Must be really

— Я не знаю, что реально. — Я — реальна.

Ее вены усыпаны точками, проколоты — шприцевыми иглами множества ошибок; ты не найдешь никого чище. А пальцы — швейными иголками старых обид, разочарований и, наверное, совсем (не)много сожалений. И когда она появляется со стуком старых каблуков, вышедших из моды лет тридцать назад, от гадкого табачного дыма некуда деваться. Пропахла им, пропахла дешевизной. Детектив считает, что она бы прошла главной подозреваемой по всем незакрытым делам, если бы было, в чем подозревать. Или только по одному, по его собственному? Тонкие руки упираются в поверхность барной стойки, как коленки в стул, в ожидании выпивки, а кажется, что за ним. Имбирный эль в стакане Джона заканчивается не быстрее, нежели сигарета Салли. Спешит встать и уйти, потому что от кружащего дыма закладывает нос, от нее закладывает мозг. Удобное кресло в личном кабинете, уважение-сопереживание-поддержка коллег, выстиранная одежда, уложенные волосы, кольцо на безымянном пальце, книжки на ночь дочери. Его жизнь — счастливые абонементы на долгие года, оплаченные заранее кредитными карточками. Примерный, идеальный семьянин, как самое большое клише. Жена Джона Лоу такое же блядское клише. Салли Маккенна, может, и завидовала, не будь у него любовь такая же, как холодильник на кухне — не стоит отданных франклинов. А так лишь смеется с детектива, грациозно для пьяной шлюхи шатаясь-танцуя по бесконечно длинному коридору Смеется постоянно. Бросается колючими смешками в спину или пропитанными дешевыми сигаретами в лицо. Смеется в ответ на угрозы, смеется, пока детектив защелкивает металлический обруч наручников на тонких запястьях. Сам догадывается, что Салли — теперь уже официально подозреваемую — не удержишь угрозами или силой. Но не сдается, продолжает говорить заученными фразами. «Соучастница» — смех; «кровь того парня» — смех; «как ты с этим связана?» — смехсмехсмех. Стихает, чтобы сквозь гаснущий-загорающийся свет лампочек лифта ломано улыбнуться, а после выдохнуть неправильно привлекательный соблазн ему в губы. — Что ты ищешь, детектив? — Проебаную жизнь. — Продолжишь искать здесь — проебешь еще и нервы. В какой-то момент именно это и случилось. Детективу снесло крышу после Хэллуинской ночи, точнее, (привидевшейся?) гребаной вечеринки серийных убийц во главе с «мастером мистером Патриком Марчем». А Салли предупреждала; теперь приходится вытаскивать его из всего этого дерьма. — От такого количества сигарет ты должна была давно сдохнуть от рака легких. «Посиделки» в баре отеля — традиция каждого четверга. Джону Лоу в конце рабочего дня галстук слишком давит на нервы, не определится, на что неприятнее смотреть — фотографии разодранных тел или все еще неподписанные бумаги на развод. Салли, наверное, тоже устает, ведь отчего-то выглядит так красиво потрепанно. — От такого количества трупов на местах преступления ты должен был давно сдохнуть от сердечного приступа. Он допивает имбирный эль, чтобы вернуться в номер одному, она докуривает сигарету, чтобы просто казаться себе более живой. Они оба наркоманы своей нормальности, просто иногда срываются крупными дозами. Джон зависим от контроля, Салли — от героина. Однажды они срываются друг на друга. Джон трахает Салли в своем номере у стены так, что она забывает даже о своих сигаретах. Раз, второй, третий. Со сменой мест и позиций, но все так же без наличия смысла и продолжения. Но это тоже вызывает привыкание. — Я схожу с ума. — А я чувствую себя выброшенной из окна. У каждого свои проблемы, Джон. Детектив уверен, что за ним следят. Детектив уверен, что его хотят убить. Детектив уверен, что не может защитить ни себя, ни свою семью, которой, если честно, нахер не сдалась его защита. Салли часто повторяет это: криком, смехом или совсем тихо, почти жалея, пока со всей известной ей нежностью обнимает. Но после замолкает, единожды с силой, полной гнева, ударяя мужское плечо. Детектив уверен, что Салли обижена. Ощущает на себе чей-то тяжелый взгляд; кто-то смотрит из-за угла. Этот кто-то слушается Салли или Салли слушается этого кого-то. И снова связывает ее с нераскрытыми делами, как главную подозреваемую. Она была бы хорошей для них, но она со своими исцарапанными ключицами и немного размазанной подводкой — неотъемлемая часть ужасающе загадочного места, обозначенного кровавым крестом на карте. В конце недели просит налить ему двойной мартини. Пока вода из душевого шланга хлещет на дно ванны гостиничного номера, капли слабым напором струятся из колотых ран. Набранную лужу на следующий день на паркете снимают на камеру для подробного отчета. Лоу теряется в ярких вспышках, закидывая руки за голову. По привычке. И вдруг кто-то заподозрит то же, что и сам детектив? Алые пятна растекаются там, куда ему стоит прийти; (иногда) раньше больного на голову маньяка. Расследование заходит в тупик, но в конце тупика силуэт, его силуэт. Может, убийца — Джон Лоу? Несостоявшийся криминальный гений-фанатик с раздвоением личности. По сознанию прошвыривается безумие, ведь почти поверил во все увиденное/услышанное. Марч аплодирует стоя. Коридоры каким-то образом становятся длиннее, запутаннее. Новый владелец ничего не замечает. Но Джон начинает замечать. Швы матрасов рвутся вместе с нервами. А Салли предупреждала. — Я не знаю, что реально. — Я — реальна. Салли обвивает тощими руками, словно пытается защитить/спасти, пока кто-то подкрадывается со спины.