***
Погрузившись в себя, в свой духовный мир, князь Андрей смог понять, что происходило с ним за всю его жизнь и почему это так происходило, какова была его роль в этих событиях. Он не знал, сколько часов прошло и, что однако весьма хорошо, даже не заметил свою смерть. Теперь он уже лежал не в комнате, в Ярославском доме, а на каменном ложе, стоящем среди луга. Все вокруг было погружено в плотный туман, который бы мог принести вред здоровью, но это понятие, увы, нельзя было применять в этот момент к князю Андрею Болконскому. Он думал о своём приезде в Петербург после долгого пребывания в Лысых Горах, о государе, Сперанском и о Наташе. Сейчас все эти события выстраивались в ряд, образуя закономерную цепь. Именно в этот момент он начал понимать, что руководило им в ту пору, что это за сила была, движущая его вперёд, которую он почувствовал впервые, когда разговаривал со своим милым другом Пьером, которого так любил, а второй раз, когда услыхал голос Наташи в Отрадном, желавшей улететь в ночное небо. «Да, дело было не в дубе, далеко не в дубе!» — вдруг решил для себя он. — «Не он, а я изменился!». И лишь в этот миг он заметил, что находился не там, где раньше, не в кровати, и рядом не было княжны или Наташи, шумевшей спицами и старающейся прикрыть свет. Он осознал, что теперь ему принадлежит лишь его душа, а всё что было материальным осталось в пространстве войны и миров.***
Княжна Марья уже несколько дней ожидала смерти страстно любимого брата. Она боялась этой потери, но ждала её с надеждой на то, что её Андрей сможет найти покой. Её беспокоила та отчужденность, с которой он смотрел на всех вокруг, не замечая ни её, ни Наташи, ни маленького Николеньки. Княжна считала, что теперь ей намного легче, чем когда умирал отец: своё горе она делила с Наташей, в которой нашла родного человека. Их духовная связь помогала им преодолевать трудности, которые появлялись на их пути. Медленное угасание молодого князя, так страстно любимого обеими, не мог не повлиять на их разум. В ту минуту, когда тело содрогалось, Наташа старалась понять, о чем же думает этот человек, который так повлиял на её жизнь. Она могла бы придумать много версий, но интересовала её лишь одна — настоящая.***
Оказавшись в плотном тумане, девушка растерялась. Сырость неуютно окутывала со всех сторон, пытаясь задушить Наташу. В то же время что-то тёплое и родное она чувствовала сзади себя и попробовала что-то сказать, но это не удалось, поэтому красавица отправилась в путь, не переставая ощущать то отдаляющееся, то приближающееся тепло со спины. Наташа не знала, куда шла. Невидимая нить тянула её в одну сторону, и она шла по прямой линии, не желая отклонится.Лети отсюда, белый мотылек. Я жизнь тебе оставил. Это почесть и знак того, что путь твой недалек. Лети быстрей. О ветре позабочусь. Еще я сам дыхну тебе вослед. Несись быстрей над голыми садами. Вперед, родной. Последний мой совет: Будь осторожен там, над проводами. Что ж, я тебе препоручил не весть, а некую настойчивую грезу; должно быть, ты одно из тех существ, мелькавших на полях метемпсихоза. Смотри ж, не попади под колесо и птиц минуй движением обманным. И нарисуй пред ней мое лицо в пустом кафе. И в воздухе туманном.
Следуя по пути, Наташа погрузилась в свои мысли. Она уже знала, где была, куда шла. Таинство, совершавшееся перед ней поражало её своей простотой и свежестью. Чем дольше она шла, тем сильнее был запах травы, запах цветов. Душа князя Андрея чувствовала приближение чужих. Он сразу ощутил вторжение в своё пространство. Что-то странное и необычное было внутри него. Мысли стали путаться, сбиваться. И вдруг… Его мысли, чувства, они словно больше не принадлежали князю, они существовали не для него, а для кого-то другого, столь близкого и родного, столь важного и… любимого? Эта любовь была не тем вечным и угнетающим чувством, которая бывает у встретившихся однажды на пароходе и тут же расставшихся с той неизлечимою душевною раною, которую спешат оправдать солнечным ударом. То, что ощутил Андрей Болконский, было ослепляюще ярко и в то же время успокаивающе мягко. От вторгнувшегося существа веяло теплом, счастьем и свободой. Оно не принадлежало тому миру, где находилось в эту минуту, но уже любило и этот мир, и всех его обитателей, и вечный туман, окутавший луг.***
Княжна Марья не удивилась, когда в её голове стали проноситься воспоминания, не принадлежавшие ей. Странным показалось ей то, что она лишилась собственного тела, собственных чувств и эмоций. В её голове лишь иногда лениво всплывали собственные мысли, на которые княжна не обращала внимания. Туман был не только вокруг неё, он забрался в её душу. Трудно было сделать шаг в сторону, отклониться от того направления мыслей, которые проносились в сознание княжны, но не принадлежали ей. Княжна Марья думала, что существует в двух формах: первая — это её мысли, та форма, в которой она провела всю свою жизнь, и вторая — это она в чьих-то воспоминаниях, которые вдруг стали её частью. Болконская не думала о своём теле, её душа независимо от её желания устремлялась навстречу новому.***
С каждым новым мгновением Наташа была всё ближе к тому месту, куда так стремилась всё её существо. Она уже начинала приближаться к разгадке тайны о своём нахождение. Вокруг всё ещё было пусто. И туман всё так же не давал возможности ни видеть, ни слышать. Изменилось восприятие Наташи самой себя: она будто лишилась тела, ей больше не нужно было думать о том, чтобы переставить свои ноги: их не было. Она не могла двигать руками, головой. Но чем же она чувствовала, чем же она видела этот туман, который окутывал всё вокруг? На это графиня Ростова ответить не могла, а поэтому старалась не думать, что давалось ей не легко из-за её стремления к познанию. Ощущения внутреннего мира не могут измениться в один момент, это происходит долго, порой на это уходят годы. Одни люди усердно работают, чтобы изменить своё сознание, свою душу, сделать её лучше, вторые считают свой внутренний мир идеальным, приводят его в пример всем остальным, а третьи и вовсе забывают о существовании этого измерения, они живут лишь действиями и поступками, не обдумывая их связь с прошлым, настоящим и будущим, их не заботит реакция общества на действия, которые они совершат. Князь Андрей относился к «третьим», что делало его и несчастным, и счастливым. Его поступки порой были весьма эгоистичны, порой казались глупыми, но он никогда не жалел о том, что он делал. Он оплакивал свои поступки лишь дважды: когда умерла жена и когда мечтал о мести Анатолю Курагину. Да, он пожалел об этом, он смог полюбить его так, как желала Мари. Мари. Наверное, она и была в его жизни тем ориентиром, который указывал, что плохо и что хорошо. Она никогда не ошибалась, хоть и смеялся над её глупыми поступками. Она была искренней, умной. И только Марья могла знать все его тайные мысли. Человек, который знал его лучше всех! Нет, он не жалел, что потерял её. «Она должна жить, должна любить, любить так, как может только она. Отчаянно, отдавая всю себя… Её время уходить ещё не настало… но почему так близко её мысли от моих?» Андрей Болконский находился в том состоянии духа, когда потерянная душа ещё принадлежит тебе, но ты уже не властен над нею. Он чувствовал всё, что происходило вокруг, но его эмоции никак не изображали это. Что-то таинственное и странное происходило в этот миг вокруг этого человека, который был одним из тех, кого сам же князь считал «пушечным мясом». В один момент он почувствовал, что его душа сливается с чьей-то чужой, далекой от него. Вся сущность, которая ещё могла хотя бы отчасти управляться им, старалась противиться тому, что происходило. Князь Андрей увидел себя со стороны в Отрадном, на балу, в доме Ростовых. И ужас от осознания того, с кем он стал един, охватил его. Но страх продолжался лишь мгновенье, потому что мысль о любви к врагу, о любви ко всему живому появилась в голове у того, кто её потерял. Он вспомнил, что уже не было той ненависти, что всё прошло; вспомнил явление белой фигуры в ночи, руки со спицами, дом в Ярославле, где всё было спокойно и тихо, пока не пришло оно, осознание собственной принадлежности смерти, пока это не сделалось с ним: последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу; неожиданное сознание того, что он ещё дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым. И это неизвестное и сейчас пыталось покрыть трепетом всё, что ещё умело (могло) чувствовать, мыслить, ощущать. Вечная борьба двух сил: жизни и смерти, которые определяли события, вычерчивали линии судьбы на руках людей. «Покинул же я мир живых! Зачем они снова со мной!». Но как неразделимы белое и черное, инь и янь, так и жизнь со смертью неизменно движутся едино.***
Наташа Ростова, князь Андрей и княжна Марья стояли в центре луга. Их ослепительная встреча, заставившая всех потерять свой телесный облик и перепутавшая мысли, мрачно тревожила каждого. «Где мы? Кем мы стали? И зачем всё это?» — быстро, хаотично меняя неясные мысли, думали Наташа и Мари. Андрея Болконского лишь беспокоило, почему две девушки оказались вместе с ним в этом вязком тумане. Нежелание подчиняться воли темной властительницы, заманившей брата в своё царство, подсказало княжне выход из неуютного тумана. Вдалеке появился шар, так похожий на земное солнце, но кажущийся чужим. Сырое, вязкое марево вокруг стало реже, на траве выпадала роса. Издав дикий вопль, над людьми пролетел черный ворон, растаяв в огне рассвета. Последний миг ещё ощущали Наташа и Марья князя Андрея, а потом он исчез, словно туман расстаяли его мысли и чувства. Не было больше человека, которого ещё миг назад могла добрая сестра ласково назвать «Андрюша». — Кончилось!? — сказала княжна Марья, когда увидела перед собой неподвижно лежащее тело. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайщим воспоминанием о нем. «Куда он ушел? Где он теперь?..» Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали. Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними и соединившиго их души на века. Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, сущность его, в его глазах очевидно уничтожается - перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый - ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.