***
На дворе была ночь. И в общем-то, все спортсмены спали после трудного для и изнурительных тренировок. Вот только одному фигуристу было всё равно на это, ведь пора уже развеять эту грань недопонимания, что сложилась между ними за эти два года. Никифоров уверенно шёл к комнате, у которой только вчера выслушивал девушку. Думаю, сегодня коридор будет не самым подходящим местом для нашей беседы… Постучавшись, он привычным движением отошёл в сторону, чтобы его не пришибло дверью. За стеной послышалась ругань. Ого… Она и так может? Поразился Виктор. Хм, или она не одна? Хотя… вряд ли! Никифоров даже тряхнул головой, дабы развеять все ненужные мысли, что беспрестанно лезли в его голову. Недолгая возня, знакомый скрип двери, и вот уже Лёгких стояла перед ним. В одном светло-голубом халатике с запахом. И с мокрыми волосами. — Ты каждую ночь вот так вот будешь наведываться? — хмуро пробормотала Юлия. — Если будет нужно, — уклончиво ответил Виктор, — прогуляемся? — он изогнул одну бровь, на что Лёгких качнула головой, при этом прикрыв глаза. — Если ты ещё не заметил, то скажу: я была в душе. Волосы мокрые, остыть ещё не успела. — Не беда, — отмахнулся Никифоров, — я тебе своё пальто дам. И шапку тоже. Девушка смерила его продолжительным взглядом, размышляя над приглашением. — Разговор очень важный, — добавил Виктор, — так что, думай быстрее. — Может, я всё-таки оденусь? — Юлия оглянулась в комнату, откуда доносились громкие крики и звуки бензопилы, — или хотя бы телевизор выключу? — Я же сказал, что дам пальто! — и с этими словами Никифоров схватил её за запястье и зашагал к лестнице, почти волоком таща её за собой. — Вот всегда ты так! — заныла Лёгких, — а на людях такой милый и добрый! Отпусти-и! — Не ной, — Виктор шёл, даже не оглядываясь, — разговор правда важный… — Тебе хорошо, — процедила Юлия. Ныть она действительно перестала, — ты большой и сильный! Тащишь меня за собой, а я вообще-то в тапочках! В домашних тапочках! Ножкам холодно! — Так, а где твоё спокойствие? Ты ведь теперь только серьёзные программы катаешь… — Виктор! — но тут Лёгких замолчала. В лицо ей вдруг ударил порыв ветра. Влажные тёмные волосы взметнулись вверх, путаясь ещё сильнее. А по ногам прошёлся холодок, — я заболею! Виктор! Мужчина обернулся. Скинул с себя пальто (которое предусмотрительно захватил с собой перед тем, как идти к Юлии), и набросил его на плечи девушке, тут же застёгивая. На голову водрузил тёплую шапку, натягивая её так, чтобы скрывала уши. Теперь Юлия походила на маленького пухленького ребёнка в сотне одежёк. Сам Никифоров одёрнул плотный шерстяной свитер и поднял горло, скрывая шею. И тут же рассмеялся. — Тебе весело? — удивилась Лёгких. — А то! — кивнул мужчина, — этот случай напомнил мне другой, когда ты наотрез отказалась идти на показательные выступления. Тогда мне тоже пришлось тащить тебя… — Да! Только я была сухая, — пробубнила Юлия, — уф, ладно, — она вдруг тоже улыбнулась, — так о чём же таком важном ты хотел поговорить? — Хотел прояснить кое-какие события из моей жизни, — Виктор опёрся на перила лестницы. — М-да, выбрать площадку около столовой местом для важного разговора — гениально, — усмехнулась девушка. — Уж прости, времени было мало. Ну, а теперь перейдём непосредственно ко мне, — Никифоров отвёл чёлку в бок, смотря на Лёгких двумя глазами. Она тоже не на ели глядела, — Яков был в курсе твоей травмы, но не сказал мне, сославшись на моё новое «вот-вот» чемпионство. Потом он забыл. А я прекрасно знал, что Алла Дмитриевна больше всего не любит, когда её ученицам звонят. Проходил уже через это, — усмехнулся Виктор, — вот и не предпринимал попыток, надеясь, что у тебя всё хорошо. А потом появился Юри… — И увидев его, ты понял, что влюбился! Не так ли? — Юлия выдохнула. В воздух устремилось маленькое белое облачко. — Нет. Но я нашёл своё вдохновение, ведь уже давно не мог никого удивить. Тренируя Юри, я научился замечать за остальными фигуристами абсолютно всё. Недокрут. Недоработку на дорожке. И просто малейшие мазки. Став тренером, я мог с абсолютной уверенностью поставить такую программу, которая опережала бы все остальные. Даже себе. — Я поняла, что твои уникальные способности раскрылись ещё больше, — вздохнула Лёгких, — что дальше? — Кацуки двадцать три года своей жизни ничего не добивался. Я помог ему, он стал моим учеником. И честно говоря, я был слишком счастлив, когда он впервые откатал без ошибок. Я не знал, как ещё добавить ему мотивации, ведь я был для него кумиром (да, не удивляйтесь. Виктору было известно всё. Абсолютно!), поэтому и… поцеловал его тогда. Это было самое спонтанное решение, пришедшее ко мне. — Я знала, конечно, что у тебя проблемы с памятью, но чтобы ещё и с головой, — поражённо произнесла Юлия, — противно-то не было? — Ну, было, если честно. Но зато это помогло, — Виктор хмыкнул, — Юри занял второе место на финале Гран-при, к тому же и те кольца не были чем-то таким, о чём решили все. Он подарил мне его в знак уважения, а себе взял в качестве талисмана, не более. Это опять же я извернулся так, чтобы мотивировать его. Ведь если бы кто-то тогда не сказал, что мы женаты, ничего бы и не было, и Кацуки, возможно, не был бы на пьедестале. — Слишком много «бы», — ухмыльнулась девушка, — и что же дальше? — Я объясню ему, что всё на самом деле совсем не так, как полагают окружающие, да и думаю, он тоже со мной согласится. Просто… заигрались? — Виктор отчего-то покраснел. — Ничего себе игры! — возмутилась Лёгких. — Я же пошутил… В общем, я хочу сказать, что наши отношения не заходят дальше хорошей мужской дружбы и тренерства. И ещё… может, можно было бы забыть все старые обиды и вновь… — Виктор, ты такой… Виктор! — рассмеялась Юлия, — но прости теперь ты, я не могу так. На дружбу согласна, но не более. Пока, — Лёгких натянула шапку сильнее, а Никифоров вдруг вытянул руки в стороны. — Обнимемся? — он тепло улыбнулся. Девушка легко выдохнула, а потом всё-таки подошла, встала на цыпочки (ведь Виктор был намного выше неё) и обняла. Крепко. Как раньше… — хах, — усмехнулся мужчина, — гея обнимать не боишься? — Заткнись, Никифоров! — прошипела Юлия. Но это не звучало по-злому, как-то наоборот, очень даже добро. — Итак, раз льда между нами больше нет, позволь-ка кое-что тебе сказать, — Виктор отстранился, набрал в лёгкие побольше воздуха и как заорал, — ты когда свой сальхов исправишь?! Либо вообще убирай, либо делай! Я ж краснею из-за тебя! И не стыдно?! — Витя, Витя, потише, — Юлия вытянула руки перед собой, — ты что, разбудить всех удумал? — Нет, но… — Никифоров перевёл дух, — в общем, поступим так. Завтра свободный день. Ведь прокат будет у пар и танцоров. У тебя будет тренировка, и проводить её буду я. Не Алла Дмитриевна, а я, — мужчина сделал ударение на последнем слове, — если завтра ты не исправляешь этот злосчастный прыжок, заменяю нафиг! — Витя, что за выражения? — Лёгких от такого напора даже опешила немного. — Юра и похлеще может, так что ничего страшного, — Никифоров поправил свитер, — уяснила? — Вполне, — кивнула Юлия, — а теперь-то… мне можно вернуться в комнату? — Можно. Я вижу, что уже дрожишь, — согласился с ней Виктор, — я провожу. — Не нужно… — Мне снова тащить тебя? — Никифоров в шутку прищурился, протягивая к ней руки. — Даже не думай! Я поняла, что сейчас ты вновь был настоящим Виктором Никифоровым, которого знают лишь единицы, но тем не менее, за рамки заходить не стоит точно. — Ла-адно, — протянул мужчина, — пошли.***
Очутившись в своей обители, Юлия потянулась и посильнее запахнула халат. Потом прошла в спальню, где на её кровати удобно примостился Юра в своей леопардовой пижаме с котятами. В его руке был пульт, а телевизор разрывался от криков мужчины, которого затягивал водоворот неизвестно куда. — Без меня смотришь? — Лёгких плюхнулась рядом, — ну-ну. — Надо же мне было чем-то занять себя, покуда вы там лялякали! — возмутился Плисецкий. Он как всегда не изменял себе, — а теперь, дорогая Юлечка, — он хитро скосил глаза на рюкзак, — пришла пора превратить моё желание в реальность. Вторую часть сделаешь, когда выступать будешь, а пока… — Юр, а может, всё-таки не будем этого делать? — Кто мне в карты проиграл? Правильно, ты, — Плисецкий вдруг приобнял её за плечи, — а значит, всё ты будешь делать! — А что другие скажут? — конечно, ей эта затея очень даже не нравилась. — Посмеются. И всё. Зуб даю, что никто не узнает, что это сделала ты, — подмигнул ей Юра. — Ловлю на слове. Так что готовься, если что, остаться без зуба. Тебе где вырвать? Сверху? Снизу? — Потом решим, — Плисецкий вскочил с кровати, хватая рюкзак, — поднимайся! Мы идём на шестой этаж!***
Следующее утро можно было назвать вполне обычным. Тихое, спокойное. Никто не будит. Наверное, именно такое утро люди называют добрым. Полусонная Юлия спускалась в столовую, надеясь, что сегодня в их рационе не будет печёнки. Чуть не посчитав носом все ступеньки, она-таки добралась до огромного зала с множеством длинных белых столов и стульев с деревянными спинками. Захватила свою порцию, благодаря поваров, что дали курицу, и села на своё место. Взяла привычным жестом вилку в правую руку и только собиралась положить в рот первый кусочек, как громкий мужской крик заставил всех в столовой обернуться на «говорящего». — Плисецкий! Урою! — орал на весь зал Жан-Жак, — что ты сделал с моими волосами?! Лёгких тоже посмотрела на Леруа и чуть было не подавилась. Ух, Юра! Я же говорила, что это дурацкое желание! Джей-Джей, сверкая в лучах утреннего солнца, нёсся по лестнице вниз. Его обычно тёмные волосы теперь были голубыми. Ярко-голубыми. Плисецкий же как ни в чём не бывало подпирал собою стенку около выхода из столовой. — Леруа, и в чём же ты меня подозреваешь? — спокойно (спокойно? Серьёзно?) произнёс Юра и тут же зевнул. — Хочешь сказать, что это не твоих рук дело?! — оказавшись в плотную к подростку прошипел Жан-Жак, — меня же на смех поднимут! — Уже, — всё так же спокойно заметила русская фея, — я тут не при чём. Не вини меня во всех своих грехах. — Я тебе не верю! — Джей-Джей схватил Юру за грудки и поднял немного над землёй. — Придурок, сразу советую отпустить. А иначе пожалеешь ещё, к тому же… то не твоя невеста идёт? Не твоя страшила? — Молчи! — Леруа тут же отпустил Плисецкого, — руки марать не хочется. — Ага, — усмехнулся Юра, — ну пока! Удачи! — и преспокойно покинул столовую, оставляя Жан-Жака наедине с переполненной людьми столовой, невестой и голубыми волосами. Оказывается, его тоже можно вывести из себя? Хихикнула Лёгких, наконец, отправляя в рот кусочек варёной курицы. Ну Юра, ну даёт! Однако, мне будет не проще Жан-Жака… Ведь этот маленький негодник решил хорошенько отыграться! А Плисецкий тем временем ржал, как конь, в своей комнате, изредка задевая ногой стоящую рядом с кроватью тумбочку. И тогда помимо смеха в воздух вырывалась и пара ругательств, но звонкое «ха-ха-ха-ха!» тут же заглушало их, не позволяя услышать. Что ж, шутка удалась! (О, надо было видеть лицо Юлии, когда она дрожащей рукой, чтобы не разбудить, красила волосы Джей-Джея, каждый раз при сопении которого посылала ненавистный взгляд в сторону Юры).***
Покончив с завтраком, Лёгких поднялась из-за стола и поспешила в свою комнату, чтобы переодеться. Ей предстояла долгая и очень тяжёлая тренировка…