Любовь все преодолеет.

Она не забудет эту ночь никогда. Ночь, сопровождавшуюся бесконечными рыданиями, истошными криками, сбитыми в кровь костяшками. И даже сейчас, когда её ручка, перебинтованная в области костяшек, крепко сжимающая губку, проводит по гладкой поверхности стола, она вспоминает его глаза, полные разочарования и обиды, его последние слова, с особой болью стучавшие в висках, свою злобу на саму себя. Перед глазами всплывает картинка её сегодняшнего появления в отеле, когда все вдруг резко замолчали, а в следующую секунду среди персонала прошлись перешептывания и лёгкие смешки. Канаева встряхивает головой, отгоняя разрывающие душу воспоминая, а вместе с ними подступившие слезы. Она стягивает желтые резиновые перчатки, обхватывает ручку ведра, бросая в него тряпку. Подходит к двери, ещё раз осматривает убранный номер, проверяя, все ли в порядке. Удостоверившись в качестве выполненной работы, она выходит из люкса, закрыв за собой дверь. Складывает инвентарь в тележку, не отходя от двери. Мимолетно смотрит в сторону, затем тут же возвращает взгляд, ставший в секунду испуганным. Она видит его, повернувшегося к ней спиной, разговаривающего со своей тётей. Галанова уходит, а он поворачивается и делает шаг навстречу к Даше, опустив голову в пол. Поднимает глаза и резко останавливается. Взгляды встречаются. Он уверенно шагает ей навстречу. Канаева делает резкий вдох и пятится назад, а затем быстро, как только можно, бежит в сторону лифта, наплевав на тележку. Оказавшись у лифта, она нервно теребит подол формы, ожидая пока из кабинки выйдет толпа людей. Лифт опустошается, и Даша буквально влетает его, на ходу начиная яростно нажимать кнопку этого проклятого лифта. Но двери будто и не хотят торопиться закрыться. Через секунду в кабинку уверенно и решительно заходит Павел. Он сам нажимает на кнопку, и дверцы тут же закрываются. Канаева недоуменно смотрит на кнопочную панель и замечает, что с огромным усердием нажимала на кнопку, задерживающую закрытие створок. Она мысленно чертыхается, в который раз удостоверившись, какая она дура, и, слегка нахмурив брови, бросает взгляд на парня. Он стоит, облокотившись спиной на стену лифта, смотрит в пол, хотя сам исподлобья наблюдает за девушкой, его губы сжаты в тонкую полоску. Они стоят по разным сторонам кабинки, не решаясь что-то сказать. В воздухе летает невероятное напряжение. Такое, что казалось можно было пропустить электрический ток. Зачем они тогда две минуты назад играли в эти догонялки? Чтобы стоять и молчать? Глупо и по-детски. Паша делает глубокий вдох. — Привет. — начинает он. Она вздрагивает, и тело словно пронзают тысячи осколков. Канаева судорожно кивает головой. — Привет. Она отвечает. Но голоса почему-то неслышно. Он вдруг пропадает, поэтому выходит лишь шевеление губами. Но Паша замечает это. Снова молчание. Вдруг лифт резко останавливается. Резкое движение пододвигает их ближе к друг другу. Ладони обоих крепко сжимают поручень, и пальцы друг друга на секунду соприкасаются, но Канаева тут же одергивает руку. Лифт снова дергается, и Даша, не имев опоры, так как убрала руку с перилы, пошатывается, но сильная мужская рука подхватывает её за локоть. — Осторожнее. Она кивает в знак благодарности, но не смотря ему в глаза. Кабинка лифта повисла где-то между вторым и третьим этажом. — Поговорим? Нам нужно. Даже техника это понимает. Говорит это с лёгкой хрипотой, стараясь пошутить, но выходит неуверенно, совершенно не свойственно ему.  — О чем? Такой глупый вопрос.  — Мне кажется, ты вчера уже сказал все. — говорит язвительно, хочет уколоть побольнее, как он вчера её. И ей удаётся это. Он хмурит брови и отводит взгляд в сторону. Она видит, что ему неловко. И ей становится вдруг снова стыдно. За саму себя и за свои слова. Она отходит к дверцам, встаёт к нему спиной. Чувствует его шаги. Через секунду ощущает его дыхание в области шеи.  — Даш. — очень тихо. — Даш, прости меня. Когда я узнал, что это был Никита… Всё… Всё будто рухнуло. Я был готов принять кого угодно, только не его. — говорит сбивчиво, запинаясь. — Ещё тогда, на конкурсе, ваш танец и… — останавливается и закатывает глаза. Не хочет даже вспоминать об этом. Неприятно. Канаева хмурит брови. Он до сих пор помнит о той вечеринке.  — Я сам тысячу раз был виноват перед тобой. И эта Кристина, и другие. Я не знаю, что испытывала ты, но я, когда узнал, что ты с ним… Мне было больно. Очень. Она прикрывает глаза, слегка морщит нос. Опять начинается. Снова это покалывание в уголках глаз и тугой узел в горле. Даша медленно поворачивается к нему и заглядывает прямо в глаза. — Паш, я сама… — начинает она, проводя ладонью по лбу, убирая выбившую из высокого пучка прядь волос. Он не даёт ей договорить, а перехватывает её кисть, хмуря брови. — Что с рукой? Его прикосновение вызывает табун мурашек по всему телу. — А? Неважно. — отмахивается она. Смотрит на него, и губы сами расплываются в лёгкой улыбке. Он осторожно вертит её ручку, внимательно изучая перебинтованное место. Старается делать это заботливо, но выходит как-то смешно. — Хватит. — со смешком в голосе произносит она и убирает руку, заводя её себе да спину. Он смотрит ей прямо в глаза. — Паш, я тоже очень виновата, нужно было сказать тебе, и… — Эй! Вы как там? Голос сверху. Никита. Как всегда появился «очень вовремя». Паша раздраженно закатывает глаза, убирая руки в карманы. — Однажды я убью его. — с усмешкой говорит он. Она чуть заметно приподнимает уголки рта, слегка улыбаясь. — Было супер. — кричит Павел. — Пока ты не приперся. — так же громко добавляет он, смотря вверх, а затем возвращая взгляд на Дашу. — Вы можете там хоть до вечера сидеть, мне, собственно, все равно. — со смешком говорит Дягилев. — Но гости не довольны. Сейчас вытащат вас. — Иди уже! — с плохо скрываемой злобой кричит Паша и снова обращается к горничной. — Так что, простишь? — он, чуть улыбаясь, заглядывает ей в глаза. Она отвечает ему улыбкой. — А ты меня? Он усмехается и подходит ближе. — Да. А ты? — снова задает вопрос. — Уже простила. Он берет её за руку, тянется к ней, она привстает на цыпочках, и они сливаются в нежном долгом поцелуе. Отстраняются и соприкасаются лбами, прикрыв глаза и наслаждаясь моментом. Улыбаются друг другу. Открыто и по-настоящему. И все обиды уходят на второй план. Не зря говорят, что любовь все преодолеет.