Не Grand Battement!

Так противно Юле еще не было. Сперва мама Каринки, которая предлагает ей денег в обмен на то, что она не будет играть Аврору в выпускном спектакле. Да, она рассказала ей о сложной ситуации. О том, что она из маленького города, где почти нет работы. Отец спился, а мама одна на себе тащит близнецов, которые ее даже не помнят, и младшего брата. Да, мама Карины предложила помощь. Юля отказалась. Юля гордая. Она так долго шла к своей заветной мечте — играть Аврору в «Большом», а тут ей предлагают деньги за то, чтобы она не играла! Неслыханно. Она резко затормозила машину, выслушав маты и крики Карининой мамы. Потом сама Каринка, заявившая о том, что отдаст себя только балету. Она не видит свое тело в руках мужчины вот в этом самом. Юля вспомнила их диалог в душе после репетиции. — Юль, а Юль. Ты уверенна, что еще девственница? — Ну, с утра еще была, — Ольшанской стало даже смешно от такого странного вопроса. Она убрала упавшие мокрые волосы с лица. С чего бы то ей не быть девственницей, если никто из мужчин ее еще даже не целовал. В щечку не считается. — Ходят слухи, что от постоянных растяжек там все может порваться, — промямлила Карина, — и что после секса хуже танцуют. Юля рассмеялась. Лишиться девственности от Battement tendu или Grand Battement? Это ей показалось очень странным. Она намекнула на то, что вряд ли некоторые их девушки с курса, за которыми уже ухаживают парни, все так же невинны. — От Grand Battement? Лишиться девственности? Не-е-ет, — Юля продолжила смеяться. Она не поверила в эту идею, что балету можно отдать себя вот так буквально. И вот опять. По ней Анцифиров сохнет, она это видит, а ей хоть бы что. Толпы женихов ходят под ее домом, сама похвасталась. Юля вспомнила, как пытала Диму, влюблен ли кто в нее с курса — не признался. Так и осталось загадкой — что это значило: нет или да. Да она и так подозревала, что нет. Внешность у нее была не выдающаяся: рыжеватые волосы, глаза серо-зеленые, нос картошкой чуть выпирающий вверх, довольно пухлые и большие губы от природы, острый овал лица. Красавица на нее в зеркало не смотрела. В отличие от Каринки, у которой было все. И красота, и деньги, и кавалеры. И как нормальная девочка, лишенная всего этого, она не могла не завидовать так называемой подруге. Хотя, как известно, в мире балета друзей не бывает. Надоела ей Каринка, и мама ее надоела. Хорошие каникулы выдались, ничего не скажешь. Она ехала в электричке обратно в Москву, заливаясь горючими слезами. Просто ревела в свое удовольствие, ни на кого не обращая внимания. А вот на нее очень даже обращали. Парень в солнцезащитных очках на противоположном сидении. Все смотрел и смотрел. Юле это начало надоедать, но она не могла остановить слезы, рвущиеся из груди. Остановка. Скрежет тормозов электрички. Парень вздыхает, встает, снимает свои круглые темные очки. Из-за влажных глаз она даже толком его внешность разглядеть не могла. А он берет и надевает очки ей на глаза. Только бы больше не видеть ее слез. Что-то в этот момент с Юлей случилось. Она перестала плакать. Будто кто-то выкрутил до конца крантик со слезами в ее девичьем организме. Она поняла за секунду, что не хочет упускать обладателя черных круглых очков и ринулась следом за ним из электрички, и к черту, что не ее остановка. — Как тебя зовут? — она буквально налетела на парня, быстро нагнав его на перроне. — Кирилл, — он опешил. — Юля, — сказала она, — есть где? — Что где? — Кирилл явно не ожидал такого поворота событий и не сразу понял, что от него хочет девушка. — Не тупи, — Юля достала из кармана джинсовой куртки презерватив. *** Кирилл накрыл Юлины губы поцелуем, одновременно проникая своими пальцами в ее лоно. О том, что она девственница — он не знал, но догадывался. Юля не сказала, боясь отказа. Кирилл слегка растягивал узкие стеночки, это было неприятно девушке, она зажимала инстинктивно пальцы мужчины, не давая себе полностью расслабиться. Одновременно Кирилл большим пальцем начал стимулировать открытую чувственную точку Юли, она позволила себе закатить глаза от удовольствия. Там все было влажно, напряжено, и просто требовало продолжения. Кирилл исследовал не слишком большие груди Юли. Закончив ласкать клитор, он провел указательным пальцем от низа живота к ложбинке груди. Поцеловал левый затвердевший от возбуждения сосок, а правый массировал большим и указательным пальцами, заставляя подаваться ее вперед и постанывать от непривычных, но таких приятных впечатлений: сладкая пульсация в промежности разрывала Юлю изнутри. Она уже видела: парень хотел большего. Да и Юля начала по-тихоньку расслабляться и доверять. Она не хотела смотреть вниз, но любопытство взяло верх, и девушка опустила глаза. Юля смотрела на то, как бёдра парня опускаются ниже к ее промежности, как упругий и влажный член в тонкой резинке скользит по нежным складочкам. Она задохнулась от стыда. И чего-то еще. Она не была уверена, что об этом никто никогда не узнает. Прониковение было болезненным, но боль была тягучая и приятная, в отличие от боли после многочасовых растяжек у балетного станка. Партнер был внимательным, помогал привыкнуть к новым ощущениям заполненности. Она сжимала его внутри себя, не давая слишком быстро выйти наружу. Она хотела как можно глубже, чтобы точно, наверняка, порвать эту девственную плеву. Она не хотела отдать ее балету. Она отдала ее первому встречному, который не остался безразличен к ней. Юлины глаза темнели от непривычной боли. Она не могла назвать это удовольствием. Она знала, что ей потом будет стыдно. И ноги будут болеть. И может она даже не сможет первое время танцевать, как умеет. Хотя она в это и не верила. А ведь завтра генеральная репетиция. Но сейчас ей было все равно. Она получила то, что хотела — первый секс. А паренек даже и не знает, что она балерина. Свою растяжку при нем она не демонстрировала, это было ни к чему. Он был опытней, он ласкал ее, заставляя ее тело извиваться под его руками. Юля не знала, насколько там могло быть узко. Живя в общежитии — не имеешь возможности особо изучать свое тело. Да и времени на это не было. С тренировок обычно сразу падаешь — и все болит. Юля лежала на кровати рядом с молодым человеком, имени которого спустя время она может даже и не вспомнит, но ей было так хорошо, что она начала истерически смеяться, напугав тем самым парня. Просто заливалась от смеха, вспоминая Каринку, и ее простодушные разговоры о сексе. Трусиха! — Не-е-ет, не Grand Battement! — Сквозь смех проговорила Юля, — не Grand Battement! Она зашлась то ли от того, уже не так невинна, как была; то ли от того, что хоть где-то обставила Каринку; то ли от того, что ей было хорошо. — Чего? — Не понял парень, приподнявшись на кровати и посмотрев на свою подругу на эту ночь, которой от чего-то было очень весело. — Не Grand Battement, — повторила Ольшанская, заливаясь смехом. Но молодой человек так ничего и не понял, тоже начал смеяться, заразившись от Юли. Нет, девственности ее лишил не балет.