От ночи до ночи

      Искры от глухо потрескивающего костра мерцающими брызгами разлетаются в стороны, чтобы мгновением позже раствориться в ночном полумраке, пропитанном запахами дыма, смолы и дикой полыни. Языки пламени пожирают хворост – лениво, неохотно, будто бы лишь по привычке, и отблески их мелькают на лезвии кинжала, который Ренли машинально крутит в пальцах, наблюдая за красноватыми бликами из-под полуприкрытых век. Дежурить сегодня не ему, но глубокого сна он не позволяет себе уже давно – разве что чуткую полудрему. Предпочитает быть начеку – порождения тьмы уже не раз нападали на лагерь под покровом ночи – и еще меньше хочет видеть во снах их повелителя.       Архидемон в его кошмарах яростно бьет шипастым хвостом и изрыгает пламя под рев сотен тысяч своих созданий, словно напоминая: сколько бы ни было их убито, пока жив он, им не будет числа. Скверна в крови Серых Стражей – единственный ключ к победе, единственная надежда на то, что Мор еще можно остановить; но она же – и сущее проклятье. Связь с архидемоном сдавливает горло невидимой петлей, вынуждая просыпаться в ледяном поту, судорожно глотая воздух, с отчаянно бьющимся в висках осознанием, что исход войны решить по силу только им с Джоном – единственным выжившим Стражам, и судьба Ферелдена зависит лишь от того, смогут ли они поразить дракона.       Сам Ренли порой сомневается даже в том, удастся ли им до него добраться. День за днем – леса и дороги, засады и схватки, на доспехах – дождь из кровавых брызг. Каждый вечер у костра без потерь в отряде – уже победа, хотя Сэм почти всегда хлопочет над кем-нибудь, перевязывая раны. К счастью, сегодня нет ничего серьезнее парочки ожогов, и он наконец тоже может позволить себе легкую передышку. Ренли выискивает его взглядом: тот стоит рядом с леди Мелисандрой и задумчиво хмурится, а она объясняет что-то вполголоса, указывая на небо. Есть ли у этих двоих что-то общее, кроме цели? Да и пересеклись бы вообще хоть чьи-нибудь из них пути при других обстоятельствах? Увидел бы кто улыбку на лице суровой и неприступной Бриенны, если бы не бородатый детина с севера с его бесхитростно-нелепыми попытками подольститься? Покинул бы Якен Хгар ряды Антиванских Воронов, не провали он задания по устранению Стражей? А Санса, милая Санса, эта изнеженная хрупкая девочка – сумела бы она иным путем стать смелой? Взглянула бы хоть вскользь на того, за чьей спиной ныне держится неотступно? Ей бы блистать на балах и празднествах, вместо грубой телячьей кожи облачаться в дорогие шелка да кружева, а тонкими пальцами не натягивать тетиву – перебирать струны арфы. В дворцовой зале, окруженная разряженными кавалерами, она бы отшатнулась в ужасе от мужчины с обожженным лицом, отшатнулась и удалилась прочь, взметнув на прощание длинными медно-рыжими волосами. Сейчас они едва достают ей до подбородка – длинная коса была слишком легкой мишенью, и после того как в нее вцепилось порождение тьмы, Санса вернулась от ручья с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Неровные пряди топорщатся в разные стороны, лезут ей в лицо, но Пес приглаживает их широкой ладонью – с нежностью, удивительной для воина, не знающего пощады, а Санса доверчиво опускает ресницы и с готовностью подается навстречу его руке.       Одному Создателю ведомо, сколько еще они успеют, сколько времени им осталось, и никто не хочет терять его понапрасну. Мор свел их всех вместе – какая ирония! – и он же может в любой момент разлучить навсегда. Ренли совестно за малодушие, но самого себя не обманешь и не пересилишь: больше всего – даже больше, чем не оправдать возложенных на него надежд – он боится остаться последним из Серых Стражей.       Остаться без Джона.       Тонкий полог – словно невидимый купол, отделяющий их от всего остального мира, оставляющий лишь их собственный – тот, где можно хоть ненадолго, но забыться, раствориться друг в друге, и нет места ни гнету долга, ни голодным тварям. Путаясь в застежках, освободить от доспехов, огладить плечи, очертить губами все шрамы – как старые, побелевшие, так и свежие, еще соленые на вкус. Поймать в ладони родное лицо, вглядеться в черты, запоминая на случай, если в последний раз, и взмолиться про себя, чтобы не последний: не отнимай, Создатель, только не отнимай, только не его!.. Джон, Джон: Ренли подминает его под себя, точно в попытке закрыть, защитить, уберечь, зарывается лицом в спутанные кудри, вдыхая запах костра и дорожной пыли; прижимается грудью к влажной от пота спине, и две тени на стенке палатки сливаются воедино.       Где-то далеко ревет архидемон, и темно-фиолетовая чешуя его переливается мертвенным блеском в свете все тех же звезд, что безразлично взирают с небосвода. Но пока рядом Джон, Ренли знает: ему есть за что бороться.       – У нас получится, – чуть слышно шепчет тот, переплетая их пальцы.       Он еще не знает того, что известно Ренли: тому из них, чьей рукой архидемону будет нанесен последний удар, придется заплатить за это ценою собственной жизни.