"Успокой меня"

Это было немного страшно – все эти плавные полудвижения, закрытые глаза и округлость… всего: живота, поворота головы, характера, ранее такого многогранного и многоугольного – впрочем, свою неожиданность он ничуть не потерял… Это было немного страшно – резкие перепады настроения, истерики и покорная слабость, капризы и кроткое равнодушие, вихрь эмоций и флегматичная лень… Это было немного страшно – преследующий их всюду призрак кого-то рядом с ними, но ещё пока не живого. Как вездесущий призрак прежнего Лорда Огня, величественно смотрящего с портретов на собственного сына, который выглядит перед своим нарисованным отцом таким юным и неловким в этот момент. Лорд Огня, а боится, как мальчишка. — Зуко, всё будет хорошо, — тепло говорит ему Катара, обнимая нежно-нежно; он слабо улыбается и боится тронуть её – а вдруг поранит, повредит, вдруг что-то будет не так? И такое вызывало не столько нежность, сколько бессилие и раздражение. Оказывается, делить любимую женщину очень сложно даже с собственным ребёнком, которого вроде и ждёшь, но боишься его появления, невероятно, неудержимо боишься. — Расслабься, принц Зуко, — советует дядюшка Айро, по привычке называя племянника «принцем», — отпусти свой страх и помни, что всё будет так, как должно быть. — А если Катара умрёт? – мрачно отвечает Зуко, не смотря на улыбающегося дядю. – А если… — Если, если, — Айро улыбается в два раза шире. – Я не умею предсказывать будущее, Зуко. И никто из нас не умеет. Чего бояться неизвестности, Зуко? Ведь с ней всегда можно договориться, если ждать лучшего. На это Зуко слабо улыбнулся, выдавив короткое «Посмотрим». Он с балкона смотрел в окно своей спальни: императрица Катара лежала на кровати, гладила себя по животу, общаясь с будущим принцем (принцессой?) и тихонько смеялась себе под нос, пальцем рисуя по животу невидимые смешные рожицы. И тихонько пела про себя – Зуко этой песни не знал и ни разу не слышал, только разве что от неё: Не плыви, дорогой, к побережью реки, и не слушай морскую правду. Где-то там, далеко, всем морям вопреки, есть народ без желания жажды. Ты туда, мой родной, не ходи, не ходи – ведь туда заплывали однажды… Катара медленно пела, и Зуко переполняли самые противоречивые из всех его чувств. Катара при нём никогда не пела – она не знала песен народа Огня, а любому слову предпочитала язык жестов или танец – она и разговаривать-то не очень любила, что только грело неболтливого Зуко. А ещё он никогда не слышал песен южных народов Воды – интересно, и о чём говорится в этой колыбельной? придумана ли она тогда, когда весь мир был под диктатурой его отца, Озая, или же она рассказывает о каких-то событиях до рождения нынешнего Аватара? зачем «туда» заплывали эти корабли?... Катара увидела мужа, улыбнулась и вышла на балкон. Зуко прерывисто вздохнул: он всегда был собранным человеком, не дающим волю эмоциям, но почему-то именно с ней терялся, зажимался и вёл себя как последний мальчишка, испытывающий муки первой любви. Катаре же, наверное, это нравилось: «ты сильный, Зуко, — говорила она, — но такой смешной!»… Сейчас же это было раза в два острее. Когда он спустился к ней в спальню, Катара – вот ненормальная, только же с утра пилила его за всякую мелочь! – подошла к нему и обняла; Зуко доверчиво прижался к ней, позволяя ей перебирать у себя волосы на голове и превращать их в некое подобие гнезда для птиц. — Я очень люблю тебя, — внезапно заговорил он: Катара ничего не ответила и лишь прижала голову мужа покрепче к себе. – И очень, очень, очень боюсь. Катара посмотрела на него, и Зуко подумал, что, наверное, действительно не зря вода лечит любые раны, душевные в том числе; ему стало намного легче, и Катара, запустив тонкие смуглые пальцы в волосы любимого, сказала: — Всё будет хорошо. Слышишь? Я уверена, что всё будет нормально, не бойся. И Зуко не боялся.