Roleplay

- Босс, мне так скучно~ -Чживон выгибается на стуле и отталкивается ногами от стола, становясь на задние ножки ни в чем не повинного стула, и капризно продолжает ворчать, размахивая руками. Ханбин старается не злиться на него слишком сильно. Он с силой выдыхает через нос и переворачивает один из бесконечных отчетов, стараясь углубиться в чтение, чтобы не начать рвать и метать. Он прикрывает на секунду глаза, чтобы совладать с голосом и произносит даже дружелюбно(убийственно-дружелюбно, как это только он умеет): - Иди займись делом, которое я тебе поручил, - с ударением на последних словах говорит он, и делает глоток из чашки кофе, которая стоит по правую руку от него. -Ты думаешь я бы мучился от скуки, не сделай я его? – как-то даже обиженно спрашивает Ким (этот тон раздражает даже больше, чем капризный), и складывает руки на груди, стараясь управится с длинными для него рукавами кислотно-зеленой кофты. Наверное, именно это и коробит Ханбина в нем больше всего – Бобби слишком, -чересчур - яркий. Его одежда слишком яркая для этого кабинета, с тяжелыми шторами и темными обоями, его лицо слишком по-детски блистающее, смотрится гротескно среди серьезных лиц остальных помощников Кима, его манера говорить, даже манера двигаться – все это слишком яркое для киллера. Слишком броский и слишком заметный для того, кто априори должен быть тенью. Наверное, именно это и нравится в нем Ханбину больше всего. - Тогда сходи и займись рекрутами, как и обещал, - продолжает он незаинтересованным тоном, смотря, как Бобби уже начинает задыхаться от желания что-то сказать, но думает сдержаться. - Босс! Меня ДиКей выгнал с криками о том, что у него все рекруты от моего голоса одного кирпичи накладывают! – Бобби снова начинает размахивать руками, слегка покачиваясь на стуле, и капризно дует губы, показывая всю степень своего по-фальшивому детского возмущения, - Он сказал, чтобы я не смел подходить к рекрутам. Даже не смотрел на них. И вот мне скучно. Босс, давай в карты сыграем? Он кошкой спрыгивает со стула – Ханбину невероятно нравится, когда он так делает, по пути к нему вальяжно покачивая бедрами, играясь. Бобби подходит лениво и медленно и нагло садится на колени, сразу же сжимая ноги своими бедрами и чуть склоняя голову. - В карты на раздевание, - чуть шутливо говорит младший, смотря, как Чживон тут же начинает радостно и активно кивать, укладывая свои руки на чужую шею и принимаясь поглаживать выбритую часть волос на затылке. - Можно и на раздевание, как скажешь, хозяин, - Бобби покорно кивает и подвигается поближе, обдавая губы босса горячим дыханием, и провокационно облизывая свои пухлые губы, чуть прикусывая нижнюю, но не касаясь чужих губ – ему это запрещено, пока хозяин сам не позволит. Зато он может игриво смотреть и вытягивать шею, показывая ее вызывающую бледность и чуть ерзать на чужих коленях, будто невзначай… Бобби так соскучился, и так хочет, чтобы младший снова его поцеловал, что уже лезет сам, а он будто не замечает его (ему так только кажется, потому что Ханбин слишком долго учился сдерживаться, чтобы повестись пусть и на такую прекрасную провокацию), и продолжает разглядывать бумажки. - Босс! – Чжинхван, как и всегда, убийственно пунктуален, и так же спокоен, потому продолжает всего лишь после секундной задержки, - У нас встреча через полчаса, и вечером, большое мероприятие, вы помните? -Само собой, - Ханбин кивает, мягко поглаживая бок Бобби, успокаивая тут же начавшего обиженно скулить парня, - Я сейчас спущусь, подожди меня у машины. Чжинхван покорно кланяется и закрывает за собой двери, спускаясь вниз, а Ханбин ласково даже путает свои пальцы в чужих крашеных волосах, и притягивает к себе, легко, чуть виновато, целуя. Бобби прижимается ближе в ту же секунду, и жмется как к последнему оплоту тепла, но как только старший отстраняется, перестает жаться так сильно, встает с его коленей – потому что привык, что так происходит, потому что знает, как нужно себя вести в таких случаях, потому что это все давно оговорено и стало уже привычным. Ханбин улыбается ему и кивает на двери, выходя первым, на ходу хватая кейс, как в тех американских фильмах, и выходит на улицу, к машине. Руку Чживона он сжимает только слегка, будто невзначай, потому что старший ее сам спрятал в чужую ладонь(хотя она гораздо больше и грубее чем рука младшего), и это тоже у них в порядке вещей. Бобби улыбается и поправляет на себе огромную кислотно-зеленую кофту, которая под собой прячет только еще более яркую розовую майку. Он залезает в машину, сначала на заднее сиденье, но потом, по-дурацки хихикнув, перелезает на место водителя, все еще продолжая провоцировать Ханбина – ходящая из стороны в сторону задница, в облипку обтянутая узкими джинсами тому доказательство. Чжинхван делает вид, что не замечает этих игр, которые ведет Бобби и спокойно опускается на переднее кресло, погружаясь в свой телефон. Ханбин находит логичным тоже не заметить попыток киллера привлечь его внимание и снова утыкается в утренние бумаги, пока старший заводит машину. Бобби тоже делает вид, что он всего лишь обычный водила, и натягивает на нос лежащие в бардачке солнцезащитные очки. Настроение балансирует где-то между грустью и радостью, нормально не являясь ни тем, ни другим, отчего возбужденное состояние раздражает даже самого Чживона, но тот только кусает губы и хмурит брови, стараясь вести себя как обычно. *** - Ким Ханбин, - чужой дворецкий кланяется ему как-то чересчур подобострастно, и потому парень даже не находит нужным поднять на него взгляд, и идет дальше, тихо переговариваясь со своим помощником. Бобби скучающе шагает следом, спрятав руки в карманы сползших до самых тазовых косточек джинс, и ленивым взглядом осматривает все вокруг, как бы показывая, как ему все это наскучило. Он даже не пытается прикрывать боссу спину, хотя будь на его месте кто-то другой из ближнего круга, Ханбин бы ему такой халатности бы не простил. Но на этом месте Чживон и на самом деле, это все и так объясняет. Чживон слишком яркий для киллера, слишком заметный, но оттого только еще более пугающий со своим поведением большого ребенка. Особенно, если вспомнить о том, что за «дела» ему принадлежат. Бобби видит это, в каждом взгляде, в каждом шепотке в его сторону – во всем этом и убийство на пятой улице в Каннаме, и резня на мясокомбинате, и это опошленное внутренними кругами элиты «кровавое воскресенье». Чживону не то, чтобы противно слушать о себе, не то, чтобы это его обижает, просто раздражает, сколько страха прячется за каждым таким взглядом и словом. Вроде бы они все тут не трусливые по сути люди, которые готовы копаться в чужом белье и идти по головам ради своей цели, но почему же все они, до последнего, так испуганно глядят на него? Раньше это было даже смешно, скольких он доводил до обморока и самоубийства, просто пугнув несколько раз, но теперь это так скучно, что хочется вскрыть себе вены от этой скуки, которая течет у него по жилам вместо крови. Чживон лениво опускается на кресло рядом с боссом, закинув ноги на стол – просто потому что может, а слово поперек никто и не скажет, - и принимается с самым мудацким видом жевать яблоко, стащенное из корзинки, которую несла местная прислуга. Он громко хрустит зеленым фруктом, пока гости дома рассаживаются, и смотрит на Ханбина с видом «мне продолжать бесноваться?», а Босс в ответ лишь плечами пожимает и вообще все еще больше заинтересован в отчете за прошедший квартал, чем во всех окружающих разом. Бобби знает – Ханбин готовится убивать. Не так, как он сам, просто сейчас будет такой разбор полетов, что после него все с радостью бы кинулись на его пушку, лишь бы не слушать. То, что босс может заставить их пожалеть о том, что они вообще родились на свет – он не сомневается. И все-таки, это немного наскучило, хотя и происходит довольно редко. Бобби продолжает грызть яблоко, и облизывает губы от сока, совершенно неприлично, с хлюпающими звуками, как специально привлекая к себе внимание, но тот, чьего внимания он хочет слишком занят предстоящей игрой на нервах у окружающих, что полностью его игнорирует. И пусть это для дела, и пусть и сам парень это понимает, но обидно все равно. *** - Бобби, ты готов? – Ханбин уверенно завязывает на шее галстук, после поправляя волосы на своей голове. Идеальная укладка, кажется, еще чуть-чуть и засверкает, показывая, что она эталон, а на одежде появятся ценники, открывая тайну о том, насколько же на самом деле богат этот маленький черт. Ханбин улыбнулся самому себе и чуть сощурился, смотря, где там потерялся его главный помощник. Сколько он себя помнил, он всегда получал самое лучшее, и сейчас ему прямо-таки не терпелось увидеть, как будет выглядеть его лучший в мире партнер. - Хозяин, ну я же в этом как шлюха, - Бобби капризно скулит, и выходит из комнаты, не зная куда себя деть. На самом деле на нем уже не раз бывали костюмы и поразвратнее, и по сравнению с ними всего лишь сетка на руках – не так уж и пошло. Но Бобби все равно мнется неуверенно и теребит большое кольцо на шее, смотря на младшего как-то неуверенно. Кожаные штаны ему явно тоже не пришлись по вкусу, но он привычно молчит, только плечами широкими поводит. - Это всего лишь сетка, Бобби. К тому же, только на руках, - Ханбин с усмешкой оглаживает руки, чуть щекоча чувствительную кожу и дергает головой, убирая челку с глаз, - Тебе не нравится? -Нравится, просто…Ну на меня же все смотреть будут, - Бобби поджимает губы, - а ты говорил, что никто на меня смотреть не должен. - Сегодня можно, -Ханбин смеется, но немного холодно, сдержанно, - сегодня ты мой партнер и все могут вдоволь насмотреться на то, какой ты красивый, Чживон-а. Ким вздрагивает и расплывается в улыбке, переплетая свои пальцы с чужими, после тянет младшего на себя. На самом деле, он, если бы очень хотел, мог бы и сам играться с этим парнем, как ему вздумается. Он же старше, сильнее, да даже влиятельнее – все играет против Ким Ханбина, даже его телосложение. Если бы только Чживон хотел, он бы мог сам, когда ему вздумается, подзывать к себе собственного босса, заставлять его надевать вещи, которые ему нравятся…Он мог бы делать все то, что с ним делает время от времени Ханбин, но он просто не хочет. Быть ведущим – скучно, по крайней мере Чживону надоедает быстро. А вот с младшим все по-другому. Он сам решает, что они будут делать, и каждый раз это что-то новое, он дает ему даже в работе такие занятия, которые разгоняют его застоявшуюся кровь адреналином, он даже заботится о нем своеобразно. Все, что бы он ни делал наполнено для Бобби непредсказуемостью, а от того по определению не бывает скучно. - Ну если ты разрешаешь, - кивает болванчиком в конце концов Чживон, - мне идет новый цвет? Как думаешь, меня не узнают? -Если будешь вести себя так, как ты умеешь, то никто не узнает тебя, - Ханбин улыбается непривычно ласково и запускает руки в светлую часть волос, растрепывая ее, - тебе идет. - Тогда я буду вести себя так, как меня учил хозяин, - смешливо бормочет Бобби и ойкает, когда младший хватает его за ягодицу. В этот раз можно посидеть сзади, и на Чжинхвана не оглядываться, потому что тот приедет в другой машине со своей женой. Бобби улыбается и по-кошачьи льнет к боссу, укладывая голову на чужое плечо и позволяя чужим пальцам портить его укладку. Он сонливо морщит нос и обнимает чужую талию, пряча руки под чужим дорогим пиджаком и никто ему этого не запретит. Потому что все это тело, от дорогих ботинок до темных волос – все его, чживоновское. Так же как и все его тело, вплоть до этого немножко унизительного ошейника – все принадлежит маленькому подпольному королю, Ким Ханбину. Многие говорят, что таких отношений, чтобы без остатка и другому человеку, чтобы разорвать себя на части ради своей «половинки» в элитных кругах сильных мира сего просто не может быть. Что здесь, в мире полном порока и лицемерия настоящих чувств не сыскать, но Чживон готов посмеяться им в лицо, потому что вот, в самом их центре, на пьедестале, у того, кого они считают чем-то вроде эталона их мира, есть он, Бобби. И вы могли бы сказать, что Чживон просто наивный и глупый ребенок, что ему, как киллеру, стоило бы прекратить думать о таких вещах. Но как тут не думать, если чужие руки так же по-хозяйски обнимают твою талию и поглаживают бедро, как сам ты обнимаешь чужое тело? Как можно не верить, если тебя ревнуют, не как игрушку, а как человека, ко всему вокруг, что может представлять опасность? Как можно не верить, если когда ты болеешь, кое-кто просто сидит рядом, пусть и строго, но заботится о тебе? Чживон не может не верить, и наверное никогда и не сумеет поверить в ложь происходящего. *** - Господин Ким. Опять – горничные, слуги носятся вокруг, и все это так привычно, что внутри что-то начинает от серости плесневеть, но тут же перестает, когда чужие удивленные взгляды обращаются на его стройную фигуру, а чужие шепотки сплошь и рядом о том, кто же он такой на самом деле. Возможно, это тоже скоро наскучит, но пока это только до жути интересно, и Чживон строит из себя маленькую аристократическую сучку, делая скучающее лицо, и как бы снисходительно смотря на всех окружающих, и сжимая руку Ханбина. Ким в ответ с кивком представил его, но сам Чживон даже не улыбнулся и руки не протянул, и этим только еще больше заинтересовав всех вокруг. На самом деле Бобби нельзя пить шампанское – от него его пьянит больше, чем от коньяка и скотча, но раз уж он сегодня делает вид, что он утонченный как кусок льда, то придется пить его, только бы руки младшего не выпустить, и не дать уйти. Ханбин поддерживает, даже когда понимает, что Бобби переборщил со своим шампанским. Он мягко поглаживает чужую поясницу и прижимает к себе поближе, и старший совсем не против, ластится, но все же держится ровно, как будто съел палку, и смотрит на всех все еще свысока, но все же реагирует слишком чувствительно на прикосновения. *** - Хен, поцелуй меня. Когда в темноте – совсем не стыдно стонать под старшим. Можно отбросить свои царственные замашки и поддаться грубоватым рукам, заточенным не под талию, а под снайперскую винтовку. Можно обнимать наивно и трепетно, потому что, в самом деле, что может нравиться Чживону так же сильно, как смущение собственного «босса»? Бобби обожает такие ситуации, когда младший тоже пьян, когда так легко поддается и не капризничает по поводу того, кто из них тут главный, а просто разводит ноги в стороны и просит поцеловать. Конечно, Чживон целует, не раз и не только в губы, полностью удовлетворяет свое желание этого красивого тела, которое теперь доверчиво гнется от простых поцелуев. Мягкие-мягкие губы сминаются под таким напором, а тело выгибается дугой, когда Ханбин совсем не величественно, а скорее просяще скулит, и помогает стянуть с себя рубашку, и сам бросает ее куда-то далеко за диван. -Не снимай, мне так нравится, -просит он слабо, когда Бобби тянется стянуть с себя этот сетчатый ужас, и гладит руками нетерпеливо, и по его ерзаниям Чживон понимает – и правда нравится. Он чуть усмехается и переходит поцелуями на шею, слушая впервые такие капризные стоны от младшего. Это впервые не огромная кровать Ханбина, а просто диван в его кабинете, куда они оба едва зашли, целуясь. Это впервые так неподготовленно, что у младшего даже звездочки под веками загораются от того, насколько же необузданно и как-то дико действует Бобби. Чужие прикосновения никогда так не плавили, и может быть, это было влияние алкоголя, но, черт возьми, как же было хорошо. Ким-младший дышит тяжело и хватается за чужую шею, открывая свою, и впервые позволяя оставить на ней огромное множество пятнышек-засосов, позволяя делать вдвое больше того, что было возможно делать ему раньше и получая от этого столько удовольствия, сколько не получал до сих пор. -Прости, придется воспользоваться этим, ничего другого нет, - Бобби виновато целует дрожащие плечи, и смазывает пальцы случайно найденным в комнате гелем, потому что ничего другого в комнате и правда нет. Младший его кажется даже не слышит, только скулит просяще и раздвигает ноги широко-широко, выгибаясь так, что испытываешь невыносимое наслаждение от одного только вида. Бобби нетерпеливо прижимается и сам, ласкает пальцами одной руки сосок, пока другой рукой мягко гладит проход, медленно растягивая. Это доставляет больше мучений обоим, потому что слишком горячо и слишком хочется, но приходится сдерживаться, в первую очередь из-за того, чтобы не причинить боли младшему. Чживон никогда бы не подумал, что может так волноваться о том, кому-то будет больно. Он ласково гладит Ханбина внутри, пока тот не начинает хныкать от того, что хен слишком сильно тянет. Он ерзает так же недовольно по дивану и хнычет: - У меня из-за хена уже коленки болят,- выпячивает попу, прося скорее ему помочь и ярко-ярко краснеет от всего этого. Потому что на самом деле в темноте все так же смущающе, даже если не сильнее. Ханбин капризничает и прячет лицо в сгибе своей руки, чтобы не краснеть отчетливо, но Бобби его красные ушки все равно видит и все равно их покусывает, насмешливо издеваясь. - Ну пожалуйста, прекрати, - младший стонет, активно двигаясь на пальцах и прогибается, смотря слезящимися глазами на старшего, - Вставь уже, блять. Он злится скорее от того, что уже не может сдерживаться, чем от того, что старший играется его телом – сам он слишком маньяк до чужого тела, чтобы не делать подобного в ответ. Он стонет, когда старший входит в него все равно болезненно, хотя обещал себе этого не делать, он принимает горячие виноватые поцелуи, хотя за них хочется расцарапать чужую спину. Он слабо стонет и выгибается, когда Бобби начинает в нем двигаться, и скулит каждый раз, когда чужие бедра ударяются о его ягодицы с громкими шлепками. Чживон кусает чужую спину и слегка царапает живот, потому что внутри узко до сладких звездочек в глазах, до приятной боли, и двигается с осторожностью, пока совсем не срывается. Втрахивает совсем не заботливо в диван, заставляя лицом и сосками проезжаться по нагревшейся поверхности кожаного дивана, и бьет по бедрам, когда младший принимается насаживаться сам, потому что ему чертовски хочется полностью обладать и влиять, и младший понимает это очень скоро и тихо стонет в диван, пряча красное лицо, и стараясь скрыть свое смущение, которое никак не скрыть от острого взгляда старшего. Бобби кусает и целует и каждым действием доводит до грани, за которую хочется переступить, но не получается, потому что он сам не дает. И Ханбинни терпит, потому что так нужно, потому что сегодня все решает хен, а он может только прятать лицо и скулить. - Я люблю тебя, - Чживон ласково целует чужую щеку, потому что Ханбин прячет лицо, и берет его на руки, дрожащего, еще не отошедшего от оргазма, чтобы перенести в комнату. Он кутает младшего в плед, и открывает дверь с ноги, совсем не стесняясь своей наготы и того, что мимо проходит кто-то из прислуги. - Я тебя тоже, - тихо шепчет в шею младший, все еще не переставая краснеть от произошедшего, но уже пытается прикрыть Бобби, -Прикройся. Никто кроме меня не должен этого видеть. - Если что, я убью каждого, кто встретится нам сейчас на пути, хочешь? - Хочу, - Ханбин слегка капризно надувает губы и щекочет ими чужую шею. Бобби смеется и прижимает парня к себе, целуя в висок, такого ребяческого, совсем не похожего на того, кого все вокруг знают. - Засыпай, БиАй, - чуть улыбается он, а у младшего даже сил нет спросить, почему он дает ему прозвища глупые, и вообще, что за нахальство. Он как по мановению волшебной палочки просто засыпает. И на пьедестале, куда смотрят те самые, обзываемые «бесчувственными и лицемерными мешками с деньгами», сидит парень, который по-настоящему любит другого человека.