***
Симадзу снова ощутил, как по спине от загривка вниз по хребту прошла дрожь, и почти привычно, хоть и раздраженно, почесался. Зудящее чувство чьего-то взгляда на себе набило оскомину за последние несколько дней и уже даже не вызывало тревоги. Тоёхиса не задумываясь мог поклясться всей своей необъятной коллекцией голов, что взгляд враждебным не был. Скорее, испытующим. Тоёхиса любил устраивать испытания самому себе, можно сказать, всю жизнь только этим и занимался, но терпеть не мог, если это делал кто-то посторонний, а потому тихо бесился в глубине души. Впрочем, в ближайшее время бешенство обещало стать громким. И весьма, весьма разрушительным. Хуже всего, Симадзу не мог определить источник взгляда. Ощущение чужого внимания как будто шло со всех сторон, окутывая тело как облако или как невидимая одежда. В первый день, сразу после взятия крепости Тоёхиса бегал как тигр в яме-ловушке, свирепо зыркая на всех и каждого и едва не рыча. Подозреваемых не было. Ёичи громко жаловался на жизнь и какого-то Ёсицунэ, ничуть не смущаясь отсутствием интереса у аудитории. Гордые, хладнокровно расстреливающие врагов в упор эльфы заикались, бледнели и честно хлопали бирюзовыми глазищами, едва не плача, а самые молоденькие (на десяток лет старше самого Тоёхисы) и вовсе не сдерживали слез, не понимая, отчего так зол их грозный командир. Командир тем временем, успешно сделав заиками половину отряда, переключился на гномов — впрочем, ненадолго. Исхудалые и оборванные, кроме еды они не видели ничего и никого, и уж точно не собирались менять восхитительное зрелище жареной поросячьей ноги, истекающей ароматным соком, на унылую фигуру трезвого и злого как черт Тоёхисы. Тот, несмотря на всю злость, не мог не восхититься силой их духа: запавшие глаза сохраняли живой огонь, и периодически, то тут, то там во время пирушки раздавался раскатистый хрипловатый гномий хохот. Перед мощью гномьего желудка Симадзу и вовсе был готов преклонить колени, видя как в мгновение ока пустеет склад, при том что человек, голодавший не то что годами, как гномы, а даже от силы пару недель — человек загнулся бы уже от крохотного кусочка. В любом случае, гномы встретили еду, а еда встретила гномов — и Симадзу вынужден был отступить перед великой силой любви. Наведя шороху среди подчиненных, Тоёхиса пришел по душу Нобунаги. Тот был уже навеселе, но душу отдавать отказался, и признаваться тоже, вместо этого признавшись самыми витиеватыми способами, сколько раз, в каких позах и с кем он желает счастья настырному командиру. Тронутый до глубины души Симадзу уже вознамерился начистить старшему товарищу морду, но драку пресекло появление на горизонте шаткой фигуры Ёичи, с чем-то, подозрительно похожим на птичьи тушки, в руках. С него сталось бы усадить забияк выщипывать перья, но к счастью для обоих, лучник был уже совсем готов, и не сделав и пары шагов, перепутал запад с полом и рухнул лицом вниз. Скитальцы подошли и встали в нерешительности. Птичьи тушки оказались двумя полупустыми бутылками, и чудом не разбились после знакомства с дощатым полом. Нобунага мельком осмотрел тело и крякнул. - Говорил ведь, дрянное пойло! - он цокнул языком. Затем вспомнил что-то, и добавил: - Слушай, Тоё, отнеси его наверх, а? - Делать мне нечего, - заворчал Тоёхиса, мимолетно отмечая, что сверлящий тысячи дырок взгляд исчез. Возможно, потому что они втроем находились в отдалении от общего веселья? - Я видел, как гномы делали ставки, парень он или девушка, - неожиданно трезвым голосом сказал Нобунага и кивнул на бормочущего что-то лучника. - Ты посмотри. Тоёхиса невольно подчинился, вглядевшись внимательнее. Ёичи лежал на животе, но даже так было видно, как съехало косодэ с подвязанными рукавами, оголяя гладкое белое плечо (и наверняка грудь), а распущенный пояс болтался чуть ли не до колен, чудом держась на бедрах. Добавить длинные блестящие волосы, миндалевидные, красивого разреза, синие глаза, длинные ресницы — на секунду дыхание перехватило даже у Тоёхисы, что уж говорить о гномах, которые были долгие годы лишены не только еды и солнечного света, но и женского общества, за исключением нескольких гномок, которые были либо уже чьими-то женами, либо очень немолоды. Даже Ольмина в конце концов сбежала куда-то на склады, подальше от чересчур заинтересованных взглядов. - Ты прав, старик. Унести надо, - выдохнув, согласился он. Нобунага хмыкнул, донельзя довольный своей победой. - Тогда давай, я прикрою, - он махнул рукой и направился в сторону пирующих. И не оборачиваясь, бросил: - Не старик я! Тоёхиса фыркнул, примеряясь, как бы половчее перехватить тушку лучника, потом плюнул, схватил как попало и легко взвалил на плечо. Держась в тени у стены, он прошел к лестнице и поднялся на второй этаж, где находились покои командующего, ругая Ёичи на чем свет стоит. В комнате убранство было почти таким же аскетичным, как в казармах гарнизона, но разве что кровать стояла пошире и подобротнее, на массивных столбиках, с толстым шерстяным одеялом, под которым оказались не особо свежие полотняные простыни, но выбирать не приходилось. - Переживешь, пьяница, - почти злорадно проворчал Тоёхиса, аккуратно сгружая ношу на кровать. Ёичи не преминул раскинуть руки и ноги, давая полюбоваться на непотребство во всей красе. Командир хмыкнул, стянул с него обувь и накрыл легким покрывалом, оставив одеяло в ногах - на всякий случай. Он развернулся было, собираясь уходить, как что-то царапнуло его взгляд. Он пристально вгляделся в лицо спящего без задних ног лучника и увидел темные пятна у того на щеке — видимо, испачкался, когда упал. Хорошо, не в блевотину. - Не буду я этого делать, не проси, - непонятно к кому обращаясь, заявил Симадзу, и почему-то остался стоять. Полминуты спустя он прорычал что-то сквозь зубы, высвободил рукав лучника, и не церемонясь, вытер тому лицо. Ёичи поморщился, не просыпаясь. Одно пятнышко никак не хотело поддаваться, оставляя на белой коже полосы и разводы. Тоёхиса рассвирепел. Мало того, что кто-то пялится ему в спину, так еще и чертов Ёичи напивается, оголяет тут свои прелести, и лицо ему, ублюдку мелкому, вытирай! Выразив свое негодование смачным плевком на ткань, Тоёхиса начал яростно оттирать мокрым концом упрямое пятно. То поддалось и исчезло, а бравый командир почувствовал удовлетворение, как после напряженной битвы. - Охренеть! - воскликнул он, мешком плюхаясь на грубо сколоченную низкую табуретку возле кровати и ложась грудью на мягкий матрац. Возвращаться вниз совсем расхотелось, накатила усталость. Здесь, в тишине, отголоски веселого пира сливались с ночными шорохами за окном. Тоёхиса смотрел на лицо Ёичи, просто потому что больше не было сил смотреть ни на что. Да и желания, пожалуй, не было. Симадзу клюнул носом и встрепенулся. Затуманенным от усталости зрением он заметил, как покраснела нежная кожа на щеке лучника. Уже почти не осознавая, что делает, он вытянул руку и осторожно погладил это место. «Черт, хоть бы не уснуть так!» - лениво проползла мысль, прежде чем Тоёхиса погрузился в сон.***
Симадзу тогда ушел на рассвете, проснувшись задолго до всех остальных, включая Ёичи. К сожалению, лучник прознал где-то (скорее всего, от Оды), кто позаботился о нем ночью, и на голову командира посыпались подколки и насмешки, едва ли не более острые, чем стрелы. Тоёхиса малодушно надеялся, что парень будет слишком занят, обнимая помойное ведро, и ему будет не до зубоскальства, но вопреки ожиданиям, Ёичи после пробуждения был бодр как огурчик, хотя с похмелья мучилась добрая половина отряда (в основном, эльфы), проняло даже бывалого Нобунагу. Ольмина коварно воспользовалась моментом и ходила за Одой по пятам, мстительная, как фурия, и громко подсчитывала убытки прямо ему в ухо, явно наслаждаясь тем, как мужчину корчит от головной боли. И Тоёхиса был с ней совершенно солидарен. Так ему и надо, предателю. В конце концов, Симадзу сбежал во двор полировать вакидзаси, когда Нобунага и остальные пошли обсуждать с гномами механизм действия огнестрельного оружия. За утренней беготней он почти забыл о том, что его так раздражало вчера, и вспомнил, только когда ощутил знакомый зуд между лопаток. Скрипнув зубами, он сжал покрепче рукоять и с большей силой стал проводить тряпочкой по лезвию, от гарды до острия, медленно, с упором на основание ладони. Спустя три-четыре движения он наконец смог выдохнуть. Однообразные, почти ритуальные действия успокаивали, вводя в своего рода транс. Взгляд как будто стал острее, сдавил со всех сторон, но Тоёхиса почти совсем успокоился и начал воспринимать это как что-то обычное, вроде тяжести доспехов или запаха конского пота. Неожиданно взгляд заметался как-то и исчез. Тоёхиса встрепенулся и вскинул голову. Через двор к нему шел Ёичи. Вероятно, он и спугнул назойливого наблюдателя, но сам лучник, по всей видимости, ничего не заметил. Он молча устроился на траве рядом с ящиком, на котором сидел Тоёхиса, и со вздохом стал пробовать большим пальцем тетиву лука. Гибкое дерево приветственно поскрипывало в умелых руках юноши. Симадзу поглазел некоторое время, как двигаются длинные ловкие пальцы, затем вернулся к своему занятию. Ощущение взгляда больше не появлялось, и вскоре Тоёхиса снова выпал из реальности, увлеченный бликами на гладком лезвии. - Вот бы меня так погладили, как ты гладишь свой меч, - завистливый вздох вывел его из полусна. - Ты что-то сказал? - моргнул Тоёхиса. Губы лучника капризно изогнулись. - Уснул, что ли, Тоё-сан? - сердито нахмурился он. - Я тут вообще то завидую! - Ну и завидуй, мне-то что? - Тоёхиса пожал плечами. У лучника сделался такой взгляд, как будто он еле сдерживается, чтобы не убить командира. - Нет, правда, я привык. Мне многие завидовали там, дома. - Серьезно?! - неверяще воскликнул Ёичи, вскочил и подхватил лук. Хотел было сказать что-то еще, но только стиснул зубы. И ушел, оставив Симадзу гадать, что же это такое было.***
Наблюдение за Тоёхисой продолжилось и на следующий день. Тот на автомате поводил плечами и почесывался. Противостояние затягивалось, каждый ждал, пока оппонент ослабит бдительность. И если Симадзу подгадывал момент, чтобы вычислить источник, то намерения другого оставались загадкой. Связан ли он с Изгоями? Нет, вряд ли. Не похоже, чтобы он хотел убить — такие вещи Симадзу чувствовал сразу, опираясь на боевой опыт. Тогда зачем? И кто? К полуночи споры между гномами прекратились — видимо, приготовления завершились и началась работа. Нобунага лениво отдыхал в сторонке, наконец дав себе возможность расслабиться, и сонно подтрунивал над вымотавшейся вконец Ольминой, у которой, напротив, прибавилось хлопот с оформлением поставок материала для ружей. Ёичи не появлялся вовсе, так и не объяснив причин своего странного поведения. Впрочем, за него Тоёхиса был спокоен: этот не пропадет. ...И перестал быть спокойным, когда услышал от кого-то из бодрствующих еще эльфов подробности битвы Ёичи с неубиваемым рыцарем — напарником той бешеной девки, с которой дрался сам Тоёхиса. Как умело тот орудовал копьем, от которого юркий лучник уворачивался в последний момент. Как Ёичи выпускал в него стрелу за стрелой, ни разу не промахнувшись, и все равно в итоге едва не лишился головы. Беспокойство грызло изнутри, топорщилось в груди. Симадзу, игнорируя невидимого наблюдателя, устроил допрос вконец сбитым с толку эльфам. Те, после пары минут переглядываний друг с другом и почесываний в затылке, сошлись на том, что видели, как Ёичи утром шел по коридору к лестнице, ведущей на верхние этажи башни, и больше не показывался. Тоёхиса слегка успокоился, а потом разозлился на самого себя. Ёичи не дурак, и уж тем более не слабак, будь хоть трижды похож на женщину. Не верить в боевого товарища — распоследнее дело, непростительное для воина. И в той битве он точно бы не умер. Не дорос еще, мелкота, чтобы так легко погибать. О том, что Ёичи, как и все они, в общем-то, уже один раз умер, Тоёхиса как-то не подумал. ...Остудить горячую голову ночной холодный воздух не смог, и Симадзу пошел к реке возле крепости. Когда стало ясно, что простого умывания тоже недостаточно, потянулся к креплениям доспехов. Снял ножны с катаной и вакидзаси, ружье, наручи, поножи, сандалии, всю одежду, включая белье — все лихорадочно, отточенными ловкими движениями справляясь с ремешками и завязками. Не успела спланировать на землю фундоси, а Тоёхиса уже нырнул с головой в студеную воду, прямо в зыбкое отражение луны. Вынырнул, шумно отфыркиваясь, и не сдержал удовлетворенного вздоха — в голове сразу стало хорошо и чисто. Поплескавшись немного, смыв заодно грязь и пот, он не спеша вышел из реки, стряхивая ладонями воду с плеч. Как вдруг. Тоёхиса замер, как насторожившийся хищник, напрягся. Взгляд, все время до этого обволакивающий тело — нет, не исчез. Если до этого он был как пыль в воздухе, и в центре этого облака находился Тоёхиса, то теперь тот ясно почувствовал, как рассеянные частицы собираются в единую линию, прямую как копье. Или стрела. А если это стрела, значит, можно отследить место, откуда она послана, верно? Секунды спустя Тоёхиса уже летел через мост в крепость, махнув мимоходом ошеломленным эльфам-дозорным: мол, сам разберусь. Дозорные еще некоторое время не могли выйти из ступора. Не каждый день увидишь, как командир несется неизвестно куда в чем мать родила, зато с оружием наперевес. Вакидзаси Симадзу прихватил на случай, если намерения у наблюдателя все-таки враждебные. Отсутствие же доспехов смущало его примерно как лунный свет, или эльфийские заостренные ушки — то есть, никак. Он птицей взвился по лестнице, ведущей на верх самой высокой башни, чем ошарашил еще пару часовых, крикнул им на бегу, чтобы возвращались к работе, и выбрался через окно на крышу. - Ёичи, ты не видел?.. - начал было он, задыхаясь, и осекся, заглянув в синие глаза. Ночью, при луне, они казались совершенно нечеловеческими, как будто перед Тоёхисой сидел, прислонившись к каменному бортику, оборотень-ёкай. Ёичи как-то вздрогнул всем телом, не переставая улыбаться уголками губ. Слегка склонил голову набок. - Привет, Тоё-сан. Подул холодный ветер, и Симадзу мгновенно покрылся мурашками с ног до головы. Он сделал шаг вперед и прислонил ножны к выступу крыши. Затем вновь повернулся к непонятно улыбающемуся лучнику. - Ну и что тут происходит, а, Ёичи? - поинтересовался он. - На тебя вот смотрю, - в тон ему ответил тот, не отводя колдовских глаз и почти не моргая. Тоёхиса всей шкурой ощутил этот взгляд, как сегодня, и вчера, и в день взятия крепости. Тот самый взгляд. - Так все это время ты... - он не договорил, уставившись на Ёичи, словно впервые его увидел. Тот продолжал улыбаться. - Да, я же первоклассный лучник, все дела. Умею скрывать свое присутствие, рассеивать взгляд и все такое — мне положено, - он усмехнулся, замолчал и запрокинул голову, глядя вверх, на луну. Тоёхиса молча ждал продолжения. - Все с тех твоих слов началось, ну помнишь? - лучник пытливо взглянул на Симадзу, и того опять пробрало призрачной синевой. Не встретив понимания, Ёичи вздохнул. - Ты тогда сказал, чтобы я не преследовал бежавший гарнизон. И что я сам себе хозяин, помнишь? Тоёхиса кивнул. Это он прекрасно помнил. Слова вырвались тогда сами собой, но он ничуть не пожалел, глядя на ошарашенно-счастливое лицо юного лучника — одно из приятнейших зрелищ в мире. Ёичи просиял, но быстро помрачнел снова. - Понимаешь, мой прежний хозяин, которому я служил... - он болезненно сдвинул брови, и сжал руки. Тоёхиса напрягся. - Отдавал очень много приказов. Разных самых, - он усмехнулся, и усмешка отдавала легкой горчинкой. Тоёхиса сел рядом с юношей и вытянул ноги. Ёичи принял это за знак продолжать. - ...И не то чтобы мне это нравилось. Просто... я же подчиненный. Воин на службе. И когда очутился здесь, не задумывался о том, что может быть по-другому! А тут ты говоришь - «свободен»! Я как-то и не осознавал, но слова ведь, если их вслух произносишь, они весомые такие, понимаешь!.. - Ёичи говорил все быстрее и лихорадочнее, и Симадзу только сейчас понял, как сильно тот дрожит. Дрожь была крупная, и в свете луны хорошо была видна гусиная кожа на руках и горячечный румянец, заливавший лицо, и кажется, даже шею. Повинуясь порыву, Симадзу положил тяжелую руку на плечи лучника, и тот замер на полуслове, широко открытыми глазами воззрившись на Тоёхису. Тот упорно созерцал полуночный пейзаж, лишь бы не попасться в блестящую от слез бездонную дьявольскую ловушку. Но при этом, созерцая, он ничего не видел, весь обратившись в слух. Ёичи почувствовал это и продолжил тихо-тихо, как будто разговаривая сам с собой. - Я... тогда... Тогда я подумал, что если самурай свободен, значит, и волен сам себе господина выбирать, так ведь?.. - Ёичи вдруг вскочил и дернул дрожащей рукой завязки на поясе. Тоёхиса машинально встал следом за ним, но не успел спросить, что же он делает, как застыл статуей. Лунный свет выбелил и без того бледную кожу. Ёичи плавным движением плеч сбросил косодэ и потянулся к хакама. Тоёхиса мог только неподвижно смотреть, онемев то ли от наглости лучника, то ли от неожиданности, то ли от красоты открывшегося ему зрелища. Фундоси под штанами не оказалось. Несмотря на всю женственность черт и изящество фигуры, тело у юноши было вполне мужественное, с чётким контуром мышц, особенно красивым и выразительным на плечах и предплечьях. Захотелось потрогать. Тоёхиса не сразу осознал, что сделал шаг вперёд и вытянул руку, зато Ёичи принял это как знак одобрения, и медово улыбнувшись, лёг в широкую мозолистую ладонь мягкой щекой. В Симадзу как будто из ружья выстрелили - так оглушительно бухнуло сердце, что он даже оглянулся - неужто гномы уже сколотили первый образец и теперь испытывают на улице? - Что творишь? - только и смог пробормотать он хрипло. Ёичи сжал его руку. - На тебя смотрю, - повторил он, как и десять минут назад, погладив пальцами тыльную сторону ладони и по-кошачьи потеревшись о чужую руку. И, наслаждаясь ошеломлённым выражением Тоёхисы, безмятежно добавил: - Ну и доказываю вассальную преданность новому господину. Тоёхиса знал, что такая практика существовала во многих самурайских домах, даже - особенно! - в самых известных. Он даже слышал подобное про Нобунагу Ода, да что там - в его собственной семье подобного рода узы расценивались наравне со скреплённой печатью грамотой. Однако сам Симадзу, будучи сыном главы рода, в таких вещах не нуждался. Что касается получения удовольствия, то за тридцать лет жизни ему вполне хватало упоенных сражений и периодических, не особенно частых походов в квартал красных фонарей. Иными словами, секс с мужчинами - а дело шло именно к этому - был для Тоёхисы в новинку, в отличие от Ёичи, синие глаза которого горели, как лисий огонь, пока он уверенными, привыкшими к тонкой работе пальцами очерчивал контур лица Тоёхисы - острые скулы, твёрдый подбородок, крепкую шею, спускаясь ниже, на грудь и живот. Он опустился на колени, и рука Симадзу соскользнула со щеки на макушку, взъерошив и без того небрежно собранные волосы. Симадзу машинально зарылся в них пальцами, перебирая блестящий шелк, и дернул от неожиданности, когда Ёичи вдруг прильнул всем телом к его ногам, несильно сжав ягодицы и касаясь губами, а потом горячим языком начала дорожки темных, слегка вьющихся волос чуть ниже пупка. Ногти лучника царапали поясницу, сияющие глаза неотрывно смотрели на Тоёхису, а Тоёхиса сгорал в их синем пламени, забыв, как дышать. Когда прохладные, но обжигающие пальцы легли на напряженный член, пламя резко ударило в голову и вспыхнуло там ярко-ярко. Тоёхиса дернулся и рвано выдохнул. Ёичи сверкнул сумасшедшими глазами и облизнулся, бесстыже медленно проводя влажным языком по полным губам. Что творилось потом - что творил с ним бессовестный лучник - Тоёхиса не смог бы описать под угрозой бесчестья. Он не запомнил, в какой момент дёрнул одеревеневшими пальцами ленту, связывающую иссиня-черные густые волосы, запомнил только приглушённый и невнятный стон юноши, когда по обнаженной спине рассыпался прохладный смоляной водопад, запомнил жар умелого рта, мягкость щёк и юркость языка. Тоёхисе вдруг до судорог захотелось попробовать этот рот на вкус - гораздо сильнее, чем просто кончить. Он сжал щеки Ёичи двумя пальцами, и когда тот задохнулся от неожиданности и обилия смазки, вытащил твёрдый, пульсирующий член у него изо рта. Ниточка слюны протянулась за мокрой головкой и оборвалась - и это Тоёхиса тоже запомнил краем сознания. Он еле согнул непослушные ноги, тоже опустился на колени, и притянув лучника к себе, напористо поцеловал. Ёичи был мягкий и солоноватый и немного терпкий - смесь его собственного вкуса и вкуса самого Тоёхисы. Ёичи простонал что-то ему в рот, обвивая руками торс и зарываясь пальцами в волосы, и вдруг резко отстранился, тяжело дыша. Симадзу стало как-то сразу пусто, и он потянулся следом, но был остановлен тонкой, но неожиданно сильной рукой. - Погоди, Тоё-сан... - попросил лучник. - Смотри... На меня... - Что... - начал Тоёхиса, но в который раз за эту ночь замер на полуслове. Ёичи, не разрывая зрительного контакта, влажно и почти с вызовом облизал пальцы, обильно смачивая слюной. Симадзу почувствовал, как немеет нижняя часть туловища, а возбуждение становится болезненным. Ёичи откинулся назад, опершись на локоть свободной руки, и широко раздвинув ноги, сначала огладил себя ладонью, затем быстро скользнул влажными пальцами в кольцо мышц, слабо застонав, стал двигать ими. У Тоёхисы перехватило дыхание, но усилием воли он остался на месте, судорожно сжав пальцы ног. Ёичи двигался вначале медленно, затем ускорился, не отводя горячечного взгляда. Тоёхиса заметил как по точеному лицу пробегает тень - Ёичи было явно больно. - Слушай, не надо! - прошептал он, мягко откидывая с белого лба влажные от пота волосы. Лучник раздраженно дернулся. - Господин, вы бы лучше делом занялись! - съязвил он, тяжело дыша, и Симадзу ничего не оставалось, кроме как принять его решимость. Тоёхиса увидел, как напряжённо стоявший до этого член Ёичи стал опадать - боль заглушила возбуждение - и вновь припал к припухшим губам юноши, гладя сухими шершавыми ладонями кажущиеся хрупкими плечи и бока, словно выточенные из теплого дерева и спрятанные мастером в гладчайший шелк. Он оглаживал большими пальцами острые лопатки, целовал изящную шею, оставляя красные отметины, и осторожно сминал маленькие розоватые соски, пока наконец не услышал сладкий протяжный стон. Синие глаза напротив сузились, Ёичи качнул бёдрами, словно приглашая. И тут как из засады на Симадзу без объявления войны напала робость. Он замер, сражённый этим чувством, забытым, казалось, еще с детства. Он думал, что спустя годы войн и сражений уже стал неспособен испытывать нечто подобное - ан нет! Подкралась, подкараулила там, где не ждали. Тоёхиса застыл в нерешительности, как мальчишка, опершись руками на раздвинутые колени Ёичи. - Ну и что же мне теперь с тобой делать? - пробормотал он, наклоняясь к уху лучника и обдавая того горячим дыханием. Плечо пронзила резкая боль, но привычный Тоёхиса лишь слегка дернулся от неожиданности. Ёичи разжал зубы и сразу же зализал пострадавшее место, заставив Тоёхису застонать. - Ты издеваешься, что ли? - прошипел он, тяжело дыша. Вдруг в глазах у него мелькнул какой-то проблеск, и покрасневшие губы расползлись в лукавой ухмылке. - В отличие от тебя, Ёсицунэ со мной... Тоёхиса коротко рыкнул и вошёл одним резким движением, выбив из легких лучника весь воздух. Тот вскрикнул и от боли впился ногтями в мускулистые плечи, оставляя глубокие дугообразные ранки, но Симадзу не почувствовал, всецело поглощённый сладостным жаром внутри Ёичи и упругостью мягких стенок. Некоторое время оба молчали, тяжело и хрипло дыша, а потом Ёичи тихо рассмеялся, сильно запрокинув голову. Понятно было и без слов, и даже Тоёхисе. В отместку тот воспользовался моментом и слегка прикусил выступающий кадык, круговым движением облизав солоноватую кожу. Смех захлебнулся в стоне, и Тоёхиса начал двигаться, наслаждаясь горячим податливым телом под собой, легким травянистым запахом прекрасных длинных волос, даже запахом их смешанного пота он жадно дышал и не мог надышаться, увеличивая темп. Он слегка опомнился, лишь когда заметил выступившие на глазах лучника слезы, и то, как он судорожно хватает ртом воздух и стискивает плечи до хруста в суставах. Тоёхиса отогнал подступающую панику и просунул руку между их телами, нащупав чужой наполовину твёрдый член. Влажной от пота, слюны и черт знает чего ещё ладонью он прогладил яички, помассировал их, слегка оттянул нежную кожу, заставив Ёичи всхлипнуть и дернуться, пробежал пальцами от основания до головки, прослеживая вены, и наконец, не переставая двигаться, обхватил вытянувшийся и затвердевший ствол полностью. Всхлипы вскоре перешли в несдержанные стоны, еще спустя некоторое время к голосу Ёичи присоединился и близкий к разрядке Тоёхиса. Чувствуя, как внутри поднимается горячая волна, он до синяков сжал упругие бёдра стонущего с каждым движением руки лучника и, скрутившись в сладкой судороге, с хриплым рычанием излился внутрь. Усилием воли оставшись в сознании, все еще с зелёными пятнами перед глазами, со звенящей пустотой в голове, он свободной рукой прижал Ёичи к себе как можно крепче, до хруста в костях, быстро нагнулся и мягко коснулся губами головки, чуть оттянув кожу. Ёичи дико вскрикнул, выгибаясь в объятиях Тоёхисы, как гнулся любимый лук в его собственных руках. Немного спермы попало на лицо Симадзу, и Ёичи полубессознательно слизнул ее широким мазком, прежде чем обессиленно обмякнуть на руках Тоёхисы. Симадзу кое-как дополз до люка, ведущего внутрь башни, и чуть ли не мешком скатился по лестнице, бережно сжимая в руках теплое тело. Там нашёл какие-то относительно чистые то ли тряпки, то ли старые одеяла, которыми укрыл и себя, и Ёичи. Завтра он узнает, как все сбились с ног, ища их по всей крепости; каким неутомимым болтуном может быть Нобунага, неустанно отпускающий шуточки на тему их ночных посиделок; как ярко и насыщенно может краснеть Ольмина, которая, собственно, спящую парочку и обнаружила; какими любопытными бывают эльфы; как трудно оттирать засохшую на коже сперму, если ты не вытер ее сразу. А ещё узнает, что на самом деле Ёсицунэ никогда с Ёичи не церемонился; что даже поцелуев - не то что оргазма у лучника с ним не было, и любви, разумеется, тоже. Исключительно вассальная преданность. И наконец, узнает, что за вспышка негодования была тогда у Ёичи на дворе крепости. Хотя, наверное, последнее он и так уже понял.***
...Высоко в небе летел красивый черный дракон, от заостренного гребня до кончика хвоста словно выточенный из обсидиана. Его всадники — двое дозорных-гоблинов — сняли шлемы и обмахивались ими, как если бы на высоте в полторы тысячи метров вдруг стало нечем дышать. - Эти... варвары!.. - Монстры, сущие монстры!.. - А нам с ними еще сражаться... Оба гоблина, осознав это, приуныли. После увиденного на крыше захваченной врагом башни беднягам хотелось бежать далеко-далеко, а лучше умереть и никогда не вспоминать. Впрочем, как бы то ни было, они твердо решили одно: не сдаваться в плен ни при каких обстоятельствах. Уж лучше смерть, чем... это вот. - И ведь не поймешь, едят они друг друга или продолжают род... - задумчиво пробормотал один из гоблинов. Другой согласно закивал: - Точно-точно! Вот у нас все просто и цили... вицили... лицици... ци-ви-ли-зо-ван-но! Сначала совокупился, через пару недель посмотрел — не понесла, значит, бракованная и можно есть. А тут они на что надеются — непонятно. Гоблины глубокомысленно повздыхали и развернули дракона обратно к штабу. Кажется, у Черного короля появится еще один повод уничтожить этих прогнивших людишек.