***
Джек навестил ее однажды, когда она еще была в доме своего отца — до сорванной вскоре свадьбы Уилл помогал ей ухаживать за ним, крадя в кузнице раскаленные поцелуи. В тот день они убежали из города к скалам, чтобы пофехтовать друг с другом, кружась по колышущейся от бриза траве, а затем упасть от усталости на землю, где их тела сблизились, как берег и прибой. Он был прекрасен, и Элизабет бесконечно гордилась, что он принадлежит ей. Как оказалось позже, ей было мало — он не был всем миром, и от голода разлуки порой она жаждала высушить сам океан, чтобы вернуть его. Но тогда, в их счастливые золотые дни, она насыщалась им вдоволь. Ее терпкие розовые губы еще пульсируют от его поцелуев, когда, в глубоких сумерках прокравшись домой через черный ход, она натыкается в темной кухне на Джека. — Счастье тебе идет, дорогая, — усмехается он, увернувшись от столового ножа, который она от испуга метнула ему в голову. — Передавай привет мистеру Тернеру. — Тебе повезло, что отец не дома, а слуги спят, — говорит она с гордой ухмылкой, от которой его улыбка становится еще шире. — Они с радостью доложили бы о тебе, чтобы посмотреть, как тебя вздернут на виселице. — И снова увидеть как вы сорвёте казнь? — Когда человек сам спешит на свидание с петлей, то грех лишать его такого удовольствия, — лукаво отзывается она. — Значит, ты бы не стала? — он вскидывает бровь. — Не стала бы что? — Элизабет ответно вздергивает подбородок, и ее губы дрожат в улыбке. — Докладывать о грязном пирате, внаглую нагрянувшим в самое охраняемое здание Порт-Рояла, — пританцовывая, он обходит кухонный стол, прослеживая дубовую крышку пальцами. — Захоти я этого — уже давно бы сделала. — Мисс Суонн, вы очаровательны. — Чего ты хочешь, Джек? Он протягивает руку и касается пальцами ее подбородка, через мгновение порывисто кладя на щёку всю ладонь. — Просто попрощаться, Лиззи. Его голос до странного мягок, но она не может разобрать причину, пока не видит, как печальны его глаза, в которых отражается блеск умирающего в очаге огня. — Не успел сделать это тогда, в форте. Только поутру она замечает на щеке смоляной след, оставленный кончиками его вечно черных, словно чернильных, пальцев. Иногда, любуясь Уиллом, она видит на его скулах те же отпечатки.***
У Эдварда Тига лицо цвета иссушенной ветром и солнцем дубленой кожи, а поклон походит на налет линейного корабля на рифы — величественный, неспешный, горделивый. Элизабет носит ребёнка под сердцем уже давно, и, одной рукой держась за край стола, а другой поглаживая растущий живот, она по несколько часов в день изучает приносимый хранителем Кодекс. Рядом с ней неизменно стынут чай, печеная баранина и свежий хлеб, появляющиеся будто из воздуха, когда мимо проходит Тиг. Он не признается, что именно он приносит еду, поэтому они ладят. В первый раз, когда она чувствует толчок ребенка, она слепо хватается за его запястье и вскрикивает. На бесстрастном лице старого пирата отражается испуг. Элизабет безмолвно кладет его руку на свой живот. Он молчит, бросая на нее задумчивые взгляды, которые, как ему кажется, Элизабет, поглощенная новым ощущением, заметить не может. В его темных глазах зарождается благоговейный трепет, будто девушка рядом с ним проглотила море. Он чувствует, как в ладонь бьётся волна.***
В какой-то момент Джек перестаёт звать её «дорогая». Она подозревает, что это стало для него слишком близким к истине.***
Элизабет вкладывает письма в руки убитых мужчин, иногда даже не успевая вытащить из тел свою шпагу, и сталкивает тела за борт. — Для «Голландца», — шепчет она за миг до того, как они испускают последний кровавый вздох. — Для «Голландца». Она не уверена, что они доходят до Уилла, чей корабль путешествует между мирами, в которые ей более не суждено попасть. Её согревает надежда. Иногда Элизабет достаёт из сундука принадлежащее ей сердце и подолгу держит между ладоней, наслаждаясь его теплым биением.***
Порой во сне к ней является Калипсо. Она приходит в земном обличии, в оковах бренной плоти темнокожей колдуньи с призрачно блестящими глазами. Она улыбается, и девушка видит, что её зубы полны обломков затонувших кораблей. — Моя умная Лиззи, — напевает она, погружая Элизабет в морскую соль, которой та жаждет сильнее всего на свете. — Моя Лиззи. Элизабет просыпается в холодном поту со смертной тоской в душе — она отчаянно жаждет моря.***
Ее сын — маленький Лиам, как зовёт его Джек, или принц, как величают его пираты, тянет её за рукав, зазывая пойти с ним. Отложив старый роман о приключениях капитана Воробья, она следует за подпрыгивающим от нетерпения мальчиком, который приводит её к сундуку, выброшенному на берег острова Погибших Кораблей. К нему нет ключа — Элизабет камнем сбивает раковину-печать, залитую смолой, и поднимает крышку с вырезанной на влажном дереве надписью «Королю Пиратов». Ей требуется мгновение, чтобы осознать, что она видит. Её сын с восторженным восклицанием выуживает из вороха странных деревянных фигурок марионетку-Кракена, маленькие корабли, русалок с косами из водорослей и хвостами, покрытыми серебристой чешуей, барабаны из черепахового панциря. На нижней стороне крышки Элизабет видит другую надпись, адресованную тому, кто ещё не может её прочесть. «С любовью, нашему сыну». Маленький Уильям влюбляется в игрушки без памяти и втайне от матери нарёкает каждую собственным именем. У него появляется первая нить, связывающая его с никогда не виданным, но уже любимым отцом, неясный образ которого для него являет собой и смерть, и любовь, и море. Элизабет же помнит страсть, плоть и улыбку, грубость мозолистых ладоней Уилла Тернера, нежного в моменты их так недолго продлившегося счастья, и едва сдерживает слезы беспомощного горя.***
Она и Джек проводят вместе пару ночей. Обычно в них участвует ром. Он целует её с плохо скрываемым восхищением и любовью, горящей на кончике языка. Элизабет часто отстраняется, чтобы не обжечься. Забираясь на её постель, Джек ногой старается затолкнуть сундук, стоящий на полу, как можно дальше, в кромешную темноту. Несмотря на всё, спустя десять лет, муж находит её по-прежнему верной.***
— Пиратка, — как-то зовёт её Барбосса, и в его глубоко посаженных глазах блестит гордость.***
«Жемчужина» спасает потерпевшего крушение, и Джек приводит его в зал Совета Братства. — Иди, скажи ей то, что сказал мне, — велит он. При взгляде на Элизабет его глаза темнеют, полнясь печали в мерцающем свете свечей, пляшущем на золотой вышивке облачения Короля Пиратов. Она не знает, как помочь Джеку, хотя и хочет избавить его от боли, которую он испытывает, глядя на неё. Не ее дело — задумываться о страданиях мужчин, когда она несёт собственное бремя. Минувшие годы научили ее быть безжалостной и закалили сердце. Жалкий человек, спасённый Джеком от смерти, от слабости не может стоять и снизу вверх взирает на Короля, маня её к себе дрожащей рукой. Элизабет склоняется к нему, жадно вслушиваясь в слова. — Я видел корабль о белых парусах, поднявшийся из морской пучины, я был на нем… Я видел человека со шрамом над сердцем, который велел доставить сообщение Элизабет Тёрнер. Элизабет сжимает запястье гонца, который приближается к ее уху. — «Ты должна быть готова, ибо я приду. Я приду».***
Небо мигает зеленым цветом, слишком ярким, но слишком желанным, чтобы отвернуться. Она отворачивается, замечая на листьях, траве и холмах зелёный отблеск вернувшейся души. Когда Элизабет возвращает взгляд морю, с края мира уже летит высокий корабль. Не чувствуя ни капли стыда, она осознает, что все было не зря, и спешит вниз за сыном, чтобы встретить прилив.