***
Монотонность пиликанья скайпа начинает надоедать уже ко второй минуте, но Сэюн держится, потому что знает, Донхун обязан ответить, в это время друг уже должен быть дома. Так и не дождавшись ответа, он перезванивает дважды, и уже готовится захлопнуть крышку ноутбука, когда на экране появляется довольная физиономия. Весь красный, взмокший, оттягивает ворот футболки и дышит тяжело. И, может быть, нет смысла сердиться, если он с пробежки, только вот все равно раздражает. По Хуну видно, что он счастлив и полон сил, и Сэюн, устающий просто потому, что живет, ему совсем немного завидует. Молчание затягивается, но он не замечает до тех пор, пока Донхун не подгоняет: ― Ну, что там у тебя? Говори, быстрее. В этом весь он, выслушает и забудет, сразу метнется дальше. Да и кто ему Сэюн? Старый друг, творческий товарищ, не больше. А там ждет огромный прекрасный город и толпы визжащих «очередных», сходящих с ума от великолепного тела, бесподобного голоса. Однако сейчас разговор о другом. ― Что это? Визуализуя вопрос, Сэюн поднимает со стола конверт, обнаруженный им сегодня в почтовом ящике. Внутри только билет на автобус, ни записок, ни пояснений, поэтому отправителя вычислить не так уж и сложно: по чьей еще инициативе ему могли такую фигню подбросить? ― А… думал, поймешь. Я тут обустроился. Комната есть свободная, собирался сдавать, потом вспомнил, что тебя выселяют за неуплату. Почему бы тебе у нас не пожить какое-то время. Можно даже поработать вместе. Как раньше. Если ты ― ахах ― не разучился танцевать. Только «я», да «у нас», ничего больше. ― У вас? ― Оговорка, ― Донхун разводит руками, ― с кем не бывает? Если оговорка, то почему смущен так? Сэюн не интересуется: плеваться ядом не хочется, да и слов подходящих попросту нет, и вроде бы он не переносит, когда его жизнью пытаются управлять, но теперь уже как-то все равно. Раньше даже не спорил бы, а просто-напросто послал друга куда подальше, но теперь в нем переломилось что-то… и аренда, действительно, заканчивается через пару недель. Хозяйка из квартиры выгонит, спрашивать не будет. Еще позавчера сказала, что уже нашла нового жильца. ― Ладно, ты решайся, а мне бежать надо. ― Ты идешь? Длинные руки, появившиеся в кадре, помогают понять ситуацию чуть лучше. ― Да, да. Потерпи немного. Парень выталкивает за пределы видимости светлую макушку, упёршуюся ему в плечо. ― Пока, но надеюсь, что это значит «до встречи». Экран гаснет, и Сэюн снова остается один. Смятый билет улетает под диван, чтобы уже больше не маячил перед глазами. Убежать из родного города тянет неимоверно, но есть ли смысл, если в итоге все равно придется остаться одному? Они с Донхуном совершенно разные, на Сэюне не виснут поклонницы, он ненавидит столь яростно поддерживаемый другом здоровый образ жизни и всеми силами деградирует. Его внутренности выжжены дешевым алкоголем, запах спирта въелся в одежду и волосы так же быстро, как в сердце пофигизм. Он и сегодня немного пьян, совсем чуточку, но это нисколько не помогает притупить чувства. Все они как назло обострены до предела, он чувствует отвратный запах пригоревшего мяса из квартиры снизу, а от мерного тиканья часов на тумбочке раскалывается голова. Не фокусировать внимание на звонких щелчках не получается, они сверлят дырку в черепе, методично пробиваясь к мозгу. Пульт от телевизора становится спасительной соломинкой, и экран вспыхивает, на секунду ослепляя своей яркостью. Вот так хорошо. Не так тихо и почти уже не одиноко. Диктор жизнерадостно расписывает результаты недавнего чемпионата по кёрлингу, но Сэюн особо не вслушивается, сил на это нет. О чем вообще говорить, если лень не то, что дойти до кухни, но и просто забраться на кровать. Пить хочется ужасно, но вместо того чтобы подняться, Сэюн устраивается на колючем ковре, подложив руки под голову, и к тому времени, как раздается стук в дверь, почти засыпает на полу в гостиной. Телевизор все еще еле слышно бормочет, и осторожный стук пробирается к сознанию мучительно долго. Примерно так же долго, как парень потом ползет ко входу, опираясь на стены. Так же, как пытается провернуть непослушными пальцами ключ. На пороге застыл, склонив голову, незнакомый парнишка с вырвиглазно рыжей шевелюрой, и Сэюн бы захлопнул дверь сразу, но уже успел привалиться к косяку для поддержания равновесия. ― Здравствуйте. Я Пёнгван, ваш сосед по лестничной клетке. Так получилось, что я забыл ключи на работе, и теперь мне негде… Дальше Сэюн попросту не слушает: хватает парня за рукав и тянет внутрь, вместо рукопожатия впихивая в ладонь связку ключей. Сосед, кажется, смущается от того, насколько просто оказался принятым, смотрит озадаченно, но обитатель квартиры кивает в сторону комнаты, предлагая зайти. В любой другой день такого бы не произошло, но сегодня Сэюн чувствует себя отвратительно как морально, так и физически, ему срочно нужен собеседник, иначе он загнется до утра. ― Я не собирался спать. Да и скучновато одному. ― О, ясно… Сэюн ненавидит, когда говорят «ясно», это слово бессмысленно, оно не выражает ничего и нужно лишь для того, чтобы заполнить пустоту. Наверное, поэтому на его планете стволы вишен скрипят. Недовольны? Он не совсем уверен. Какая разница, если от протяжных вибраций все внутри болит? В любом случае обратный ход давать уже поздно, и он садится на матрас, устало предлагая: ― Располагайся. Пёнгван нерешительно устраивается неподалеку, и Сэюн, наверное, болен немного, потому что картинка перед глазами плывет и искривляется. Даже двигаться тяжело: руки не поднимаются, ноги будто бы прилипли к полу, и голова так и норовит рухнуть вниз, на грудь. ― Расскажи хоть, что у тебя стряслось. Паренек улыбается смущенно, смотрит с любопытством темными глазами, и, может, форма у них необычная, или еще чего, он не совсем понимает, но выглядит это… доверительно? Будто они оба чувствуют где-то на молекулярном уровне, что не причинят друг другу зла. С новым знакомым что-то не так. Не в плохом смысле, но все же Сэюн чувствует и не может сосредоточиться на информации, поступающей от органов чувств. Его лихорадит, щеки и лоб горят, и если бы не полумрак комнаты, гость бы давно заметил плачевное состояние хозяина квартиры, пока же сидит притихший, кажется, даже сказал что-то и ждет ответа. Сэюну не до этого. С самого утра с планетой что-то неладное. Галактический ветер сменился, и, если бы стороны света для космоса не были простой условностью, пожалуй, он бы назвал его западным. Стволы вишен скрипят, тревожа сон единственного обитателя, его ресницы дрожат, знаменуя пробуждение, но парень только стискивает зубы: пожалуйста, не сейчас. ― Эй, с тобой все хорошо? Кажется, он стонал, не совсем уверен, но думает, что обеспокоило Пёнгвана именно это. Паренек поворачивается к нему и без лишних слов опускает ладонь на лоб, так просто, будто они знакомы уже не первый месяц, и Сэюн застывает, боясь пошевелиться, потому что все происходящее не вписывается в систему, плавно выходя из-под контроля. ― Да ты горишь! Таблетки есть? Проблема Сэюна не лечится таблетками, но говорить не хочется, это личное, и лучше уж так, поэтому он сухо роняет «в ванной» и переворачивается на бок, прижимаясь щекой к холодной ткани, надеясь, что так станет хотя бы чуть легче. Все внутри по-прежнему щекочется, как от муравья под футболкой, и парень вертится на покрывале как уж на сковородке, только вот разве почешешь планету? Она перестраивается, и этого допустить никак нельзя. От происходящего нельзя ждать ничего хорошего, он знает точно, с ним уже случалось такое, в далеком, далеком прошлом. Его вишни цвели и зеленели молодыми листьями, но соседнее небесное тело погибло от столкновения с кометой, и на прекрасные деревья обрушился град осколков. Планета Сэюна чудом осталась цела. Он до сих пор помнит грохот метеоритного дождя и девичьи глаза цвета сухих листьев, но думать о них невыносимо, он не хочет, чтобы произошедшее повторилось вновь, терять того, кто почти стал твоим другом больно. И никаких слов не хватит, чтобы объяснить насколько. Он держал ее руку, пока она умирала, он плакал, пока она улыбалась, повторяя «однажды вишни на твоей планете опять зацветут». Однако все в порядке, беспокоиться не о чем: в его системе нет других планет, он бы заметил, наверняка. Скорее всего, скрипы ― не больше чем результат землетрясения. Диван прогибается под весом Пёнгвана. Он трогает за плечо и протягивает стакан воды. ― Написано было растворить, так что я просто сделал это. Может быть горько, не знаю, такие никогда не пил. Глотает Сэюн залпом, чтобы не чувствовать вкуса. Гость тут же забирает у него стакан и давит на плечи, укладывая обратно, и забота приятна, только все равно ведь не поможет. Было бы классно, если таблетки содержали снотворное, потому что уже поздний вечер вроде бы, и за окном и в комнате темнота, но Сэюн не сможет заснуть. Не первую ночь он просто лежит на кровати, уставившись в потолок; следит за тем, как по нему мелькают яркие пятна от фар машин. Куда можно спешить в час ночи? Там снаружи барабанит по подоконнику и стеклу дождь, внутри стучит по экрану телефона Пёнгван, и посторонние звуки могли бы быть причиной бессонницы, но умиротворенное состояние говорит об обратном. Обстановка комфортна и располагает к тому, чтобы отдохнуть хотя бы немного, только вот глаза закрыть страшно. И дело даже не в присутствии нового знакомого, не в том, что тот может стырить что-нибудь ценное и свалить, Сэюн почему-то уверен в его честности на сто процентов. Дело совершенно в другом, в том, что он слишком давно не был там, где когда-то гулял каждую ночь, и это чревато последствиями. Человек обязан защищать свою планету, иначе они, зависимые друг от друга, не протянут долго. Она уже умерла, а значит и Сэюну осталось немного. И, кажется, его вечернее недомогание признак того, что все стремительно близится к концу.***
Сэюн просыпается на закате. По сути, конечно, закатов на его планете не бывает, она слишком мала, чтобы одна из ее сторон могла полностью спрятать его от света, однако время от времени далекую звезду закрывает пояс астероидов. Облака каменной пыли, кружащей меж ними делают небо алым и тусклым, даже более чем обычно. Только вот настоящей ночи так и не наступает, солнце выныривает из-за преграды без предупреждения, и вечно длящийся день продолжается. Встать оказывается невероятно сложно, и это не удивительно при учете того, что несколько сотен лет он провел без движения на жестких холодных корнях. Конечности не гнутся в суставах, мышцы ослабли, кожа безжалостно шелушится на ладонях и лице. На планете пугающе тихо, но так и должно быть без воздуха: звуковые волны без среды не распространяются. Гораздо больше интересует причина пробуждения, найти бы ее и ликвидировать, чтобы можно было спать дальше. Поэтому парень обходит планету по кругу несколько раз, внимательно осматривает голые ветви и пространство под переплетенными корнями, но ничего подозрительного так и не находит. До тех пор, пока не возвращается туда, где открыл глаза. Только теперь, восстановившимся зрением он отмечает, что вишня, на корнях которой он спал, не похожа на остальные. Ее кора не выглядит больше потускневшей, безжизненной. Сердце колотится так сильно, что Сэюн, прислонив ухо к стволу, не сразу различает ответное биение, с которым древесный сок течет от корней к ветвям. Невозможно. Воды нет, почвы нет, им даже дышать нечем. Он ничего не понимает. Тем не менее, планета вращается, время течет так же стремительно, как и раньше. Пульсация под корой становится все слышнее, все увереннее, и Сэюн, обративший все свое внимание на нее, пропускает момент, когда с легким треском лопается первая почка. С треском? Звуков, вообще, не должно быть, а тут цветок распускается со звуком выстрела. Крошечные лепесточки цветом белее снега. Не проходит и пяти минут, как щелчки становятся непрерывными, а пульсация усиливается, потому что к первому дереву присоединяется второе. Много времени на полное пробуждение не потребуется. Но всего этого не должно быть, цветущие вишни ― предупреждение о встрече с тем, кто может стать его соулмейтом. В системе Сэюна нет других планет. Он знает точно, на небе абсолютно пусто, если не считать далекой одинокой звезды. Уже очень давно Сэюн не испытывал такого предвкушения. И такой паники. Вздрогнув, он открывает глаза. Из сна выдернуло ощущение чего-то холодного и мокрого на лбу, и теперь, потихоньку приходя в себя, Сэюн чувствует, как по вискам стекают холодные капли. Он тянется к лицу, нащупывает мокрую тряпку и оставляет ее на месте: с ней неожиданно хорошо, голова перестает раскалываться. Сбоку выплывает лицо Пёнгвана, и в глазах у него забота?, сообразить Сэюн не успевает, парнишка тут же начинает тараторить. — Я разбудил тебя? Прости. Хотя, наверное, так лучше. Ты уже несколько дней спишь. Я сходил в магазин, потому что в холодильнике у тебя совсем пусто. И еще купил жаропонижающие. Хотел вызвать доктора, но подумал, что ты будешь против. Слушает Сэюн краем уха, ловя себя на мысли о том, что с Пёнгваном еще комфортнее, чем с телевизором. У него голос мягкий, но чёрт возьми… — Почему ты все еще здесь? — Выглядел ты хреново. Еще чуть-чуть и загнулся бы. Чай будешь? Отвечает Пёнгван спокойно, не обращая внимания на придирчивый тон, и Сэюну могло бы, наверное, даже стать совестно, но перед самым пробуждением он обо всем догадался, и единственное, чего ему хочется — выкинуть парнишку на лестничную клетку. Вчерашнее знакомство — первое и единственное за несколько месяцев, так что только оно может быть причиной. Он не может сомневаться, не может быть против и от этого так страшно. Самое прекрасное, что Сэюн в своей жизни испытывал — анабиоз. Ему не нужны новые потрясения. Ему не нужна новая боль. — Прошу тебя, пожалуйста, уходи, — еле слышно просит он и отворачивается к спинке дивана. — Что? Голос у Сэюна после сна сиплый, и Пёнгван, кажется, пытается убедить себя в том, что не расслышал, но Сэюн на самом деле не может, не хочет его видеть. Сэюн хочет лелеять свое разбитое сердце, обрастать коркой, уходить в себя все глубже и глубже. — Уйди. В комнате повисает тишина, и он представляет, как Пёнгван смотрит на его ссутуленную спину, думая, стоит ли уйти или все же остаться, разрывается, всерьез опасаясь, что Сэюн в одиночку всерьез долго не протянет. Однако входная дверь хлопает, и он, не совсем доверяя ушам, оборачивается, но в комнате пусто, и Пёнгван реально взял и ушёл. После того как целую кучу времени провел у кровати сиделкой (кажется, даже в комнате прибрался) и не услышал за это ни слова благодарности. И ни слова поперек не сказал. Хотя по-честному мог бы и по лицу дать. Впрочем, плевать. Сэюн накрывается одеялом с головой и утыкается в смартфон.***
Задницу с дивана приходится поднять на третий день, когда отваренный Пёнгваном рис кончается, а запах от рыбных внутренностей из помойного ведра распространяется по всей квартире. Сэюн облачается в бесформенные спортивки и балахон, под огромным капюшоном которого без труда можно спрятаться от косых взглядов: да, потрепанный и обросший, да, под глазами синяки двумя Каспийскими морями раскинулись, а капиллярная сетка на белках напоминает карту метро. На всякий случай он все же цепляет на лицо маску и со вздохом открывает дверь на лестничную клетку. Хоть бы никого. Хоть бы никого. Хоть бы никого. В подъезде пусто, не нужно ни с кем здороваться, делать вид, что есть дело до проблем, рисовать на лице показную заинтересованность. Сэюн перешагивает порог и застывает: у двери под самым звонком стоит картонная коробка без опознавательных знаков. Подозрительно покосившись в сторону двери напротив, парень присаживается на корточки. Больше всего хочется, чтобы «подарок» оставили террористы, тогда он поднял бы крышку и разорвался на кусочки, потому что второй возможный вариант ему не нравится нисколько. Внутри коробки небольшой пластмассовый контейнер, на ощупь еще теплый, а внутри рис, вареная курица и немного овощей. Под контейнер засунуто несколько пачек дешёвого рамена и непрозрачный пакет. Преодолев любопытство, Сэюн затаскивает коробку в квартиру и выходит наружу, закрыв за собой дверь. Решение оставить сверток на потом кажется несколько опрометчивым еще на паре первых ступенек, но парень заставляет себя спуститься вниз и дойти до мусорных баков. Выдержки на обратный путь не хватает. Сэюн несется со всех ног, задыхаясь, прыгает через ступеньку по лестнице, и никак не может попасть в замочную скважину ключом. На пол плюхается прямо в коридоре и разворачивает плотный черный пакет с россыпью ромашек.Выздоравливай, хён.
В углу тетрадного листа с посланием нарисован кривоватый котёнок, лижущий лапку, и это ну очень мило, и Сэюну ну очень не нравится. Потому что под бумажкой ярко-красные желатинки в форме сердечек. Всё следующее утро Сэюн не отходит от глазка, и засекает Пёнгвана в семь утра с точно такой же коробкой, но, хотя и интересно, что в ней на этот раз, домой её не заносит. Ещё через день Пёнгван меняет старую коробку на новую. И снова. А потом еще раз. После этого у Сэюна снова кончается еда, но единственное, чего ему хочется, крикнуть "хватит". Да откуда он, вообще, такой взялся? Ноутбук включается мучительно долго, так же мучительно прогружается сайт, и Сэюн от нетерпения покусывает ноготь: в последний раз он проверял данные почти месяц назад, за это время все могло поменяться, так ведь? Таблица планет его системы с одной единственной строкой вылетает сразу же после авторизации. Никаких Пёнгванов, однако, стараясь убедить самого себя, что ищет из чистого любопытства, а не из надежды на сбой в небесных картах, Сэюн вбивает имя в поисковую строку и нажимает на пресловутую лупу.Совпадений не найдено. Искать вместо этого… Глобальный поиск.
Сэюн машинально щелкает на последнее и задыхается: вот же он на крошечной фотографии, только волосы лицо совсем еще детское. Графа с названием небесного тела вводит в ступор, ее попросту нет, зато есть другая. Потому что Пёнгвану принадлежит вовсе не планета. Копна ярко-рыжих волос перестает казаться нелепой. Сэюн слышал когда-то о людях, связанных звездами, пары им предусмотрены вселенной не были, жили они ради заботы о других, но, видимо, после разрушения одной из двух планет в системе Ким Сэюна что-то сломалось. Пёнгван не бросит его. Пёнгван будет рядом. Его звезда согрела покрывшуюся ледяной коркой планету, разбудила вишни, так что, может быть, можно надеяться. Сэюн то ли смеется, то ли плачет, роняя лицо в измятую подушку, и это не радость, а больше даже беспомощность: из всех планетных систем ему досталась самая бракованная. И именно она дала ему, точно такому же дефективному, еще один шанс.Никогда в жизни не видел таких идиотов. Понимаешь хоть, что тебе не станет лучше, если будешь круглые сутки сидеть дома и голодать?
Совета из очередной записки Сэюн слушается и ближе к трем ночи бежит в круглосуточный магазинчик. В ответ на просьбу добавить к покупке простую картонную коробку продавец странно косится и все же притаскивает из подсобки помятое нечто. Сэюну как-то по барабану на явную неприязнь, он представляет, как будет следить в дверной глазок за спешащим на учёбу Пёнгваном, который откроет дверь и найдет у двери коробку, и от этих мыслей Сэюну очень и очень хорошо.***
В день, когда Сэюн и Пёнгван встретились, теории Коперника дали сбой, и впервые за всю историю мироздания вокруг одной несчастной планеты начало вращаться большое и теплое солнце.***
***
***
Уже целых два месяца вишни на крошечной планете усыпаны цветами, и западный галактический ветер колышет ветви, роняя их лепестки на землю. Весна только-только наступила, но пройдет совсем немного времени, и между листьями появятся первые вишенки. Маленькие и зеленые, они будут расти и наливаться соком в свете солнца, и Сэюн надеется, что принесенной из-за звезд влаги хватит, чтобы напитать их. Он и не мечтает увидеть до черноты бордовые, огромные ягоды, но они ему и не нужны. Уже сейчас он уверен в том, что даже если вишни вызреют кислыми, он будет уплетать их за обе щеки.The end.