***
– Чай? Кофе? – Кофе. Как обычно, американо. Ты знаешь. Гость сидел за столом, наблюдая за тем, как заботливый хозяин, сняв с подвесной сушилки пару кофейных кружек, поставил их у кофемашины, что после нескольких нажатий с грохотом начала молоть засыпанные зёрна. Кофе вреден на ночь, но сейчас это было не важно. Бервальд надеялся, что упаковка не соврёт, и он подарит глоток свежести и хоть как-то вдохнет в него жизнь. Облокотившись на кухонный столик копчиком, высокий мужчина сложил руки на груди и взглянул на брата, с лица которого не сходила радостная улыбка. – Так зачем ты пришёл? Подперев голову стоящей на столе рукой, датчанин не сводил глаз с собеседника. Голубые глаза казались Бервальду каким-то мутными, а мышцы лица чересчур расслабленными, хотя никакого запаха спиртного при входе в квартиру от Хансена он не почуял. Скорее всего, швед просто устал и ему всё это показалось. Ведь приход нерадивого братца после бурной пьянки был явлением вполне обычным, хоть и странным. В плане того, что этот идиот каким-то образом умудрялся попасть в Стокгольм. Ведь, зная не такой уж строгий, но всё-таки сухой закон Швеции, у него и мысли не должно было возникнуть заявиться в страну. Вот и сейчас, какой только чёрт дернул его приехать? Сидел бы у себя в Копенгагене и попивал втихушку своё пиво. – Просто так… Соскучился. – Звучит неубедительно. Хенрик такого ответа, похоже, ожидал. Мимика лица не показала никакой отдачи на столь холодное завершение разговора, лишь только уголки губ приподнялись чуть выше в более радостной улыбке. Он всё такой же. Его не изменить.***
На кухне, как казалось шведу, повисла тишина, лишь только машинка, закончившая давить зёрна, гудела, выжимая из себя порцию свежего кофе. Потерявший всякий интерес к гаданию причины этого странного визита, швед просунул руку под очки и потёр усталые глаза. Эта чёртова макулатура в гроб сведёт. Почему из-за какого-то одного идиота, что не может с первого раза сделать всё правильно, должны страдать простые работники, чтущие все законы и верно исполняющие свой долг? Руки по-прежнему сводило от столь долго и беспрерывного набивания текста на клавиатуре. На пути домой, стоя в переполненном трамвае, руки сводило так, что казалось, вот-вот оторвутся и останутся там, рухнув на пол вместе с кожаной сумкой. А вот когда нужда в спокойствии и тишине достигла своего пика, заявился он. Зачем? Потому что соскучился. Мужчина и сам не заметил, как из его рта вырвался обречённый выдох. – Ты меня вообще слушаешь? Подняв взгляд на собеседника, что похоже уже как несколько минут предался рассказу очередного весёлого случая, вроде тех, как он встретил бывшую девушку, которая выкинула его трусы из окна, в образе продавщицы в магазине, или то, как он победил такого же идиота как он в очередном дурацком споре. – М? Да, я слушаю. – Так почему? Оторвав взгляд от содержимого чашки, швед оторвал её от стола и хотел уже поднести к губам, но остановился, оставляя руку в подвешенном состоянии на середине отрезка от стола до рта. – Что? Датчанин, который так и не притронулся к чашке, от которой исходил чудесный аромат свежего кофе, мысленно, наверно, закатил глаза. – Почему ты до сих пор один? – В плане? – В плане того, почему до сих пор не нашёл себе никого? Чашка наконец-то прибыла к пункту своего назначения, и мужчина сделал глоток, прикрывая глаза, видимо, не желая вообще понимать смысл, так надоевшего за всё время с начала своего переезда в столицу, глупого вопроса. – Бер. – Ты сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, Хансен. Прозвучал очередной вздох, но на этот раз со стороны гостя. Поглядывая на уставшего братца, на то, как двигается под кожей широкой шеи его кадык при каждом глотке, Хенрик чуть приоткрыл рот и облизнул пересохшие губы. Да уж, эту причину он точно знает. – Кофе сейчас остынет. Пей. – Он горячий. У меня очень чувствительный язык, ты же знаешь. Чуть беру что-то горячее в рот – сразу обжигаюсь. Швед приземлил полупустую чашку на стол и прикрыл глаза, ощущая, как горький горячий напиток приятно стекает по горлу. Шум. Будто бы что-то упало. Открыв же глаза, Бервальду показалось, что он задремал, ибо всё было на месте, кроме Хансена. Неужели ушёл? Широкая мужская ладонь медленно прошлась по внутренней стороне мужского бедра, заставляя шведа вздрогнуть. Опустив взгляд вниз, перед глазами открылась воистину странная картина: сидя на полу между ног брата датчанин, прикусывая губу, растирающим движением водил рукой по бугорку, что скрывали складки на тёмных штанах. – …что ты делаешь? – сдержав судорожный вздох крепко сжатыми губами, Оксеншерна откинулся на спинку стула, чтобы не упускать датчанина из поля зрения. Звон пряжки ремня, характерный звука расстёгивающийся ширинки и вот уже крепкие руки брата аккуратно спускали трусы Бервальда за резинку. В ответ лишь голубые глаза взглянули снизу вверх своим лукавым взором на шведа, который, похоже просто не был в силах сопротивляться из-за собственной усталости или сам прекрасно понимал, что небольшая сексуальная разрядка не была бы сейчас лишней. Чуть оттопырив задницу и выгнув спину, Хенрик самым непристойным образом облизнул свою ладонь и обхватил пока ещё не возбуждённый член Бервальда, начиная потихоньку всем известным ритмичным движением надрачивать брату. А как только прилившая к органу кровь заставила его приподняться, растрёпанный блондин придвинулся чуть ближе и, проведя языком вдоль члена, начал медленно облизывать блестящую от своей же слюны головку, косясь взглядом в сторону шведа, чья мозолистая рука тут же подобралась к светлому затылку и начала нежно поглаживать вытянутую шею Хенрика. Облизнув орган, насколько позволяла глубина собственного рта, Хансен тут же выпустил тягучую слюну обратно на член и, сомкнув пальцы в кольцо, продолжил более быстрыми скользящими движениями вверх-вниз возбуждать твердеющий половой орган. – …постарайся не запачкать тут ничего… – Бервальд говорил прерывисто, не скрывая нарастающего возбуждения, от которого в какой-то степени приятно сводило низ живота. Тяжёлая рука прошлась по взъерошенному затылку парня, вороша доселе неизвестную никому одну из эрогенных зон. Тихие причмокивания от размеренных поцелуев возбуждённого члена у самого основания, издаваемые пухлыми губами, наполняли атмосферу похотью. Хенрик, в свою очередь, ловил непередаваемый кайф, причём не только от нежных поглаживаний затылка и солоноватого привкуса во рту, но и от пошлости своих действий, а точнее от их эффекта: швед то и дело опрокидывал голову назад, срываясь на короткие стоны, которые так сильно хотел скрыть. Прекрасная работа, господин Хансен. Раздалась мелодия. Откуда? В штанине Бервальда завибрировал телефон. Очень вовремя. – Hej**. – Hej**, Бервальд. Ты не знаешь где этот идиот? – Хансен? – Да. Этот придурок, похоже, оставил телефон дома. Он не берёт трубку. Прикусывая губу, стараясь всячески не выдать себя, Оксеншерна опустил взгляд на брата, который в этот момент, втянув щеки, нарастающими темпами только-только принялся сосать. Запрокинув голову назад, швед приоткрыл рот и беззвучно выдохнул. Рука сжала в кулак светлые волосы, стараясь приостановить датчанина. – Не волнуйся. Больше, чем уверен, что он сейчас сидит в каком-нибудь баре и пропивает остаток денег. – Может быть… Спасибо, Бервальд. God natt***. – God natt***, Лукас. Отложив выключенный телефон на стол, швед взглянул на брата, который замер, удерживая член за щекой, будто бы ожидая сигнала о продолжения. Как только рука ослабила хватку, Хансен чуть приподнялся и, прикрыв глаза и расслабив горло, втянул щеки и ускорил темп, стараясь заглатывать член полностью. Дело близилось к концу и оба парня прекрасно понимали это. Всё лицо и шея датчанина покраснели от напряжения, но выпускать член он не хотел, поэтому начинал лишь быстрее работать ртом, чтобы хоть как-то растянуть это мгновение, это странное чувство, когда горячий и широкий член с силой давил на стенки горла, проникая всё глубже и глубже. Когда же воздух стал с трудом добираться до лёгких и дышать стало совсем тяжело, Хенрик вытащил член и, раскрыв рот, начал в ускоренном темпе надрачивать себе в рот, ожидая, когда Бервальд кончит. Дыхание сбилось у обоих. Было настолько жарко телу, что швед даже не замечал, как свободная рука Хансена ходила по горячему торсу и груди, то нежно лаская, то царапая. Этот парень определенно знал, что любит его брат. Неожиданно дыхание сверху замерло, накаченная грудь перестала двигаться. Но тут же прозвучал судорожный выдох всей грудью вперемешку со стоном, белая тягучая жидкость брызнула датчанину в горло и на язык, от чего тот зажмурился. Горько. Очень горько. Но незабываемо. Слизав остатки спермы с члена, датчанин облизнул горячие губы и поднял взгляд на брата.***
Спустя пару минут эти двое, как ни в чём не бывало, сидели за столом. Бервальд допивал холодный кофе, а Хансен жевал одну из сладостей, найденную в стоящей перед ним на столе миске. – Кофе уже остыл. Почему не пьёшь? Прекратив пережёвывать пищу и остановив чавканье, Хенрик передвинул остатки в щеки и, ухмыльнувшись уголком губ, произнёс, не совсем внятно, но явно понятней, чем, если бы он говорил на датском. – Он холодный. Прикрыв глаза и покачав головой, швед глубоко выдохнул. Удивительно, как такой двадцатипятилетний ребёнок может так хорошо делать минет. – Не чавкай. И не говори с набитым ртом.