О чём звонят колокола

Колокола давно умолкли, но их звон продолжал стоять в ушах. Когда-то он возвещал о счастье, теперь – о горе. Мужчина приостановил лошадь перед воротами и посмотрел в небо: оно всё также безмятежно голубело, словно и не было никакой войны и многочисленных смертей. Мимо него понуро шли солдаты, катились повозки с убитыми и ранеными. Он чуть тронул поводья, и лошадь без каких-либо дальнейших понуканий вошла в проём распахнутых ворот. И снова военных встречали гневные взгляды горожан. В который уже раз разведотряд не оправдывает доверие людей, лишая их надежды на наступление «завтрашнего дня»? Одинокий звон колокола врезался в небо и стих – видимо, кто-то из звонарей неуклюже зацепил ногой канат. «Пожалуйста, возьми меня с собой, сейчас каждый солдат на счету! – тоненький умоляющий голос зазвучал в голове, а перед взором в который раз появились жалобные янтарные глаза: – Ну хочешь.. я пообещаю, что это будет последняя экспедиция, в которую я пойду!» «Последняя…» – горько усмехнулся он про себя. По злой иронии судьбы эта экспедиция стала для неё действительно ПОСЛЕДНЕЙ. Было бы смешно, если бы не было так печально. «– Не могу же я всё так бросить! – возмущалась она тогда. – Я же солдат, и потому должна сражаться!» А ведь он всего лишь хотел защитить свою жену. Они не так давно поженились – около трёх месяцев назад. Он отчётливо помнил, как они тогда жутко опаздывали на саму церемонию, она ещё вертелась у зеркала в одном из холлов, когда он схватил её за запястье и потащил в зал. Кажется, им тогда на пути попался один из художников, которые обычно зазывают клиентов на многолюдных улочках. Видимо, его чем-то вдохновила эта бегущая по натёртому до блеска паркету пустого зала пара. Именно он и сделал ту, не удачную, по мнению капрала, зарисовку, но Петра не дала выбросить маленькую картинку, которую художник позже преподнёс им – для неё она была, почему-то особенно дорога. А потом звонили колокола. Он даже не подозревал, что они могут так красиво звонить, возвещая о счастливом событии. «– Я хочу помочь! – Твоё участие совершенно ни к чему, – останавливал он её, но безрезультатно.. как оказалось. Когда отряды въехали в лесную чащу, из дальней повозки показалась светлая макушка и, отыскав глазами капрала, весело улыбнулась. Пригрозив, тот приказал не отходить от него ни на шаг. – Поберегись, – услышал он за спиной, а Петра завалила титана, стремительно приближавшегося к ним секундой ранее. – А говорил, что не пригожусь, – гордо, как маленькая девочка, сделавшая что-то хорошее и ожидающая похвалы, вскинула подбородок, а глаза всё так же бесстрашно смотрели вперёд.» Но… почему войны имеют особенность забирать тех, кто особенно дорог? В отряде оказался предатель: человек, способный превращаться в титана, как Эрен, только в женскую особь. Риваю пришлось ненадолго задержаться, чтобы сменить лезвия клинков, а когда вернулся – отряд был разгромлен. Все четверо, считая её. В живых остался лишь Джагер, да и тот без сознания. А по пути обратно из-за преследуемых титанами живых, большую часть мёртвых тел пришлось сбросить с повозок… «– А говорил, что не пригожусь!» – и удаляющаяся фигурка – снятся каждую ночь, превращаясь в кошмар. … Солнце слепило немилосердно. Трое путников в потрёпанных дорожных плащах цвета хаки, под которыми накинуты кожаные куртки с тремя розами на эмблемах, выехали из-за восточной оконечности леса. По их лицам читалась усталость – ехали они уже много часов подряд. Да и взмыленные лошади тяжело дышали. Их перевели служить в другой гарнизон, где катастрофически не хватало настенных бойцов, по счастливой случайности, располагающийся совсем недалеко от их родной деревни. К тому же, одного из них там ждала невеста. – Похоже, недавно здесь была битва, – протянул один из них, светловолосый парень с серыми глазами, осматривая поломанные деревья и многочисленные бардовые лужи крови, которые уже начали подсыхать и превращаться в корки. – Давайте ехать быстрее, – взмолился другой, пониже, с нервными чертами лица, – мне тут не особо нравится, тем более, не факт, что на нас не нападут. Надо было ехать через внутренние стены, ничего бы не случилось если бы твоей невесте пришлось бы подождать лишние три недели. А теперь трясись и бойся каждого шороха. – Сварливо продолжал он, не замечая сурового взгляда друга, который ехал впереди этих двоих, но обернулся, как только разговор завернул в данное русло. – Эх, Даз, договоришься.. – улыбаясь заверил его светловолосый. Похоже, он, в отличие от товарища, не боялся. – Да ведь это же правда, Милиус! – начал было он, но осёкся: – всё, всё, молчу! – воскликнул болтун, увидав сжатые на поводьях кулаки. Спустя ещё немного времени перед взорами путников открылось зрелище, способное повергнуть в ужас самого бывалого бойца: обширное пространство сплошь покрыто частями поломанных телег, выведенного из строя вооружения, но наиболее страшным были оторванные, раздавленные части тел людей... Тел сотен павших бойцов. Над побоищем витал мерзкий запах разложения и тучи мух: не удивительно, солнце в зените. На своём веку эти люди повидали многое, но к такому не привыкнуть никогда, да и ни в коем случае нельзя к подобному привыкать. Они молча, сурово сдвинув брови, ехали через это поле смерти. Вдруг тот, что ехал впереди, остановился: что-то очень ярко блеснуло на выжженной земле. Он пригляделся. Под большим валуном, дававшим немного тени, лежало тело светловолосой девушки, частично замотанное в рваное, заляпанное кровью покрывало. Под покрывалом – так знакомая всем форма легиона разведки. Блеск, привлекший внимание, исходил от кольца на безымянном пальце правой руки. – Да брось, Густав, поехали дальше, кому оно теперь нужно? – В том-то и дело, что ей это уже не пригодится, а мы сможем выручить немного денег, чтобы быстрее добраться до деревни, – с этими словами он приподнял её руку. Как ни странно, хоть тело и лежало на солнцепёке, но видимых признаков разложения на нём не было, да и запаха тоже... – Стой! – вдруг крикнул Милиус. А затем спокойнее, – посмотри. Рука девушки слегка дёрнулась, из горла выдавился сдавленный, хриплый, еле слышный вздох. – Что будем делать? – с тревогой в голосе спросил Даз. – Не оставлять же её тут, – неуверенно проговорил светловолосый. – Вряд ли она до деревни дотянет, – протянул тот. – Да хватит уже! – Густав оборвал их спор. Он тем временем аккуратно поднял девушку с земли и, взобравшись на коня, усадил перед собой, закрепив ремнями так, чтобы она не упала. – Поехали, – скомандовал он, даже не обернувшись на своих спутников. Под мерный, убаюкивающий цокот копыт путники двинулись дальше по прокалённой солнцем земле. ... Мощная дубовая дверь со стуком распахнулась: в дом влетела хорошенькая темноволосая девушка с тонкими, почти изящными чертами лица, что не было характерно для населения данной местности: "неудивительно, – добродушно говорили односельчане, – вся в мать!", которую, к слову, отец девушки привёз откуда-то издалека. Найдя глазами того, кого искала, сидящим за чистым светлым столом, громко, тщетно скрывая радость в голосе провозгласила: – Густав приехал! – а потом чуть тише, – Даз и Милиус вместе с ним. И ещё какая-то девушка. Пожилой мужчина поднял на дочь усталые глаза и недоверчиво спросил: – Они кого-то привезли? – Да. Но ей срочно нужна твоя помощь. Она вся изранена и сейчас без сознания. Густав сказал, что в пути она приходила в себя, но почти тут же снова впадала в забытье. Я сказала им оставить её у нас дома. Пойдём скорее, ты же знаешь, что кроме тебя, помочь ей некому. Во время рассказа мужчина твёрдо смотрел куда-то перед собой, словно что-то обдумывая, а затем произнёс: – Хорошо, беги к ним, я скоро приду. Она сначала было кинулась, но потом остановилась в дверях и недоверчиво посмотрела на него. – Ну, чего же ты стоишь? Бросив ещё один короткий взгляд, она упорхнула. Мужчина тяжело вздохнул, поднял с лавки увесистый чемоданчик, внимательно пересмотрел его содержимое, упаковал туда ещё несколько замысловатых инструментов и пузырьков, наполовину заполненных какими-то жидкостями, и вышел на озарённую закатным светом улицу. Тёплые летние сумерки только начинали сгущаться. Когда он вошёл, изба была уже потоплена. Навстречу ему выскочила дочь. – Давай скорее, она еле дышит, – заторопила его девушка, тряхнув длинными косами. – Не суетись. – Одёрнул он её, затем, чуть замешкав, всё же спросил: – Густав уже ушёл? – Да, ему нужно повидаться с родными, – на её щеках отчего-то проступил румянец. Но врач уже не слушал её, а широкими шагами направлялся в комнату. На кровати, укрытая простынёй лежала привезённая девушка. Дочь врача уже сняла с неё изодранную солдатскую форму и переодела в длинную мешковатую рубашку. Жар охватил её, по смертельно-бледному, осунувшемуся лицу катились крупные капли пота. Дышала она неровно, рвано, хрип и какой-то свист вылетали из горла. Одного взгляда хватило на то, чтобы понять – действовать нужно немедленно. – Мина, принеси таз с тёплой водой, – мужчина начал отдавать распоряжения, надевая очки. Первое, что она почувствовала – было тепло. Тепло, разливающееся изнутри по телу. В голове начало немного проясняться. Она попыталась пошевелить пальцами – вроде бы они послушно дрогнули. Глаза открывать не хотелось – лучше зарыться в мягкую подушку, в окутывающую теплоту. Веки вдруг стали тяжёлыми, тело словно налилось свинцом. Совершив над собой усилие, она всё-таки их открыла. Ровный солнечный свет лился из большого окна, расположенного напротив. Она попыталась повернуть голову. Чуть левее стояла девушка с длинными, чёрными косами. Красивое лицо её было чем-то обеспокоено. В руках она держала деревянную миску. Только сейчас Петра почувствовала, что губы её влажные, на них застыл вкус молока. На лице черноволосой девушки вдруг появилась радостная улыбка, а глаза заблестели. Она тут же выбежала из комнаты с возгласом: – Папа, она пришла в себя! Через несколько секунд послышались гулкие шаги, и в комнату вошёл мужчина. По многочисленным седым волосам и исчертившим лицо морщинам было понятно, что возраст уже берёт своё. Он склонился над лежащей, бегло осмотрел, а затем добродушно улыбнулся. – Ну что же, ты молодец. Даже я не был уверен, что ты выкарабкаешься. Но ты справилась, хоть и потребовалось на это больше месяца. Можно сказать, – он улыбнулся шире, – выиграла эту битву, чем спасла жизнь и себе, и тому человечку, что сейчас внутри тебя. Она смотрела на него, не понимая кто эти люди и о чём они говорят. Но почти тут же вспомнила. Вспомнила всё. Сильное волнение вдруг поднялось откуда-то изнутри. Она резко вскинула правую руку. Тонкий ободок золотого кольца блестел на безымянном пальце. Девушка прижала его к губам, зажмурив глаза. А затем аккуратно положила дрожащую руку на живот. И перевела удивлённый, полный недоверия взгляд на врача. Тот, кивнул, отвечая на её немой вопрос: – Да, это действительно так. Ты ждёшь ребёнка. Как зовут тебя? – Петра, – она переводила счастливые глаза то на девушку, то на мужчину. – Спасибо! – Зашептала она быстро. – Спасибо вам огромное, что спасли нас. Через несколько дней Перта уже могла ходить, правда, всё ещё придерживаясь за предметы мебели. Девушка сильно похудела, щёки впали, а кожа приобрела неестественную белизну, вместо задорного блеска в глазах теперь была грусть. Вскоре после пробуждения к ней зашла Мина, с собой она принесла аккуратно свёрнутую форму, точнее, то, что от неё осталось. Сверху лежала маленькая картинка. При виде её у Петры на глазах выступили слёзы, а к горлу подступил ком. – Я подумала, что тебе это может быть дорого. – Спасибо... – она протянула руки, пальцы вновь дрожали. А затем прижав столь ценные ей вещи к груди, упала на колени и зарыдала. Мина и её отец настояли на том, чтобы девушка осталась пожить у них, хотя бы до полного восстановления. Тем же вечером Петра разложила свои немногочисленные вещи в маленькой, отведённой ей комнатке. И долго не могла заставить себя выпустить из рук дорогое изображение. С тех пор прошло пять лет. Срок необыкновенно длинный, но, в то же время ужасно короткий. Срок, за который меняется столько, но ещё больше остаётся таким, каким было многие годы назад. Многие за это время ушли из жизни, другие – вступили в неё с широко распахнутыми глазами. Мерный топот копыт, скрип колёс и позвякивание вооружения разбили вдребезги стоявшую повсюду лесную тишину. Пугливые птицы с заливистыми криками взвились в небо. Ближе к вечеру эскадроны легиона разведки подошли к небольшой деревушке. Часть сил разбросали по местности. А небольшой эскадрон в составе девяти воинов вступил в деревушку. На улицах достаточно пустынно – многие ещё работали в поле, ремесленники заняты в своих мастерских. Только из отдалённых дворов слышен детский смех. Три всадника спешились – светловолосый рослый мужчина, женщина с каштановыми волосами, убранными в хвост и очками, за которыми блестели хитрые, но умные глаза. Третьим был невысокий, но крепко сложенный черноволосый мужчина с колючим, презрительным взглядом серых глаз. Это сильнейшие воины – Эрвин Смидт, Ханджи Зое и Ривай Аккерман. Следом за ними с коней соскочили и остальные члены эскадрона. – Может, поищем где тут можно… – Эрвин договорить не успел: из-за угла ближайшего к ним дома выскочила с громким весёлым криком орава ребятишек. Впереди них бежал черноволосый мальчик, на голову ниже остальных. В течение следующих нескольких секунд произошло невообразимое. Мальчишка, бежавший впереди, не заметив людей на дороге, с силой врезался в капрала. Остальные дети, едва увидев солдат, начинали останавливаться, кричать остальным и разбегаться кто куда. Через мгновение дорога опустела. Лишь в крепких руках Ривая, извиваясь и предпринимая тщетные попытки освободиться, болтался тот самый черноволосый мальчишка. Капрал сильно тряхнул его, а затем поставил на землю. Ребёнок отпихнул его руку. Никто из них за всё это время не проронил ни звука. Малец поднял на него тяжёлый взгляд серых глаз. Похоже, сейчас в них закралась обида. Ханджи охнула, а затем заливисто рассмеялась. – А вы друг друга стоите! Только гляньте, – весело обратилась она к улыбающемуся Эрвину, – нам только второго Ривая не хватало! Восторг её был прервал самим капралом: – Очкастая, угомонись. Нам надо как можно скорее найти, где расположить солдат на ночлег. – О, а давайте спросим у мальца! – Ханджи, мы и сами… Но она его уже не слушала. – Малыш, – обратилась женщина к ребёнку, всё ещё стоявшему рядом и не спускавшему с солдат, которых он видел впервые, восхищённых глаз. – Есть ли у вас тут какая-нибудь таверна? Он тут же кивнул и произнёс: – Пошли. – Хах, Ривай, похоже, он всё ещё обижается за то, что ты его за шкирку оттрепал! Видишь, как косо смотрит. – Тихо смеясь толкает его в бок Ханджи. А затем, обращаясь уже к мальчику, как бы между прочим, спрашивает: – Эй, малец, а родители у тебя кем работают? Мальчик недоверчиво посмотрел на женщину и вдруг улыбнулся. – Мама помогает дедушке Робину в больнице. А папа, – тут он гордо вскинул подбородок, – сражается с титанами! – Ого, – Ханджи переглянулась со спутниками, – твой папа служит в легионе разведки? – Да. Правда.. я его ни разу не видел. В смысле живым. Только на картинке, которую мне мама показывала. – Почему ты на меня до сих пор так смотришь? – подал голос Ривай. Ведь, даже когда малыш отвечал Ханжи, он не сводил широко распахнутых глаз с капрала. – Вы очень на него похожи, – чуть, замявшись, ответил он. – На кого? – На папу. Ривай ничего не ответил, а после непродолжительного молчания спросил: – Как тебя хоть зовут, малец? – Герт Аккерман, – последовал ответ. Лица присутствующих вытянулись в недоумении. У всех восьми. – Вот те раз, – озвучила общую мысль Ханджи. Но в этот момент они уже добрались до таверны – единственного в деревне место, где путникам будут предоставлены и кров, и пища. Герт поспешил прощаться, сказав, что мама просила его сегодня прийти пораньше домой. Восемь солдат исчезли за дверями заведения. Но Ривай остался. Всё это время он что-то сосредоточено обдумывал. Затем, посмотрев вслед удаляющемуся ребёнку, вдруг негромко позвал. – Малец, – тот услышал, остановился и обернулся, – подожди. Быстрыми шагами капрал нагнал его. Дальше пошли рядом. – Не мог бы ты проводить меня к твоей маме? – задал он наконец вопрос. – Хорошо, – обрадовано кивнул мальчишка. – У нас редко бывают гости, мама обрадуется! Дворы постепенно стали заполняться людьми, уже возвращавшимися с полевых работ. Сумерки продолжали сгущаться. Тени от домов и людей теперь удлинились и напоминали нечто странное, вовсе не похожее на их обладателей. Шли они не долго. Через несколько поворотов приблизились к деревянному дому, отличающимся от остальных только мощным каменным фундаментом и резными ставнями. К двери вело высокое крыльцо также с резными перилами. По ступенькам капрал поднимался нарочито медленно. Что он сейчас делает? Зачем поддался эмоциям и смутным, несбыточным надеждам, чтобы потом почувствовать горечь разочарования? Но он не остановился. Под пронзительный звон колокольчика тяжёлая дверь открылась. Мальчик быстро юркнул в образовавшийся проём. Капрал же на секунду приостановился, а затем уверенно зашёл следом. Он попал в достаточно просторную прихожую. По стенам висели многочисленные пучки трав, от которых исходил удивительный сладковатый аромат. Герт пробежал по короткому коридору и завернул в дверной проём с левой стороны. – Мама, – послышался его обрадованный возглас, – у нас гость! Он солдат из легиона разведки, представляешь! На этих словах Ривай вошёл в комнату. Это оказалась просторная кухня. Посередине стояла светловолосая невысокая девушка. Она подняла глаза на вошедшего. "Нет, не может быть!" – Петра, – поражённо выдохнул он. Да, это она. Только сильно похудевшая. С блестевшем золотом на безымянном пальце правой руки кольцом – тем самым, которое он когда-то преподнёс любимой невесте. Слова застряли в горле. Кончики пальцев дрожали. И это ли несокрушимый воин? Её глаза расширились. Она глубоко вдохнула, но выдохнуть уже не смогла. Дрожащими руками Петра прикрыла рот. Из медовых глаз лились слёзы. Он шагнул к ней. В этот же момент девушка рванула к мужу. Он подхватил её и по инерции несколько раз закружил. Они прижались друг к другу так, будто сейчас кто-то из них исчезнет, и они снова останутся одни. Петра плакала навзрыд, капрал же быстро смахнул тыльной стороной ладони непрошеные слёзы. – Мама, это же папа? Да? – Да! – прошептала она. Слегка отрываясь от любимого. Ривай склонился: – Ну-ка, иди сюда, – и крепко обнял подбежавшего мальчугана. Петра присела рядом, и другой рукой капрал прижал их к себе. На лице его вдруг появилась улыбка. – Петра, – раздался вдруг в прихожей женский голос, – мне дочка сказала, что солдаты в деревню пришли, да... – Молодая черноволосая женщина остановилась на пороге кухни. – Петра, не уже ли... – зашептала она, прижав руку к губам. – Мина, да! – только и смогла та ответить, – только не волнуйся, тебе нельзя! – Добавила она, переведя взгляд на уже достаточно большой живот подруги. – Да, да, пойду расскажу радостную новость Густаву и папе! – и выпорхнула из дома. Радость и восторг разведотряда был непередаваем, когда на пороге таверны они увидели семью Аккерманов. Сколько же сыпалось поздравлений и тёплых слов и от самих жителей деревни, так полюбивших девушку за долгие годы. Через несколько дней всё уже было готово к дальнейшему пути. Солдатам нельзя задерживаться в этих местах надолго – многим людям всё же нужна их помощь. Стояло раннее утро, лучи восходящего солнца только-только начали окрашивать небосвод в золотистые оттенки, а копыта лошадей уже нетерпеливо взрывали землю под ногами. Ещё чуть-чуть и ездоки займут свои места. Несмотря на ранний час народу на улицы высыпало много – все хотели проводить защитников Родины в дальнюю дорогу. – Может, всё же останетесь? – заранее обречённое предложение. – Нет, даже думать об этом забудь. Я боялась, что больше мы никогда не увидимся. Каждый день думала только о тебе. Герт так рад, что наконец увидел отца! – Петра ненадолго замолчала, а затем подняла на мужа глаза: – Я скучала... – тихо произнесла она. – Я тоже. – Ривай прижал её к себе сильнее. – Я тоже. Они уже сидели на конях, когда Петра, бросая прощальный взгляд на знакомые лица деревенских жителей, вдруг грустно произнесла: – Эти люди сделали для нас с Гертом слишком много. Вряд ли я когда-нибудь смогу их отблагодарить. – Всё в порядке, милая, – отозвался дедушка Робин. – За эти годы ты стала мне сестрой, - поддержала Мина. – Вы защищаете нас от гибели, разве этого мало? – воскликнули остальные. – Прошу, приезжайте ещё, мы будем ждать! – раздался тонкий голосок каштанововолосой девочки – дочки Мины и Густава. Обозы двинулись с места и покатили по земляной дороге. Вдруг свежий утренний воздух наполнил чистый, как будто хрустальный, звон колоколов. Он возвещал новый день, конец бед и настоящее человеческое счастье.