Люблю, а теперь уходи...

Юра проснулся утром, но это был скорее полдень. С кухни пахло кофе, и он уже точно знал, что Юри уже завтракает без него. Быстрым скачком блондин спрыгнул с кровати и, надев любимую футболку с тигром, побежал на кухню. На столе стояли любимые оладушки со сгущёнкой и чай с лимоном. Всё как он любит. Юра сел за стол и, взглянул в глаза японцу, который был необычно серьёзен. Что-то напрягло подростка, и он, ненароком схватив пару оладушек и запихав их в рот, отвёл взгляд. Даже «доброе утро» не сказал… Подумав, что что-то случилось, Юрий не стал беспокоить Кацуки. У него всегда так — пока сам не подойдёт, лучше не трогать и не доставать глупыми вопросами. Взгляд Плисецкого упал на часы, и пока до него дошло, что он опоздал на тренировку ещё 2 часа назад, до ушей донеслось еле тихое: « Юр, нам надо поговорить…» Парень вздрогнул. Что-то было не так… Замерев, фигурист медленно повернулся, и его взгляд пал на грустное лицо Юри. Японец был какой-то потрёпанный, уставший, но не умиротворённый, как это бывало обычно. Говорил он настолько тихо, что Юра, привыкший к повышенным тонам, еле различал слова и предложения. — Юра, тебе нужно уйти… Что-то разбилось в груди и посыпалось мелкими осколками вниз. Как там говорится? Чем выше поднимешься, тем больнее падать? Спасибо, упал, очень не приятно. Сузившиеся зрачки, дрожь по всему телу и ахуевающее выражение лица говорили только о том, что Юра в ужасе. В тихом охуевающем ужасе. — Н-но почему? Я что-то сделал не так, любимый?.. — Нет. — лицо Юри не выражало эмоций. Вообще. И это было как-то жестоко… — Т-тогда почему? — Так будет лучше. — Кому лучше?! Издеваешься?! — эмоциональный подросток сорвался на крик. Из глаз побежали мелкие капельки слёз, намочив лицо и даже край футболки. — Всем. Юри бил словами в самое сердце, разрушая хрупкие мечты о светлом будущем. Плисецкий упал. Упал морально и закрылся руками. На пол упали хрустальные капельки. — Н-но ты же любишь меня?.. О, он любил его, и Юра это прекрасно знал. Просто он хватался за надежду, как утопающий за хрупкую соломинку. Юри улыбнулся той улыбкой, которую Юра любил, и вот, он уже подумал, что всё закончилось, а это был просто бред. — Люблю, больше жизни люблю тебя. — Юри скорее плакал бы под щенячьим взглядом любимого, но нет, не в этот раз. — А теперь уходи… Через час Юра уже стоял на улице с чемоданом, не понимая, что за чертовщина происходит в его жизни. Почему его вообще выгнали? Где все объяснения? Сказать, что он был зол, значит ничего не сказать, хотя отчаяние всё же перевешивало горечь. Где же подросток накосячил? Он не знает… Единственное адекватное или не очень решение, которое приходит на ум — пойти к Виктору. Блондин так часто делает, после чего они вместе квасят на кухне, наплевав на здравый смысл и на Юрины три года до совершеннолетия. — Я…я даже не знаю, что теперь делать… — Юра лежал на столе, сжимая в руке стакан с каким-то напитком из их арсенала. Щёки чуть покраснели, как и глаза, из-за непрекращающихся слёз. — А главное почему, почему он так поступил? Вот ты можешь хотя бы предположить, где я так сильно мог накосячить, а, Виктор? — подросток привстал, оперевшись на руки, поставленные на стол и посмотрел затуманенным взглядом на мужчину с румяным оттенком кожи и переживанием за друга на лице. — До меня тоже пока не дошло. Я, конечно, всё понимаю, но не выгонять же тебя из дома?! — Виктор тоже привстал и посмотрел на Юру, но секунд через пять вздохнул и сел обратно, развалившись в кресле. Порывшись в кармане, он достал оттуда сигареты, на что получил возмущённый оклик Юры: « Ты же спортсмен!» — но после всё же взявшего сигарету. Ну и сколько это продлится?

***

Через месяц Юра всё ещё не находил себе места. Яков орал, мол, где душа твоя, катаешься как робот! А душу-то, дядь Яш, оставил у Юри в квартире. Квартиру Кацуки, кстати, продал, а сам уехал обратно в Японию. Ни ответа, ни привета, ни даже весточки никакой не посылает он Юре, что стремительно выводит того из себя. Да как так-то?! За что ему это?! И снова, снова этот шквал отчаянных юношеских соплей о несбывшейся любви и разбитом вдребезги сердце, но есть маленькое отличие. У Юры друзей-то толком не было, а тут сразу отношения. Конечно, они для него особенные! Юрий лезет на стены, грызёт ногти, заводит беспорядочные знакомства, не доводя их до чего-либо большего, но никак не может забыть его, вот просто не может, и всё. Понимаешь, Юри, тебя невозможно забыть! Хотя как же, понимает он.

***

Три месяца прошло с того случая, а блондин до сих пор кидается на телефон при малейшем звуке, ожидая сообщения от его любимого Юри. Он как-то подзабил на всё, но кататься продолжает, теперь вкладывая всю душу, надеясь, что Юри увидит его и вернётся. День и ночь вкалывает, старается, а в свободную секунду всё строчит Юри сообщения, надеясь хоть на какой-то ответ, ещё ни разу за три месяца не пришедший. Но сегодня всё будет иначе. Сидя на скамейке, Плисецкий смотрел сквозь ледяную пустоту катка. Может, он уже начал немного отходить, но, услышав звоночек, оповещающий о сообщении, бросился к сумке и начал судорожно рыться там. Найдя телефон и увидев там любимое имя, парень незамедлительно открыл короткое сообщение. Всего несколько слов, а сколько возникших вопросов. Что вообще за фигня?! На экране светились буквы, складывающиеся всего в одно предложение: «Юра, мне нужны твои слёзы.» Жалкий текст на маленьком экране вызвал бурю эмоций. Что? Слёзы?! Он бросил меня ради моих слёз? Что более важно, он хочет вернуть всё? Что это значит? Юри! Тайфун прошедший в голове Юры немного унялся, но шквал вопросов только усиливался. Вместо звонка, вместо миллиона слов и тысяч вопросов, он задал всего один, наверное, самый мелочный. — Зачем тебе мои слёзы? — мальчик жадно следил за маленькой строчкой, гласившей, что абонент «печатает». Волнение усиливалось, а мурашки уже не просто бегали, а летали на истребителях по всему телу. Ожидание длится будто бы целую вечность, но вот, пришёл ответ. — Я полью ими могилу. — что-то лопается в мозгу Юры. Какую могилу? Юри, что происходит?! Становилось страшно. Так, Юра, тише-тише. Максимальное спокойствие. — Но зачем? И чью?! — паника достигла своего пика и, видимо, можно уже открывать магазин, нет, даже сеть магазинов по продаже страха и волнения по самым низким ценам. — Хочу всегда быть с частичкой тебя… Юру прорвало. Он до сих пор ничего не понимал, но уже строчил тысячу и одно сообщение, на которые Юри молчал так же, как и три месяца до этого. Через час он тащил Виктора в аэропорт, чтобы тот купил ему билеты, ибо ему не продадут. Через одиннадцать часов он искал такси в аэропорту, понимая, что не разменял валюту, да и денег почти не взял. Через семнадцать часов Юрий уже бешено долбился в двери комнаты Юри. Юри выглядел не лучше Юры. Синяки под глазами, заплаканное лицо и больная улыбка. Чёрт, они оба выглядели ужасно… На душе лучше не стало, даже учитывая то, что Плисецкий удостоверился, что его Юри жив. — Для начала, прости, — Юра уже открыл рот, но Кацуки приложил палец к таким родным для него губам и попросил дать ему всё сказать, прежде, чем Плисецкий что-либо произнесёт. — Мне плохо без тебя. Я страдал все эти месяцы, пока тебя не было. Знаешь, я думал так будет лучше, но мне так больно без тебя, так плохо. Понимаешь, я не смог, я сорвался. Я написал тебе, но теперь жалею, так как желаю тебе хорошей жизни. Лучшей жизни. Прости, прости меня, Юра… — мужчина тепло обнял подростка и заплакал ему в плечо. Юра до сих пор ничего не понял, да и понимать пока что не хотел. Он отчаянно вцепился в спину руками, не желая её выпускать, но вот, Юри замолк. Подумав, что всё закончилось, Юра открыл рот, но… — А ещё у меня рак. Карие глаза смотрели с горечью и… болью. Колкой, бьющей по всему телу болью. Через пол часа они поцеловались. Через два дня Юра рыдал на его могиле, оставляя свои слёзы на ней.