Smiles In The Mist

Генри ещё никогда не был в Запретном лесу. Сегодня потеплело и сугробы стремительно таяли, чвякая под ногами. С тяжёлых мокрых ветвей гигантских деревьев то и дело капала вода. Одна струйка нырнула за шиворот мантии, и Генри вздрогнул, едва не поскользнувшись. Правый ботинок наступил в глубокую жижу и теперь начал хлюпать. Квирелл двигался размеренно, словно находился на какой-то другой, совершенно ровной дороге, поэтому его спутнику приходилось прилагать усилия, чтобы за ним успевать. Внезапно профессор остановился и присел на корточки, пробормотав что-то себе под нос. Генри озадаченно опустился рядом, не решаясь вмешиваться. Квирелл начертил сложный символ палочкой, и на переплетении троп вспыхнули следы копыт. Голубоватое свечение свернуло с их дороги и улетело куда-то вглубь леса. — Один попался, - тихо проговорил Квирелл. Первокурсник кивнул. С самого начала пути Генри захлёбывался от возбуждения: прямо сейчас он нарушал целый список самых строгих школьных правил, да ещё и в компании с преподавателем! Если бы только можно было об этом кому-то рассказать! Больше всего Генри волновался за своё детище. Благодаря вмешательству Квирелла, финальное заклинание получилось невероятно изящным и, что самое важное, больше ни разу не выдало кровавого взрыва. Курицы Хагрида лишались только нескольких капель крови. Но как магия сработает на единороге до сих пор было неизвестно. Так что оставалось только испытать его на практике. Согревающие чары, которые наложил на него Квирелл, уже едва справлялись с окончательно промокшими в снежной жиже ботинками, но Генри продолжал бодро двигаться вперёд. Хотелось держаться серьёзным, но в душе плескались ужас, предвкушение и невероятный восторг, вытеснить которые было просто невозможно. Он чувствовал, что сегодня поистине судьбоносная ночь, которая перевернёт жизнь магического сообщества Британии, а то и весь мир целиком. Квирелл замедлил шаг, прижимая палец к губам. Генри задержал дыхание. Сердце рвалось из груди. Только бы ничего испортить! Палочка снова выросла в пальцах профессора, словно возникнув из воздуха. Он медленно повернул голову, прислушиваясь, а затем резко рванул вправо. С конца палочки выстрелила вспышка, и за кустами послышался глухой удар и всплеск. — Идём, - Квирелл поманил за собой ученика. Генри торопливо пробрался за ним, отдёргивая цепляющиеся ветки. На маленькой полянке лежал единорог. Мощная грудь животного мерно поднималась и опускалась. Тело лежало умиротворённо, словно его не заставили принять это положение против его воли. — Ты должен сделать это сам, - тихо проговорил Квирелл, уступая место Генри. Мальчик кивнул, вытаскивая палочку и колбочку для анализа. — Секортия, — решительно произнёс Генри, твёрдой рукой вычерчивая символ. Тонкий лучик пронзил шкуру, аккуратно забирая совсем немного крови. Капли мгновенно заполнили колбочку, и Генри закупорил её, пока кровь не успела вступить в реакцию с кислородом. Всё прошло идеально. Он обернулся, чтобы увидеть одобрение профессора, и в это же самое мгновение в руке Квирелла что-то сверкнуло. Одним молниеносным выпадом зотишник наклонился над спящим единорогом. Как только Квирелл выпрямился, из шеи животного хлынула перламутровая кровь. Генри отпрянул назад. Сознание отказывалось верить тому, что видели глаза. Он ошарашенно застыл на месте, глядя, как его учитель наполняет собственную пробирку. Всё казалось нереальным, словно очередной кошмар. Тело единорога ещё раз дрогнуло, и в следующую секунду затихло. Профессор сунул пробирку за пазуху и резко обернулся на Генри. В его глазах мелькнули отблески жемчужной крови мёртвого животного. — За мной! - приказал Квирелл, хватая ученика за плечи. Генри тупо подчинился, всё ещё не в силах осознать произошедшее. Его резко отдёрнуло от земли, как будто сработал летучий порох. В железных тисках рук профессора, он летел, окутанный чёрным туманом, прорезая ночной мрак. Прийти в себя удалось уже только на каменном полу кабинета ЗОТИ. — П-очему? - прошептал Генри, приподнимаясь на локтях. — Почему вы это сделали? Всё же сработало! Квирелл молча взмахнул рукой, и с двух сторон от них вспыхнули языки пламени. Лизнув потолок, они сжались, озаряя два подготовленных рабочих места для зельеварения. — Выбирай любой котёл и готовь эликсир. Все ингредиенты для базы уже разложены перед доской. Я буду делать тоже самое, но за оставшимся котлом. Только ты добавишь кровь из своей пробирки, а я из своей. Посмотрим, насколько будет отличаться результат. Генри сглотнул. Его била дрожь, а перед глазами всё ещё хлестал фонтан переливчатой крови. — Хочешь сбежать? - Квирелл скрестил руки на груди, ожидая окончательного выбора первокурсника. — Не хватит силёнок закончить то, что начал? Генри поднял голову, встречаясь взглядом с жёстким, бескомпромиссным огнём в глазах Квирелла. — Хватит, - ответил он. На ватных ногах Генри обошёл ближайший стол, занимая рабочее место. Неловко потянувшись за инструментом, он зацепил локтем соседнюю банку, которая тут же опрокинулась. Сушеные цветы вывалились наружу, рассыпаясь по столу. «Мордред!» Руки тряслись, не в силах ровно держать нож. Паника захлестнула ещё сильнее. В таком состоянии он не сможет приготовить даже простейшее зелье. Нужно было срочно что-то придумать, успокоиться. Генри рассеянно посмотрел на размеренные движения Квирелла, который уже приступил к работе. «А что, если...» Генри медленно вздохнул, мысленно концентрируясь на последнем воспоминании. Можно попробовать отделить его, спрятать от самого себя. Он ежедневно удерживал щит от чужих эмоций, так почему бы не попытаться выстроить такой же, но гораздо меньше? Зеркальная ткань быстро обволакивала яркое, пульсирующее ужасом, болью и гневом воспоминание, но страх прорывался сквозь мысленную материю, сбивая с толку, не позволяя восстановить дыхание. Он начинал снова и снова, но подавить все рвущиеся наружу чувства было просто невозможно. Ничего не выходит! Для любой ментальной работы нужно хладнокровие, а он трясётся, как пятилетка, впервые запертая в подвале приюта. Генри упёрся ладонями в стол, снова пытаясь собраться с силами. Волчок шевельнулся на груди, тихим свистом подсказывая что-то. Понять, что он говорит, было невозможно, но Генри, отвлёкшись от отчаянной гневной концентрации, сам нащупал в памяти то единственное воспоминание, которое могло сейчас помочь. Закрой глаза. Сознание извлекло наружу тихий мужской голос, который с самого первого мгновения вызывал доверие, словно Генри уже слышал его раньше. Словно когда-то этот голос приносил спокойствие. Дыши ровнее. Сердце медленно, но послушно снижало бешеный ритм. Убедись, что ничего не упустил. Жидкое зекрало сомкнулось, затопляя картинки, притупляя остроту эмоций. Всё было также живо, но едва проглядывало через густой слой переливчатой, искажающей материи. — Готово, - прошептал Генри. Пальцы уверенно сомкнулись на рукоятке разделочного ножа. Вся дрожь ушла. Каждое новое движение было осмысленным и точным. Скорость полностью синхронизировалась с движением цифр таймера. Совсем рядом неумолимо стучал нож профессора. Его руки с ледяной точностью измельчали корни. Оба котла медленно закипали. Заготовки для одного из сильнейших эликсиров бурлили, готовясь впитать в себя главный ингредиент. Генри вытащил колбу из кармана и быстро выдернул пробку. В этот раз он не поддастся искушению и доведёт всё до самого конца. Жидкость снова обернулась золотыми нитями, но теперь Генри почувствовал в себе силы сопротивляться их зову. Он натянул защитные перчатки и равнодушно зачерпнул ситом эссенцию. Заполнив подготовленную пробирку, он таким же уверенным движением заткнул её пробкой и протянул Квиреллу, который закончил на минуту раньше ученика. — Это всё, - произнёс Генри. — Состав готов. Я не допустил ни одной ошибки, можете проверить. Квирелл медленно подошёл к шкафу и вытащил с полки два прозрачных горшка, заполненных землёй. Из каждого торчали тонкие палочки, с которых свисали сухие, сморщенные стебли. — Предыдущий преподаватель ЗОТИ увлекался разведением орхидей, - Квирелл поставил оба горшка на стол перед Генри. — Но, уходя, видимо, оставил эти два экземпляра, и они почти погибли без правильного ухода. К счастью, у нас с тобой есть целых два эликсира бессмертия, которые должны помочь вдохнуть в них новую жизнь. Генри исподлобья посмотрел на профессора, затем выдернул пробку из своей колбы. Наклонив её, он аккуратно направил тоненькую струйку эликсира в землю. Эссенция быстро впиталась в корни, мелькнувшие светом. Стебелёк чуть вздрогнул, но уже через мгновение упал. — Попробуй добавить оставшуюся часть, - предложил Квирелл, — Возможно, ты использовал недостаточно. Генри почувствовал, как страх снова проникает в сознание, пробивая слабеющую защиту. Он сосчитал до десяти, успокаивая дрожь, и полностью опустошил содержимое колбы, выливая весь эликсир в землю на засохший, истощённый стебель. Мгновение шло за мгновением, но ничего не происходило. Цветок больше не шевелился. — Кажется, что-то пошло не так, - Квирелл погладил подбородок. — Уверен, что нигде не ошибся? Генри мотнул головой, не отрывая взгляда от стебелька. Но тот не подавал ни единого признака жизни. — Проверим мой эликсир? - Квирелл медленно откупорил свою пробирку и капнул на соседнее растение всего одну крохотную капельку волшебного зелья. Едва оно коснулось земли, как от корней до кончика стебля пронеслась горстка голубоватых искорок. Орхидея распрямилась тонким, упругим, твёрдым стеблем. На его верхушке распустилось сразу три ярких цветка, которые буквально излучали жизненную силу, окутанные ровным мерцанием света. — Похоже, ты оказался неправ, Генри, - проговорил Квирелл. — Как видишь, подарить новую жизнь может только эликсир, в который вложили не просто кровь — жертву. Генри молчал, разглядывая мраморный узор на серебристых листьях, проросших из стебля, ещё с минуту назад иссушенного и мёртвого. Нижняя часть листов отливала красным, и от этого растение казалось ещё более волшебным. Его неземная красота, живая энергия, свет зачаровывали, притягивали взгляд. Вырастить нечто подобное было бы крайне тяжело, почти невозможно. Цветок словно просочился на школьную парту из иного, более совершенного мира, наполненного этим завораживающим сиянием до самых краёв, готового разделить свою магию со всеми, кто найдёт в себе силы прикоснуться. — Поразительно, правда? Только что он умирал, а сейчас этот цветок прекраснее, чем когда-либо становился в своей прошлой жизни. — Ради этого вы убили единорога? - глухо спросил Генри. За чарующей красотой свежих цветов он снова и снова видел уродливый надрез на горле единорога и горячую перламутровую кровь, стремительно покидающую тело. — Убил... - Квирелл пододвинул к Генри второй, так и не получивший своего шанса цветок. — Выходит, я поступил неправильно, да? Потревоженный стебель надломился и рассыпался на парте мелким крошевом. — Убийство — удел зла. Те, кто так поступают, совершают нечто поистине непростительное. Так нам говорят, верно? - Квирелл небрежно смахнул серую пыль на пол. — А что, если я скажу тебе, что в мире нет ничего естественней смерти? Генри нахмурился, переминаясь с ноги на ногу. — Это бред. Никто не вправе решать, кому жить, а кому умирать, - угрюмо ответил он. Квирелл улыбнулся, скрещивая руки на груди. — Вкусные были жареные ножки сегодня на ужин? Вся школа сегодня ими наслаждалась. Сколько куриц могло понадобиться, чтобы накормить всех досыта? Генри молчал. — Неужели ты думаешь, что если ты не видел, как им отрезали головы, то этого не было? — Но куриц вывели специально для этого, а единорог никак не должен быть умирать сегодня! Квирелл рассмеялся. — То есть ты считаешь, что единорог достоин жить больше, чем эта пара десятков куриц? С чего это ты взял? — Потому что... - Генри задумался. Ответить было не так-то просто. — Потому что так принято. Куриц растят для того, чтобы есть, а единороги... Единорог из леса, не с фермы. — Ага, - Квирелл лукаво покачал головой. — Давай полностью сформулируем твою точку зрения. Значит, если мы убиваем тех, кого убивать принято, то в этом нет ничего такого, да? А если мы трогаем кого-то, кого сами и возвели в ранг особенных, этакой элиты живых существ, то убийство это кошмарно и неприемлемо? Тебе не кажется, что это лицемерие? — Я-я не знаю, - Генри помрачнел ещё сильнее. — Наверное, так и есть... — Хищник, напавший на единорога, не осуждается сородичами. Никто им не сказал, что единорогов трогать нельзя. Они так жили задолго до появления человека. И будут жить и дальше. — Потому что у них принято по-другому, - добавил Генри. Квирелл согласно закивал. — Люди создали множество ограничений. Но насилия и жестокости от этого ничуть не меньше. Мы сталкиваемся с ним каждый день, и только не воспринимаем тем, чем оно является на самом деле. В отличие от тех же животных. У них нет и не может быть такого деления, самообмана, - Квирелл потёр лоб под тюрбаном. — Возьмём, к примеру, нашу школу. В кабинете Трансфигурации едва ли не каждый урок юные неумёхи раз за разом отрабатывают заклинания над самыми разными живыми существами: крысами, воронами, дикобразами, кошками... И почему-то никого не тревожит крыса, вынужденная каждый день превращаться в хвостатый кубок с шерстью, а то и зубастый стакан. Маги считают подобное вполне обыкновенным ходом вещей. Просто потому, что они так решили. — Но Трансфигурация это же не по-настоящему! Крыса только кажется кубком! Квирелл поднял с парты насквозь вымокший слизеринский шарф и бросил его первокурснику. Генри поймал уже широкий плед крупной вязки. — Ну-ка, закутайся! Ты чувствуешь, что это грязный шарф? Генри помотал головой. — Нет, потому что превращение прошло полностью, - спросил Квирелл. — Но если мы допустим ошибку в трансфигурации крысы, то сможем услышать её писк? Или погладить шерсть на металлической ножке? С новым взмахом палочки плед свернулся, покрываясь мокрыми пятнами грязи. Генри торопливо отбросил его от себя. — Не будет ли милосердней просто безболезненно убить это существо, чем мучить урок за уроком? На этот раз душа Генри откликнулась на мысль профессора, позволяя ей проникнуть в сознание. — А как тогда научиться превращениям живого в неживое? - спросил Генри. — Нужно же на чём-то тренироваться. Не ошибаясь, ты так никогда и не сможешь сделать правильно. — Так и есть. Наш мир был создан жестоким. Каждый день, каждый из нас принимает насилие, принимает убийства, принимает чужую смерть, чтобы удовлетворить собственные цели и желания. Так устроена сама жизнь. Преподаватель Трансфигурации — декан благороднейшего и храбрейшего из факультетов. Добряк-лесничий — любимец многих студентов. Но по сути своей они ничем не отличаются от тех, кого порицают, - Квирелл развёл руками. — Нам показывают, что мы должны следовать правилам, запирать себя в рамки. Наши эталоны — люди, которые ограничивают себя усердней остальных. Но те же, кто придумал эти запреты, выделил ряд существ, на кого они не распространяются. Кого можно трогать, и тебе за это ничего не будет. И все просто приняли это как очередное правило. Квирелл замолчал, давая Генри время осмыслить его речь. Генри же весь обратился в слух. Вкрадчивый голос профессора фраза за фразой дописывал прежнюю картину мира, раскрывая, достраивая все те места, которые ранее были ничем не заполнены. — Так а почему мы тогда следуем таким правилам? - спросил Генри. — Почему одни люди оказались свободны принимать такие решения, а мы нет? Квирелл вновь улыбнулся. — Вот ты и сам к этому пришёл, Генри. Люди, которые решают самостоятельно, не слушая чужие запреты, они, и только они, свободны по-настоящему. Генри склонился над орхидеей. Нежные лепестки ласково щекотали кожу. — Неужели эти цветы теперь уродливы? — тихо проговорил Квирелл. — Одна смерть, Генри, эта жертва, остановила неизбежную гибель другого существа. Одно взамен на другое. Таков закономерный ход вещей. Квирелл сорвал один цветок и бережно отлевитировал его в руки Генри. Дрогнув от неожиданности, Горбин случайно сжал цветок в пальцах, но стоило ему раскрыть ладонь, мерцающие лепестки расправились сами собой, встряхнувшись мелкими искорками. — Он будет жить даже так, без горшка? Квирелл кивнул. — Возьми его. Генри аккуратно опустил цветок в широкий карман мантии. В темноте сияние цветка виделось ещё ярче и сильнее. Квирелл переставил горшок с орхидеей на угол преподавательского стола. — Знаешь, почему в этот раз ты так легко победил искушение, когда собирал нити? — Я был полностью сосредоточен на том, что должен сделать, - ответил Генри. — Но в прошлый раз одной концентрации оказалось недостаточно, - заметил Квирелл. — Дело в том что для тебя они больше не являлись сакральной тайной. Просто кровь существа, обладающая лечебными свойствами. Никакой завесы. Твоё сознание подарило тебе устойчивость к её соблазну. — То же самое, что шкура бумсланга, яйца докси или крылья фейри, - вдруг понял Генри. — Так ты сам стал на шаг ближе к свободе. Волшебники ведь те же люди, столь любящие запреты. Раньше не было никакого деления на Тёмную и Светлую магию. Просто кто-то предпочёл не открывать всем истинную природу нашего мира. Это решение взрастило поколения слабаков, отринувших, затерявших, уничтоживших все достижения предков. Люди, им подобные, забились в собственный загон, добровольно отказываясь увидеть, что таится за его стенами. А тех, кто высовывается, запинывает остальное стадо. — Сами не посмотрим и другим не дадим, да? - хмыкнул Генри. — Именно, - ответил Квирелл. — Истинные волшебники не будут запирать себя в лицемерные, лживые рамки, которые сами же и выдумали. Разрушь их, и станешь способен на всё, что угодно. Это и будет Магия. Настоящая Магия.