Доигрался...

Я никогда не думал, что столкнусь с чем-то подобным. Более того, я даже не думал о таком. Но один день перевернул мою жизнь с ног на голову, изменив меня до неузнаваемости… Я работаю не очень давно, но уже привык ко всему. Я — молодой патологоанатом и мое имя Майкл Бирдеф. Моя деятельность многих пугает, но я обожаю свою работу. Особенно если приходится долго возиться над еще свежим трупом. О, как же божественно вскрывать только что-то умерщвленное тело… За эти мгновения я бы все отдал… Как-то меня оставили на ночное дежурство. Мой напарник свалил на день рождения, мне пришлось его заменять. Вот он мразь, сам бухать ушел, а меня тут оставил. Ну я ему потом все равно все хотел высказать. В этот вечер доставили паренька с верхних этажей больницы. Сказали осмотришь по-быстрому, особо можешь не возиться, просто придумаешь левую причину ну и свободен будешь, ну, а я что? Ну я согласился. Грех отказываться от свеженького тельца. Пока я подготавливал все необходимое мне для работы, тело доставили. Странно, что я даже не заметил этого. Наверное, мысли о предстоящем вскрытии свеженького трупа заняли всю мою голову и увели меня от внешнего мира. Обожаю это состояние поглощенности. Что ж, паренек, так сказать, местный, а с местными я долго не работаю. Да и никто другой с местными не возится. Если человек умирает в больнице, то вскрытие проводят чисто «для галочки». Просто, чтобы не было лишних вопросов во время проверок. Кроме внешнего осмотра и поверхностного изучения внутренностей здесь ничего не делают и причину смерти пишут либо совершенно левую, либо придумывают исходя из болезней. По крайней мере, в моей больнице делается именно так. Так что я собирался закончить работу быстро и подошел к свежедоставленному тельцу. Белая материя, закрывающая труп, была сдернута движением руки и тут я понял, что ночь будет очень долгой и жаркой. Его волосы… огненно-рыжие, словно ярый огонь… Как же я обожаю рыжих… Эти тонкие черты лица… высеченные в белом мраморе умелым скульптором… Вздернутый носик… Он такой милый… Пухленькие губки, не тронутые синевой… Манящая огненная козлиная бородка… Это лицо, еще не тронутое дыханием смерти… Эта бледность, аристократическая бледность… Он словно спал, очень крепко, чтобы что-то ощущать и слышать. Я не мог оторвать глаз от него. Какие же глазки у этого паренька? Я не мог сдержать любопытства, но боялся даже прикоснуться к нему: вдруг он и правда проснется? Но я все же пересилил самого себя и приподнял закрытые веки рыжего чуда… Мое сердце на мгновение перестало биться. Звук, который я издал в этот миг нельзя назвать ни вскриком, ни вздохом. Я завороженно смотрел на эти еще полные жизни и блеска глаза и не мог даже моргнуть. Эти два изумруда смотрели в никуда, но я чувствовал на себе их взволнованный взгляд. Я настолько реально представил его живым… Я не смогу забыть его уже никогда… Как же мне повезло, что я остался на сегодня один. Я… я просто не верил, что он мертв. Он выглядел слишком живым. Хотя о чем это я? Он же умер буквально только что. Но… эти губы… они так манили меня… Я слышал, как они звали меня… и я не мог не поддаться их просьбе… Мягкие… еще теплые… и такие податливые. Я не мог и не хотел отрываться от них, но все же пришлось. Жаль, что ты мертв, парниша. Ты бы мог почувствовать этот поцелуй, я все эмоции в него вложил. Я слишком увлекся его прекрасным личиком, на котором не было ни единого повреждения. Собрав наконец все свои мысли воедино, я снова стал холодным патологоанатомом, каким и должен быть, и продолжил осмотр. Парень, ты слишком прекрасен, ты не походил ни на один труп, что я видел за все время работы. Тело было безупречно чистым и настолько идеальным, каким только могло быть, и даже бледность нисколько не портила его, а только делала еще прекрасней. Я словно был одержим тобой, я не мог оторвать взгляда от столь изумительно сложенного и юного тельца. Руки сами тянулись к тебе, хотели прикоснуться… Оу, я даже сквозь тонкую преграду перчаток чувствую еще не ушедшее тепло только что умерщвленного тела. Слишком сильно ты выглядел живым… Я даже слышал твои стоны от моих прикосновений… Черт, ты сводил меня с ума… Я… я не мог работать… не мог совладать с собой… Волна желания охватила меня с головы до ног, и я не мог ему противиться… Я не хотел портить твое тело, парень, не хотел оставлять шрамов, которые изуродуют тебя, но я должен… я должен был выполнить свою работу. Как же я не хотел разрезать тебя. Надеюсь, ты не будешь обижаться на меня за это? Нежный поцелуй в открытую для меня шею успокоит тебя. Обещаю, я буду аккуратен и предельно осторожен. Ты даже ничего не почувствуешь. После меня шрамы будут совсем незаметны. Я могу начинать? Что ж, молчание — знак согласия. Твое податливое нежное тело не противилось моему ножу. Мне легко удалось вскрыть тебя. Внутри ты так же прекрасен, как и снаружи. Ну же, покажи себя во всей красе… Кожа так не хочет отделяться от органов. Ты стесняешься? Ну не надо стесняться. Ты прекрасен, рыжее чудо. И я все равно рассмотрю тебя, так что бесполезно прикрываться… Говорят, все люди внутри одинаковые. Возможно, это так и есть, но ты, мой рыжик, исключение. Ты не такой как все. Ты — другой… И меня это заводит… Я всего лишь запустил руку внутрь и уже почувствовал твой жар. Ах, какой ты жгучий, прямо как твои огненные волосы. Не против, если я вытащу твой кишечник? Не волнуйся, я верну все обратно… Ооо все тянется и тянется. Хотя чему я удивляюсь? Повяжу его как шарфик. Или весь им обмотаюсь… Боже, о чем это я? Так, от работы не уходим… Печень… ммм как она блестит. Доставать ее не хочу. Не хочется тревожить… Ты обжег мне язык, рыжик, но я не сержусь. Сырой вкус свежей печени не дает мне злиться на тебя… Сердце… Вот чего я действительно желал. Твое сердце… Живое или мертвое, но я хотел его. До безумия. Я так живо представил, что оно сократилось… Черт, мое воображение слишком разыгралось… Но возбуждение уже не унять… Я… не могу больше… Твои стройные ножки возбуждают меня еще больше… Если бы ты только знал, что ты делаешь со мной… Ты принял меня как родного, но я чувствую, что ты сжимаешься. Краем здравого смысла я знаю, что ты мертв и ничего не чувствуешь, но я чем угодно готов поклясться, что слышал тихий стон с твоей стороны. Прости, если я слишком резко вошел. Легкий поцелуй в губы в качестве извинений. Я буду действовать осторожно, никакой резкости, обещаю. Молчишь… Что ж я начну… Какой же ты податливый, рыжик, я смотрю, ты привык ко мне. Я могу ускориться? Я вижу еле заметный кивок… О, твои тихие стоны… Как же они сносят крышу… Ты сжигаешь меня изнутри, настолько горячи твои стенки… Я не могу сдерживаться и просто срываюсь на бешеный ритм. Твои стоны звучат в моей голове все громче и громче… Я чувствую, как ты подрагиваешь и слегка выгибаешься… Кажется, я сошел с ума, но… это мне нравится. До безумия нравится… Я не смог сдержаться и кончил внутрь. Надеюсь, ты не обидишься. Я окинул тебя взглядом и мне показалось, что сердце сокращается… Ох, уж это воображение. Кажется я немного увлекся. Пора вернуться к работе и написать уже причину смерти… Крепкая хватка не дала мне отойти от тебя далеко. Я в ужасе обернулся и увидел тебя. Ты крепко сжимал мою руку. Я дернулся, но ты не отпустил меня, а наоборот притянул к себе. Я смотрел на твое лицо, а ты смотрел на меня… Этот взгляд изумрудно-зеленых глаз… Как же он гипнотизирует. Я не могу оторвать взгляд и подаюсь вперед, к твоим губам. Ты же схватил меня за горло. Я даже ничего не понял, хотя, я последние часа два или три вообще ничего не понимал, но на столе уже оказался я, а ты склонялся надо мной. — Ну что, некрофил, доигрался? Этот голос… Я был готов слушать его вечно… Приятный хрипловатый тембр повторялся в моей голове. Именно таким я его и слышал… Что ты делаешь, рыжик? Я ничего не понимал и не хотел понимать. Я видел лишь тебя, твои изумрудные глаза, огненные волосы и бледное личико. На обнаженные внутренние органы и выпадающий кишечник мой взгляд даже не падал… Ты… обездвижил меня? Зачем? Неважно… Я все равно ничего не понимал… Мое сознание играло со мной как хотело. Слишком жестоко… Что ты там в холодильнике ищешь? Там же ничего нет… а нет, все-таки есть. Я совсем забыл, что недавно приобрел подставку для ножей. Только вместо ножей я хранил в ней искусственные члены. А я ее обыскался. Притащил ее ко мне? Уже начинает настораживать. Ты засунул мне один из них в рот. Черт, сильно глубоко, даже дышать немного трудно… Но в следующую секунду я забыл все… Резкая боль пронзила меня… Я не мог сопротивляться тебе, рыжик. Я не был готов к такому, но ты был волен делать со мной абсолютно все… Я не мог кричать нормально с членом во рту. Я чувствовал, как от столь резкого проникновения мягкие ткани ануса дали трещину… Больно… невыносимо больно… Задница горела адским огнем… Ты не дал мне привыкнуть, разрывая меня своими резкими движениями… Эту боль невозможно было терпеть, но… я не хотел, чтобы это кончалось… Резче, быстрее… Я так орал, как только мог, утопая в твоих изумрудных глазах… Боль не хотела уходить, но и ты не собирался быть нежным… За что ты так со мной? Неважно… Только не останавливайся… Быть изнасилованным трупом… Ох, до чего дошло мое больное воображение… Твой кишечник упал мне на живот и обжег меня, но я видел перед собой лишь твои лучистые глаза… Я ощутил жар внутри порванной задницы и содрогнулся в экстазе… Черт, глаза предательски закрывались, но я не хотел уходить от тебя рыжик… Правда, я не хотел… Черт, что это было? Я помотал головой, прогоняя все мысли и фокусируя взгляд. Ах да, я же так и не написал причину смерти… Ну и приснится же такое. Надо освежить голову. Я вышел на улицу. Раннее утро. В такое время все куда-то спешат. Иногда я завидую этим людям. Они живут полной жизнью. Они ЖИВУТ. А я имею дело со смертью… Но я люблю свою работу… Мой взгляд упал на одного рыжего паренька. Я всегда любил рыжих, просто до безумия обожал. Такие солнечные и радостные люди. Парень тоже обратил внимание на меня. Я не видел его глаз из-за темных солнечных очков, но чувствовал, что он пристально смотрел на меня. Я сам как завороженный пялился на него и не мог оторваться. Он опустил очки ниже, и мое сердце пропустило пару ударов… Эти изумрудно-зеленые глаза… Эта рыжая козлиная бородка… Эти огненные волосы… Не может быть… — Ну что, некрофил, доигрался?