забыть обо всем. Если бы вы соблаговолили меня послушать, милорд, вы бы поняли, о чем он говорил. - Лорду Болтону нужна боеспособная армия, а не менестрели, - хмыкнул старый Уайтхилл, и в тот момент Итан был готов на шею ему броситься за эту ненависть к Форрестерам, которую старик был не способен удержать в узде, потому что Рамси ожег его недовольным взглядом и сказал: - Тебе не кажется, что я лучше знаю, что нужно моему отцу? Пусть маленький лорд споет, но пусть поостережется, - он неприятно улыбнулся Итану: - Ты в моей власти дважды: как мой вассал и мой заложник, а знаешь, что я делаю с теми, кто в моей власти, когда они меня разочаровывают? Итан знал. Кто же не знал. Человек с содранной кожей недаром прижился на гербе дома Болтонов. Но сейчас ему почему-то не было страшно. - Расступитесь, - сказал он, и даже голос у него не дрожал. Рамси кивнул. Талии казалось, что все это ей снится. С момента, когда Рамси Сноу схватил ее за шею и пообещал увезти в свой замок, все кругом стало расплываться, будто она долго не спала или выпила макового молока. Она видела, как Итан кричит на Рамси, как Рамси осаживает Уайтхилла, как чужие солдаты расступаются, давая дорогу слуге, бережно несущему знакомую лютню. Видела, но не слышала и ничего не понимала. И только когда Итан уселся на отодвинутый от стола стул – Дункан отступил от него, но по-прежнему оставался поблизости – и взял первый аккорд, она поняла. - Итан! – Она рванулась к брату, но мать удержала ее. Талия и не подозревала, что Элисса Форрестер может быть такой сильной. - Не порти ему игру, дочка, - чуть слышно шепнула мать. – Видишь, они все слушают. И это была правда. Солдаты ехидно перешептывались между собой и отпускали шуточки, сопровождавшиеся взрывами смеха, но смех скоро умолк. Ладд Уайтхилл стоял у стены, скрестив на груди руки с вызывающим и презрительным видом, но не уходил и молчал: ему, исконному врагу дома Форрестеров, нечего было и надеяться когда-нибудь присутствовать при таком. Рамси Сноу, державшийся в опасной близости от помоста, не сводил с Итана глаз. А Итан играл начало песни, которую Талия тут же узнала – и похолодела, представив, что будет с ними, если Рамси тоже ее знает. Но бастарда, по-видимому, волновало другое. Он нетерпеливо подался вперед. - Что же ты? Пой! Близнецы всегда музицировали дуэтом: Итан играл, а Талия пела. Иначе и быть не могло. И теперь Талия машинально шагнула вперед, но остановила ее не рука матери – взгляд Итана буквально пригвоздил ее к полу. «Ты что, хочешь, чтобы он нас обоих забрал?» Итан тоже все понял. И, может быть, на это и рассчитывал с самого начала. Голос у него был не такой сильный, как у Талии, но чистый и ровный: Талия как-то полушутя сказала ему, что поет он куда уверенней, чем говорит. Пусть даже немногие слышали пение Итана, предпочитая верить в то, что музыкальное дарование боги распределили между близнецами точно поровну. Но сейчас его слушали все; а он смотрел в глаза одному только Рамси Сноу. Это была старая песня, старое предание, лишь кое-где сохранившееся теперь на Севере. В нем рассказывалось о брате и сестре, сиротах, живших одиноко в лесном домике; их родителей унесла долгая зима. И каждую ночь к окнам домика приходил некто (обычно считали, что это Белый Ходок, но в песне ничего не было сказано напрямую) и звал сестру с собой. Две ночи брат убеждал сестру не отзываться, не уходить, запирал двери, прятал ее сапоги, но голос незнакомца был слишком соблазнителен, и когда на третью ночь сестра все-таки распахнула дверь и в проеме показался темный силуэт, брат бросился между своей сестрой и чужаком, крикнув: «Возьми лучше меня!» Сильный порыв ветра захлопнул дверь, так что до утра ее нельзя было открыть, а когда утром сестра вышла искать своего брата, то не нашла даже его следов. Мейстеры, которым доводилось слышать эту историю, говорили, что юноша скорее всего сошел с ума и сгинул в лесу или погиб в схватке с человеком, возжелавшим его сестру; но Талия чувствовала, что не все так просто. Зачем вплетать ужасы ночи в обычную историю, какие десятками случаются в замках и деревнях? Вряд ли Белые Ходоки могли служить на Старом Севере предметом для шуток. И Талия боялась думать о том, что случилось с отважным юношей, который дал тьме поглотить себя, чтобы спасти свою сестру. Последний зов затих под пальцами Итана, но никто не посмел нарушить тишину: Рамси стоял неподвижно, и его затянувшееся молчание пугало Талию больше, чем все его прежние выходки. - Хорошая попытка, - сказал он наконец. Уайтхилл зашевелился у стены. Солдаты переглядывались: по рядам снова поползли шепотки. Кажется, они уже предвкушали свое торжество. Рамси меж тем забрался на помост со стороны, противоположной той, где стоял Дункан, и нарочито медленно приблизился к Итану. - Милорд… - начал Дункан, протягивая руку вперед. Сверкнула сталь. Что-то коротко тренькнуло, и Итан вскрикнул: лопнувшие струны обожгли ему пальцы. Изуродованная лютня с торчащими обрывками струн упала на пол. Рамси спрятал кинжал. - Я привезу тебе другую, лучше этой, - сказал он, склонившись к самому уху Итана: Талия стояла достаточно близко к помосту, чтобы расслышать его слова. – И ты споешь снова, но в этот раз – только для меня одного. Понял? Не дожидаясь ответа, он небрежно повернулся, слез с помоста и направился к дверям, на ходу бросив Уайтхиллу: - Отзывай свой сброд. - Милорд, - растерялся тот, - вы же обещали… - Вы, - перебил Рамси, - сломаете мне маленького лорда, а я этого не потерплю. Половина рощи железностволов ваша, довольствуйтесь этим. И начните поставки немедленно: мой отец не любит ждать. Посмотрим, чего стоите вы. Уайтхилл засопел от возмущения и разочарования, но открыто выражать свое недовольство при Рамси не посмел. Он только кинул злобный взгляд в сторону Итана, все еще сидевшего на своем стуле, гавкнул команду своим и вышел. Его солдаты потянулись за ним. Как только шаги последнего из Уайтхиллов стихли, Форрестеры, не помня себя, бросились к Итану. - Вы рисковали многим, но держались как истинный лорд, - с чувством произнес Дункан и опустил руку Итану на плечо. Элисса плакала. - Итан… - Талия обняла колени брата, пытаясь заглянуть ему в лицо: он сидел, низко опустив голову. Что с ним? Из-за лютни? Рион, присев на корточки, трогал бесполезные завитки струн. - За такое ему бы врезать хорошенько, - рассудительно произнес он. - Оставь, - сказал Итан, - поранишься. Голос у него охрип – должно быть, с непривычки: он не особенно любил петь и уж тем более никогда не делал этого перед таким количеством людей. Итан поднял голову, и его глаза наконец встретились с глазами Талии. - Он еще вернется, - сказал он тихо, таким надтреснутым голосом, который уже нельзя было списать на одну усталость; и Талия, холодея, поняла, что зимнее чудовище все же забрало с собой ее брата.